Писателю всегда трудно

Наша сегодняшняя встреча — с человеком, совмещающим в себе и творчество, и государственную деятельность. Николай Чергинец — председатель Союза писателей Беларуси и председатель Комиссии по международным делам и национальной безопасности Совета Республики...
Наша сегодняшняя встреча — с человеком, совмещающим в себе и творчество, и государственную деятельность. Николай Чергинец — председатель Союза писателей Беларуси и председатель Комиссии по международным делам и национальной безопасности Совета Республики. А еще — автор множества романов и киносценариев. Большую часть его творческого багажа составляют детективные романы, потому что они основаны на его профессиональном милицейском опыте.

— Николай Иванович, а вам не надоел ярлык «писателя–милиционера»? Ведь за детективом — репутация жанра, в котором не возникают серьезные произведения...

— Порой я воспринимаю этот «ярлык» закономерным — все–таки тридцать с лишним лет отдано работе в милиции. От «опера» до генерал–лейтенанта. Что же касается солидности жанра... Хочу напомнить, что предисловия к моим книгам писали Иван Чигринов и Василь Быков. Уж они–то по мелочам не разменивались, поверьте. Приятно, конечно, что меня считают как бы родоначальником белорусского детективного жанра. Однако я видел жизнь не только глазами оперативного работника. И писал не только о детективных коллизиях. Много у меня книг о войне — я же дитя войны, родился в 1937 году в Минске. Помню и оккупацию, и колонны военнопленных, которых зимой гнали по сегодняшнему проспекту Независимости. Некоторые падали, немцы их тут же добивали... А потом заставляли жителей убирать трупы... Из 27 моих родственников только в Минске немцы расстреляли 14. В романе «Приказ № 1» показал Минск 1916 года, предреволюционный драматизм, предчувствия, сложную личность Михаила Фрунзе... Годы, проведенные в Афганистане, тоже оставили след в моем творчестве.

— Сегодня многие признают, что ввод советских войск в Афганистан был ошибкой...

— Многие войны за пределами своего Отечества — ошибка. Порой — преступление. Думаю, что в ДРА можно было обойтись и без ввода войск. Но обвинять тех, кого туда послали, военных — тоже преступление. Моральное. В Афганистане я пробыл три года. Был ранен, контужен, участвовал в 200 боевых операциях, отвечал за оборону Кабула... Пришлось обучаться ремеслу войны — нас, «оперов», к этому ведь не готовили. Довелось не только воевать. Многое приходилось создавать с нуля, например, адресную систему в Кабуле. Там ее не было, адреса писались так: «Мечеть такая–то, Абдуле такому–то». Пытались внедрить правила уличного движения. А спали в обнимку с автоматом Калашникова... Странно, но это, может быть, были одни из лучших лет моей жизни. Они оставили незаживающий рубец в характере, в душе. Афган выявлял самое плохое в человеке, но и позволял проявить свои лучшие качества. Кстати, из моей книги «Тайна Черных гор» о событиях в Афганистане в Главлите, помню, вырезали почти треть... Не нравилась тяжелая правда.

— В последнее время активно обсуждают ваш роман «Тайны овального кабинета». Фактически это получился по жанру роман–памфлет, политический фельетон. Особое негодование у критиков вызывают интимные эпизоды, касающиеся американского президента. Пусть и «абстрактного», но, между нами, вполне узнаваемого. После ожесточенной критики вы не жалеете, что включили в роман откровенные эротические сцены?

— Думаю, что оголтелая критика вызвана главным образом политическими мотивами одной–двух «окололитературных» личностей на почве неприязни ко мне. Один гражданин, когда–то старательно работавший в ЦК, только за этот год опубликовал чуть не сотню статей, где учит народ, «как правильно жить» и азартно, до дрожи, «разоблачает» меня. Не обращаю внимания: он из тех людей, которые все время желают барахтаться «наверху»... Когда–то он нападал и на Максима Танка. Так что это не критика, а медицинский диагноз неугомонного, давно вышедшего в тираж «поучителя». А сюжеты для «Тайны овального кабинета» не выдумывал. Десятый год езжу в США, участвую в работе ассамблеи ООН, и постепенно стал накапливаться материал для романа. Был случай, когда Олбрайт меня не пускала в США... Визу дали только в день окончания работы конгресса. Но ко мне в Нью–Йорк приехала из Вашингтона делегация военных, прошедших Вьетнам, — они извинились за поведение своих властей и признались, что считают Клинтона трусом, который, подставив другого парня, увильнул от службы во Вьетнаме. В знак извинения подарили мне флаги всех видов вооруженных сил США. И дали много информации, которую я использовал потом в своей книге. Если в этой вещи и есть т.н. «постельные сцены», то их предполагает жанр. Я пишу о жизни во всех проявлениях, а секс есть и в жизни президентов США, согласитесь. Так что в романе отнюдь не «клубничка», а естественные штрихи жизни... Мне было интересно исследовать, как человеку, облеченному большой властью и наделенному пылким «темпераментом», приходится бороться с «влечением плоти» и одновременно принимать важные политические решения. Какое же это копание в чужом белье? Это — роман, с трагическим порой сюжетом и сложной художественной вязью. Серьезные литературные критики отмечали, что роман имеет много «уровней», отмечая, что «эротика» в книге выглядит фоном, укрупняющим масштаб главного — мотивации главных героев романа. Что же касается бывшего компартийного работника, ударившегося на пенсии в плоские проповеди о «нравственности», — своим вопросом вы напомнили мне о существовании этого реликта — то замечу: моя ссылка на медицинский диагноз «критика» не случайна. Люди преклонного возраста нередко свои жизненные разочарования сублимируют самым необычным образом. Вот и бывший «контрразведчик», пытаясь «скомпрометировать» меня, обильно цитирует «Тайну овального кабинета» в части именно «постельных сцен»! Боюсь, что это не случайно, скорее всего, он впал в известный подростковый грех рукоблудия и вдохновляется при этом некоторыми картинками «Тайны...». Впрочем, хватит об этом беспардонном и скабрезном господине. Давайте продолжим разговор о литературе.

— Вы возглавляете созданный относительно недавно Союз писателей Беларуси. Отношения его с другой организацией, Союзом белорусских писателей, сложные. При этом всегда были и есть талантливые литераторы, которые предпочитают отдавать жизнь творчеству, а не встраиваю себя в какую–нибудь структуру. Как говорил герой Булгакова, «Федор Достоевский и вовсе членом писательского союза не был, однако стоит прочитать страницу его романа — и всякому понятно, что это настоящий писатель». Сейчас членство в союзе рассматривается кое–кем как владение «хлебной карточкой». Редакционным и издательским работникам приходится иметь дело с агрессивными членами, которые только на основании членства требуют публикаций, изданий и славы. Хотя пишут... средненько.

— Во всех постсоветских странах сегодня по нескольку писательских организаций. В России, например, более десятка... Так что ничего нового в этом смысле у Беларуси нет. Но есть у нас одна особенность — в литпроцесс частенько вмешивается политиканство. Ну не дело литераторов заниматься политикой! Мы, кстати, с единомышленниками ушли из союза, в котором было слишком много политиканства, чтобы создать свой, новый, вполне свободный от «политики». Осознанно беру это слово в кавычки. Ведь читатели ценят литераторов не по крепости голосовых связок и звонкости «агиток», а по книгам. Кто не знает, что основное для литератора — создавать талантливые произведения. А литературный «середнячок», в какую бы организацию ни перешел, останется той же серостью, какой и был. И еще момент: я не понимаю, почему те, кто остался в «старом союзе», говорят, что, мол, не изменяют «саюзу Купалы i Коласа»?

Они–то при чем? Ведь это была совсем другая организация, созданная при другой власти. Кстати, справедливости ради отмечу, что некоторых новых шумных «лидеров», называющих себя «продолжателями» и «хранителями традиций», в тот союз просто не приняли бы: тогда планка была действительно высока и человека с тоненькой брошюрой отправляли восвояси. Что касается нашего союза, то я ценю всех, кто в него вступил. А что союз сможет дать им — покажет время. Опять же нельзя сказать, что все члены нашей организации равны талантом, — в литературе и искусстве вообще нет равенства. Есть свои звезды, есть «балласт»... И в нашем союзе мы тоже встречаемся с внутренними трудностями. К сожалению, среди 200 перешедших к нам из того союза есть демагоги, вместо литературы занимающиеся самоутверждением. Такие, увы, кипят не творчеством и гуманизмом, а злобой и завистью, клевещут, по привычке сочиняют доносы... Для этих людей нет ничего святого. Есть и такой «писатель». В одном сочинении похвалит коммунизм, в другом — перестройку, в одном — Сталина, в другом — Гитлера, в одном воспевает Великую Победу, в другом выскажется, что шествие ветеранов в День Победы — кощунство... Читаешь — и оторопь берет: где предел бесстыдству? От таких одиозных личностей мы будем очищаться. Что касается нападок на меня со стороны некоторых членов Союза белорусских писателей, то я всегда призывал коллег поменьше реагировать на «лаянку». Поэтому приятно, что все чаще приходится читать выступления писателей, оставшихся в «старом союзе», которые задаются вопросом: а зачем мы ругаемся? Да, они избрали свой путь, у нас — свой... Думаю, пройдет время, отсеется политический пустоцвет и придет понимание. «Раскол» сгладится.

— Еще один вопрос. Острую дискуссию вызвала новая школьная программа по литературе. Поговаривают, что она создана «под новый союз». Действительно, есть спорные моменты. Почему–то в одном ряду с классиками, известными, талантливыми, читаемыми писателями здесь представлены никому не известные имена. Вряд ли только работа в управленческих структурах да членство в СПБ могут считаться основанием для включения в хрестоматии?

— Да, с нами консультировались по поводу составления школьной программы. И мы не рекомендовали «выбрасывать» кого–то из учебников. Я считаю, что, если у поэта, прозаика есть серьезные, не сиюминутные произведения, они должны остаться в учебнике. Но произведения конъюнктурные, вызванные эмоциями сегодняшнего дня, «политическим моментом», — зачем в это вмешивать детей? Считаю, что будет правильно, если в школьной программе тот или иной известный автор будет представлен не всегда «раскрученным» и, может быть, менее известным, но более глубоким произведением. Это касается и Бородулина, и Гилевича, и Буравкина, и других. И вот еще: литераторов — сотни, покойных и живых. Все, даже самые известные, в школьную программу попасть не могут. Поэтому в окололитературных кругах и разных тусовках всегда найдется повод для дискуссий: почему Икс в учебнике есть, а Игрека нет? И — наоборот. Писатели — люди амбициозные, очень беспокоятся о своем Я, дело известное... Мне кажется, что обязательными в школьной программе должны быть сочинения Коласа, Купалы, Богдановича, Бядули, Короткевича, Танка, Быкова, Шамякина. А будет ли там Чергинец? Об этом я думаю меньше всего. Своим коллегам я рекомендую также к этому относиться спокойно. Что касается случайных имен в школьной программе — это, конечно, неправильно. Детям изучать творчество писателей нужно не по признаку лояльности и занимаемой должности! Но есть в этой истории и такой штрих. Удивляют меня иные люди, сделавшие карьеру на восхвалении Ленина, партии и возомнившие себя классиками: если их куда–то не пригласили, не включили, значит, оскорбили этим всю белорусскую литературу. Скромнее надо быть... И люди потянутся. Ни один из нас всю белорусскую литературу собой не заменит. Что касается проблем с выступлениями... Я лично не могу ни разрешить, ни запретить чье–то выступление. Помочь организовать — да.

— Что нужно сделать для популяризации белорусской литературы?

— Нам не хватает умной и принципиальной литературной критики. В отделах критики некоторых журналов работают абсолютно случайные в литературе люди. Поэтому союз стал соучредителем толстых литературных журналов. Не для того чтобы править бал, а чтобы там было как можно больше хороших произведений, безразлично, в каком союзе их авторы, была компетентная живая критика. Кстати, в СПБ мы образовали секцию критики. Исчезает со страниц журналов и острая, смелая публицистика. Тоже большой вопрос к соответствующим редакционным отделам! Думается, популяризации литературы помогут новые конкурсы. Во время празднования Дня белорусской письменности в Шклове мы вручили призы победителям нашего литературного конкурса — четыре «Золотых Купидона». Будем проводить конкурсы в областях и даже районных городах... Совместно с издательством «Харвест» недавно создали «Библиотеку писателей Беларуси». Уже вышли первые книги — Янки Купалы и Якуба Коласа. Среди авторов — и ушедшие классики, и работающие писатели. Обязательно издадим незаслуженно забытого Ивана Чигринова, издадим Ивана Мележа...

— А если бы вы составляли рейтинг белорусских книг, какие бы в первую очередь назвали?

— Размышлял над этим, но, если честно, не определился.

— Правдивы ли упреки в том, что в новом союзе — приоритет у русскоязычных писателей?

— Разумеется, это неправда. Должен сказать, что я не вижу разницы между произведениями на русском и белорусском языках. Мудрые китайцы придумали поговорку: неважно, какого цвета кошка, лишь бы она мышей ловила. Если перевести это в область литературы — неважно, на каком языке написана книга, лишь бы она была талантлива и востребована читателями.

— Что бы вы пожелали молодым писателям?

— Размышлять и творить. Конечно, молодых писателей нужно поддерживать. Мы приняли решение в каждой областной организации образовать секцию для начинающих литераторов. Это не значит, что каждого потом примут в союз. Теперь условия приема достаточно сложные. Наверное, несколько случайных людей тоже к нам попали. Не успеваем отбиваться от желающих. Атакуют, жалобы пишут, требуют принять на основании того, что они «поддерживают власть»... Мы им отвечаем, что наш союз — это союз писателей, а не политический союз. Хотят подтвердить свой патриотизм — пусть идут в политическую партию... Хотя всегда трудно отказывать людям. Бывают и слезы, и протесты...

— К сожалению, у многих чиновников отношение к белорусской книге как к товару, что она должна приносить доход или, по крайней мере, окупаться.

— Выражение «культура требует жертв» — не просто красивая фраза. За пустышку, хоть яркую, читатель не будет платить. Но и государство, по моему мнению, не должно стоять в стороне, когда речь идет о талантливой книге, о судьбе перспектвного писателя. Нужно ценить труд писателя. Писатель, который нигде не работал, только создавал произведения, — какую получит пенсию? Ведь он к старости будет считаться «тунеядцем», станет нищим... Я убежден, что те, кто является членом союза писателей, уже занимаются профессиональной деятельностью и им должен насчитываться трудовой стаж. Надо или изыскивать средства на пенсии, или увеличивать гонорары. Сегодня они очень малы. Или еще хуже: издал книгу за свой счет, потом сам продавай свои книги... Писатель должен быть нужен обществу. К сожалению, сегодня встречаешься не только с непониманием, но и с подлостью. И не только со стороны «коллег», но и некоторых чиновников. На нынешней бурной волне всплыла ведь и всякая мерзость. Те, кто когда–то не вылезал из ЦК и получал за это ордена и звания, сегодня прикинулись «демократами» и злобствуют куда хуже советских литературных «комиссаров»! Просто брызжут завистливой слюной. А есть и еще более омерзительные типы, разлагающие белорусов расистской пропагандой. Начитались Гитлера, хотя до 1991 года выдавали себя за коммунистов, и науськивают сейчас одни народы на другие. Вот таким не место в писательских объединениях. Ни в «старых». Ни в «новых».

— Спасибо.

Интервью брала Галина ХАРЛАМОВА.

Фото БЕЛТА.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter