Началось все с того, что 25 февраля 1987 года по местному телевидению рассказали о планах Москвы наладить в республике добычу фосфоритов, для чего близ города Раквере предполагалось построить гигантскую шахту. Данное известие всколыхнуло эстонцев, и они поднялись «на защиту родной природы».
Только навоз

Впрочем, по свидетельству политика и публициста русской общины Эстонии Геннадия Афанасьева, история фосфоритного вопроса гораздо старше. «Впервые в Эстонии фосфориты начали разрабатывать еще в 1922 году. Из месторождения в деревне Юлгазе под самым боком у Таллина фосфоритную муку отправляли в Германию, которая начала приходить в себя после Первой мировой войны. Собственная переработка фосфоритов в Эстонии появилась позже, уже после Второй мировой, когда по соседству с карьером в Юлгазе возвели химзавод с цехом серной кислоты, без которой выпуск удобрений невозможен. Рыжие «лисьи хвосты» исчезли над заводом и городом Маарду, который образовался вокруг предприятия, лишь в восьмидесятые годы XX столетия. Пласт был отработан, производство удобрений прекратилось. Еще в конце 60-х годов прошлого века была произведена разведка и оценка запасов эстонских фосфоритов – в частности, месторождений в Тоолсе близ города Кунда и в Пандивере, неподалеку от районного центра Раквере», – напоминает Афанасьев. Эта работа, по его словам, продолжилась и в следующем десятилетии.
В 1981 году Академия наук Эстонской ССР обнародовала итоги своих исследований по данному вопросу. Ученые не отрицали, что добыча фосфоритов может принести большой доход, однако предупреждали о возможности большого экологического ущерба – особенно с учетом того, что месторождение находится в регионе с развитым сельским хозяйством. Поэтому, по словам экспертов, к делу следовало бы подойти максимально осторожно, избегая открытой карьерной разработки.
К тому моменту, когда Москва обнародовала свое намерение заняться добычей фосфоритов (правда, оговаривалось, что окончательное решение на этот счет должен принять народ Эстонии), в республике уже шло брожение. Идеи национального возрождения гармонично сплетались со стереотипом об «оккупантах, насилующих нашу природу». К тому же еще совсем недавно прогремел Чернобыль, подорвавший веру в надежность советской техносферы, и известие о возможной разработке фосфоритов было подобно падению зажженной спички в пороховой погреб – по Эстонии покатился вал протестов. Его эпицентром был университетский Тарту, где среди молодежи роились идеи «избавления от советского ига*».
Акции протеста были мирными, но изобретательными: велопробеги и разбивка палаточных городков в местах предполагаемой добычи фосфоритной руды, отправка тысяч писем протеста, распространение футболок с призывами бороться за экологию, многочисленные публикации в прессе, призывы отказаться от использования минеральных удобрений (на эту тему художник Прийт Пярн нарисовал широко известную в Эстонии картинку «Только навоз»). Кульминация борьбы пришлась на весну 87-го, когда студенты провели два крупных митинга – в апреле и мае. Сильным аргументом (который, впрочем, проговаривался вполголоса) стал слух о том, что рабочих для строительства шахты завезут из других частей СССР – «а у нас и так слишком много инородцев». Время открытых лозунгов «Чемодан – вокзал – Россия!» наступит уже совсем скоро.
Власти пытались разрядить обстановку. Была проведена пресс-конференция, в ходе которой тогдашний председатель Совета Министров Эстонии Бруно Сауль, отбиваясь от нападок телевизионщиков, доказывал, что разработку не начнут, пока не закончат все необходимые исследования и не получат гарантии безопасности, другое дело, что ведение современного сельского хозяйства немыслимо без качественных удобрений, на одном навозе далеко не уедешь, так что рано или поздно заняться добычей фосфоритов все-таки придется. Но его мало кто слушал, напротив, яростно обличали. «В стране началась перестройка, и в 1987 году уже можно было выступать без особого страха и риска. Никого бы за это не повязали, не отправили по этапу, не уволили, наконец», – иронизирует Афанасьев. Давление оказалось эффективным: власти объявили, что строить шахту не станут.
Бруно был прав
«Достигнутый в «фосфоритной войне» успех пробудил народ от длившейся десятилетиями спячки. Он однозначно дал понять, что компартия уже не в состоянии контролировать ситуацию», – вспоминал позднее бывший премьер-министр Эстонии, националист Март Лаар. Некогда популярный политик Юхан Аре, сделавший себе имя на тех событиях, с ним согласен: «Победа в «фосфоритной войне» позволила сразу же перейти к следующему вопросу: должны ли мы входить в состав этого Союза? Обычная политика Советского Союза получила первый щелчок во время «фосфоритной войны», и этот щелчок так расколол и ослабил Союз, что следующей фазой стала уже «поющая революция» с лозунгом «Свободу Эстонии!».
Действительно, экологические лозунги быстро переросли в требование разрыва с Москвой. Первой ласточкой стала демонстрация 23 августа в Таллине с требованием «опубликовать секретные протоколы пакта Молотова – Риббентропа». В сентябре был обнародован проект о переходе Эстонии на экономическую самостоятельность («хозрасчет»), а чуть позже начались молодежные манифестации, на которых вспоминали войну 1918–1920 годов против Советской России и поднимали сине-черно-белый флаг довоенной Эстонской Республики. Советские войска в происходящее не вмешивались, КГБ только отслеживал ситуацию, а неловкие попытки властей помещать митингам лишь накаляли обстановку. Кстати, во времена разгона студенческой демонстрации в Тарту заведующим организационным отделом местного райкома Компартии был будущий премьер Андрус Ансип. Много позже он рассказывал, что в тот день пил чай у тещи и потому не мог быть причастен к разгону. В 2007-м именно Ансип отдал приказ убрать из центра Таллина «Бронзового солдата», что приведет к беспорядкам, жестко подавленным властями.
В 1988-м был создан Народный фронт Эстонии, быстро набиравший сторонников. Летом того же года Михаил Горбачев сменил непопулярного среди эстонцев консервативного главу КПЭ Карла Вайно на Вайно Вяльяса. Тот, чувствуя поддержку и давление народного движения, начал принимать все более радикальные решения и «продавливать» их в московских коридорах власти. 16 ноября Верховный совет принял «Декларацию о суверенитете», провозгласившую верховенство законов Эстонской ССР над законодательством Советского Союза. Отсюда было недалеко и до полного отделения.
Понятно, что в современной Эстонии победу в «фосфоритной войне» подают в качестве крупного исторического достижения. Юхан Аре вспоминает: «Мы имеем возможность наслаждаться хорошим состоянием своей природы во многом благодаря тому, что в послевоенные десятилетия удавалось застопорить некоторые чрезвычайно вредные для природы Эстонии крупные проекты. Состояние эстонской природы было бы сейчас совсем иным, если бы мы вели себя в то время так же, как многие среднеазиатские союзные республики или Белоруссия, где отдавали Москве честь и говорили: да, приказ пришел – выполним. Знали, что потом за послушание дадут орден и премию. В Эстонии планировали, среди прочего, построить атомную станцию, провести нефтепровод через Пандиверескую возвышенность, открыть фосфоритную шахту, расширить сланцевые шахты, чтобы объем добычи достиг 50 миллионов тонн сланца в год. Страшно подумать, как сейчас выглядела бы Эстония, если бы все эти планы осуществились».
При всем при этом Бруно Сауль оказался прав – постсоветская Эстония вернулась к идее разработки фосфоритов, благо нынешняя экономическая ситуация в стране далека от идеальной. К примеру, профессор макроэкономики Тартуского университета Рауль Эаметс призывает зарабатывать на недрах страны: поскольку фосфорита в мире остается все меньше и цена его будет расти, подобный шанс упустить нельзя. «Сейчас у власти находится поколение, которое помнит «фосфоритную войну» в период восстановления независимости Эстонии. Это политически табуированная тема сейчас, – признает ученый. – Однако наши недра не такие скудные, как принято считать. Под месторождениями фосфорита находятся урановые месторождения. У нас есть сланец и сланцевая химия, которые могут себя окупить, у нас есть заслуживающие внимания запасы железной руды».
В прошлом году министерство окружающей среды объявило, что рассматривает возможность создания юрлица, которое в перспективе должно заняться исследованием и разработкой «фосфоритного клондайка». В качестве одного из вариантов министерство видит преобразование акционерного общества Eesti Geoloogiakeskus («Эстонский центр геологии») в госучреждение. «Для того, чтобы заслужить общественное доверие, государство должно проявлять больше инициативы в вопросах добычи стратегических ископаемых», – заявил на сей счет представитель министерства Адо Лыхмус.
Без метро и ГЭС
Стоит отметить, что тема экологии широко применялась на начальных этапах отделения от СССР и в соседней Латвии. Там активисты вели борьбу с двумя проектами – метро в Риге (тогда развернулись массовые акции протеста под лозунгами «Метро – нет!») и ГЭС под Даугавпилсом. Но если к возведению метро приступить толком так и не успели, то работа над гидроэлектростанцией к тому моменту уже кипела вовсю: неподалеку от даугавпилсского микрорайона Ругели был вырыт огромный котлован, создана почти вся инфраструктура, необходимая для такого масштабного предприятия – проведены железнодорожные пути, налажены необходимые энергетические сети. Объем необходимых работ был выполнен примерно на 70%. Однако местные активисты убеждали население, что деятельность ГЭС вызовет региональную катастрофу.
Некоторые строили на этом свои карьеры. Так, Дайнис Иванс, ставший впоследствии известным политиком, в 1986 году через газету «Литература и искусство» обратился с призывом остановить возведение ГЭС, чтобы не дать затопить заповедную долину реки, сохранить редкие растения и животных. В итоге в 1987 году было озвучено решение о прекращении стройки.
Уже в 1994 году новые власти Даугавпилса решили реанимировать проект. Необходимость в лозунгах отпала, зато выгода от создания ГЭС представлялась очевидной: стабильный и дешевый источник электроэнергии мог бы послужить выправлению экономической ситуации в неблагополучном регионе. Но обойтись своими средствами самоуправление не смогло, а привлечь инвестора так и не получилось. Это не мешает городским властям раз за разом стряхивать пыль с проекта гидроэлектростанции накануне выборов – в частности, его сторонником является нынешний мэр Янис Лачплесис. Летом 2012 года тогдашний президент Андрис Берзиньш с группой депутатов сейма от Латгалии обсуждал проект реанимации Даугавпилсской ГЭС, поговаривают об этом и сейчас, но воз и ныне там.
Совсем недавно спикер сейма Инара Мурниеце провела мероприятие, посвященное тридцатилетней годовщине первой победы латышей над СССР – таковой считается недопущение строительства ГЭС. Латвия гордится своими победами.
* Организация, в отношении которой судом принято вступившее в законную силу решение о ликвидации или запрете деятельности по основаниям, предусмотренным ФЗ "О противодействии экстремистской деятельности"
Вячеслав Вишневский
ВЗГЛЯД