Продолжаем исследовать изнанку криминального мира. В каждом материале нашего цикла — один человек, одна судьба, одно преступление. Как урок, как исповедь и предостережение.
Мы рассказываем о том, что скрыто за судебными решениями. И сегодня в летописи ошибок и неиспользованных вариантов глава пятая — оптимистическая. Про тех, у кого жизнь только начинается. Они не имеют права ссылаться на обстоятельства. Их судьба — все еще в их руках.
Часть 1–я. Школа
Нам не повезло: в ВСШ № 5 города Бобруйска было пусто. Начало ноября — каникулы. В классах дежурили лишь учителя. Сверкали чистотой парты, не изрисованные детскими автографами. Нам объяснили: если кто–то рискнет здесь порисовать, то сразу же получит нагоняй или, вполне может быть, даже внеочередное дежурство по хозблоку.
Каникулы в этой странной школе необычные. Ученики не разъезжаются по домам отдыха и пансионатам. Скованные своими статьями, уехать отсюда они не могут. Вот и тот, кто нам нужен — одиннадцатиклассник Марк Лиходиевский, — неподалеку, в шаговой доступности. Трудится в промзоне. Скоро его приведут.
Аббревиатура ВСШ расшифровывается как вечерняя сменная школа. Она расположена на территории воспитательной колонии № 2. Здесь учатся убийцы, распространители наркотиков, насильники, мошенники и хулиганы. Они изучают классиков и доказывают теоремы. Многие из них пытаются доказать, что попали в эту школу случайно, по глупости и безалаберности. Тот, кого мы ждем, наверняка тоже будет об этом говорить.
На входе в ВСШ табличка с расписанием занятий. Каждая смена — а это, как правило, два отряда — начинает учебу с построения. Ученики выстраиваются перед корпусом на перекличку. Чтобы выглядело бодрее, здесь это назвали школьной линейкой.
Потом школьники расходятся по классам. Через специальные окошки, которые есть в каждой двери, ведущей в кабинет, за ними следят контролеры. На всякий случай.
Марк Олегович Лиходиевский — парень не агрессивный. У него «простая» статья. Но поговорить один на один нам все равно не разрешают. Мало ли что.
— Мне 19 лет, гражданство белорусское, родился в Минске, живу в Заводском районе, — начинает парень свой рассказ. — Сюда я угодил по делу. То есть заслужил.
У парня малопримечательная биография. Обычная семья — папа, мама, сестра. Отец работал на заводе, мать смотрела за детьми. Глава семьи умер — проблемы с сердцем. Мать устроилась на работу. Сын ходил в школу. Прогуливал иногда — но не наглел.
Особых увлечений у него не было. Разве только автомобили. Машинами Марк увлекался с детства. Причем интересовала его техническая часть. Хобби вскоре переросло в бизнес. Начал помогать товарищу, которого знал с детства, с ремонтом. Работали в гараже. Специализировался парень на карданах и ШРУСах, мог и тормозную систему починить. Получив первые деньги, Лиходиевский реализовал свою детскую мечту. И внутренние его тормоза потихоньку начали давать сбой...
— С помощью знакомых купил себе автомобиль, — продолжает мой собеседник. — «Опель», 87–го года выпуска, но в приличном состоянии. Потом сам довел авто до ума. Было мне тогда 16 лет. Как ездил? Без прав, понятно. Раз пять останавливали. Выписывали штраф, отправляли информацию в инспекцию по делам несовершеннолетних. Матери сообщали. Она переживала. Но мне в тот момент это казалось несерьезным. Чего тут переживать — я ведь не человека, елки–палки, убил.
Часть 2–я. Консервация
Правила внутреннего распорядка во всех колониях одинаковы. А вот режим отбывания наказания по сравнению с взрослыми ИК на «малолетке» чуть легче. Осужденным положено больше посылок, передач, краткосрочных свиданий. Чаще они могут звонить близким родственникам. Еще их лучше кормят — суп, жаркое и кисель на обед, согласитесь, вполне неплохо для «зоны». Одежда в ВК тоже приличного качества. А скоро здесь и вовсе введут единый, как сказали бы реформаторы от образования, «деловой стиль». По задумке руководства колонии разработана и уже пошита новая форма синего цвета. Будет у осужденных и своя эмблема. В общем, не «зона», а кадетский корпус.
Осужденные в «корпус» поступают начиная с 14 лет. Потолок — 21 год, но в некоторых случаях оставить постояльца на «малолетке» могут еще на 12 месяцев.
Разделения по возрастам в отрядах нет. Сотрудники ВК–2 объясняют: делить бессмысленно, ведь отличий в поведении и взгляде на мир между 14–летним и 20–летним осужденными немного. В условиях колонии ребята взрослеют гораздо медленнее, чем на воле. Их копилка с жизненным опытом пуста, как иногда пусты и их глаза. В этих условиях, как сказали бы знатоки, происходят консервация личности.
— Закончил 9 классов и поступил в лицей машиностроения, — бубнит между тем Лиходиевский. — Зачислили без проблем — мне это было интересно. Но не проучился и года — попал сюда. Как попал? Да глупо все вышло. Возле магазина «Горячий хлеб», который в моем районе, стояла машина. Несколько лет она там стояла — никто на ней не ездил. Решили мы с товарищем ее купить, чтобы разобрать на запчасти. Друг узнал, чья развалюха, определили телефон владельца. Начали ему звонить, чтобы продал. Не получилось. Однажды проезжали мимо, подцепили тачку на буксир и утянули. Неделю она простояла в гараже. Даже разобрать не успели. А потом нас взяли.
Марка как несовершеннолетнего отпустили под подписку. Во время следствия он не отпирался. Чего юлить? Все очевидно.
Часть 3–я. Портрет
Осень. Слякоть. Накрапывает дождь. Строем по направлению к столовой марширует отряд. Идут в ногу, шлепая по лужам. Все в зимних головных уборах. Смотрят с любопытством на нас с фотографом. И я вглядываюсь в их лица, пытаясь разглядеть в них отблеск детства, а еще представить, за что они попали сюда. Но вот еще одна специфическая особенность «малолетки» — внешность здешних «воспитанников» обманчива, ей не стоит доверять. Щуплый 14–летний паренек с голубыми глазами, который в здоровенной шапке смотрится комично, может запросто оказаться жестоким и циничным убийцей. Личные дела некоторых осужденных в ВК впечатлительным людям лучше не читать...
Заместитель начальника колонии по исправпроцессу и работе с личным составом Федор Заяц показывает мне статистические выкладки. За убийство в ВК–2 отбывают срок 22 человека. Столько же за изнасилование и причинение тяжких телесных повреждений. 31 человек — за грабеж, 54 человека — за разбой, 43 — за хулиганство, 51 — за кражи и т.д. В этом горьком списке представлены практически все преступления. Нет только коррупционеров и торговцев людьми. А так — яркий социальный срез. То, чем болеет общество, не может обойти стороной и детей. За список этот всем нам, взрослым, должно быть стыдно.
...Осужденные выстраиваются перед столовой. Вот парень из Мозыря. Учился в ПТУ. На переменке попросил у своего товарища телефон — «на минутку позвонить». Не отдал. А потом избил ученика, отобрал сумку с вещами. В результате — срок. Глупо, нелепо... В колонии ведет себя порядочно. Исправляется.
А рядом с ним — коллега по отряду. Он гулял по улицам своего городка, искал ребят, которым по 5 — 6 лет, заводил их за гаражи и насиловал. Было ему в то время 15 лет.
Еще человек в первом ряду. Неблагополучная семья. Отец умер. К матери приходили собутыльники. Выпивали. Один из них поднял на женщину руку. Сын заступился, пырнул нападавшего ножом. Зарезал.
Есть здесь и ребята, у которых в жизни было все на первый взгляд благополучно. Отец–дипломат, хорошая школа, денег — куры не клюют... А сыночек вдруг ни с того ни с сего крадет из припаркованной машины магнитолу, тут же ее выбрасывает, потом нападает на прохожих, отнимает деньги... Оказывается, подростку просто не хватало внимания. Похожая ситуация: парню из нормальной семьи дружок предложил подзаработать — продавать в клубах марихуану. На второй день горе–торговца взяли. Есть изъятие — есть и срок.
А на иных и смотреть тошно. Член сатанинской группы вместе с подельниками зверски убил девочку, которая из секты решила уйти. Сначала «детки» били жертву камнем по голове, потом положили ей на грудь бетонную плиту, прыгали на ней, ломая ребра. После сбросили тело с моста в реку — но девочка оставалась жива. В конце концов, зверье задушило несчастную шарфом.
...Строй «штрафников» звенит в столовой кружками, а я думаю — не набатом звучит ли этот звон? Все, что указано выше, не новость, каждый случай был подробно описан в прессе. С неизменными вздохами, с риторическим вопросом о том, куда катится мир, если ребенок берется за нож. Те, кто постоянно общается с несовершеннолетними преступниками, впрочем, от подобного пессимизма далеки. Федор Заяц рассуждает: «Тысячу лет философы предсказывают, что следующее поколение съест само себя и самоуничтожится, а этого не происходит. И даже жестокость — понятие проходящее».
Но мы отвлеклись. Лиходиевский еще не закончил.
— Мать наняла адвоката, хотя я уже знал, что будет срок. Готовился к этому. Было страшно. Знакомые рассказывали, что здесь несладко. На суде прокурор попросил 5 лет. В итоге дали три. Мать плакала. Судья наша — принципиальная. Отрезала: «Раньше надо было плакать». Вообще, тот день я помню смутно. Все разошлись, меня посадили в бокс — в маленькую такую комнатушку. Уже в наручниках. Потом привезли в СИЗО — я не понимал, где нахожусь, зачем я здесь. Вот, собственно, и все. Этап, две недели в карантине, распределение в отряд.
Часть 4–я. Карусель
Человек с автоматом маячит на вышке. Колючая проволока режет мир на квадраты. Собаки перелаиваются между собой, и их переговоры не позволяют осужденным забыть, что они на «зоне». В ВК–2, кстати, непреодолимая полоса свободного окарауливания. Об этом тут знает каждый.
С несовершеннолетними трудно. Не зря детские бунты, которые порой вспыхивают в колониях, называют дикими, непредсказуемыми. Если поступок взрослого человека можно как–то предвосхитить, спрогнозировать, то здесь все иначе.
— Ведь как может быть: один осужденный подойдет к другому и скажет — а не слабо тебе на «запретку» броситься? — моделирует возможную ситуацию начальник ВК–2 Николай Андросюк. — Тот разозлится: «Мне, слабо?» И прыгнет. Таких случаев, к счастью, в истории наших воспитательных колоний не было. Но мы к ним готовы и бдительность, как может подумать человек со стороны, не теряем.
Оперативная работа, контролеры внутри периметра — все как и в «настоящих» ИК. Находят в отрядах и лезвия, и самодельные кипятильники, и бражку к Новому году кто–то может попытаться сделать... Бесполезно — найдут, а потом накажут.
Как? Могут определить в ДИЗО — местный облегченный аналог штрафного изолятора. Отличие в том, что на ночь в дисциплинарном изоляторе провинившимся выдают постельные принадлежности. Держат здесь тоже меньше, чем взрослых, — максимум 7 суток.
Три месяца ДИЗО в бобруйской «малолетке» пустовало — последний «клиент» заселился в ноябре. Парень объявил бойкот, отказался мыть туалеты (а это здесь обязаны делать все), вот и был наказан.
И вместе с тем: отблеск детства, который я искал, проникает и за периметр. Осужденные зимой лепят снеговиков, бегают в «отоварку» за конфетами и леденцами, с радостью катаются на каруселях — отличившихся воспитанников иногда выводят в город... Есть среди них и мастера на все руки. Под Новый год осужденные–кулинары лепят торты невиданной красоты. «Сюжет», правда, недетский — макет колонии в миниатюре.
— Жизнь как жизнь — сойдет, — откровенничает Лиходиевский. — Условия приемлемые, контроль — умеренно строгий. Но вот свобода... Я по ней соскучился. Мы тут все скучаем.
Часть 5–я. Разговорчики в строю
В ИК–8 в Орше я беседовал с осужденным, у которого руки были исколоты татуировками. Он нанес их на «малолетке». Подхватил там эту воровскую романтику, встал, как выражаются сами зэки, на «блатные педали». А по ним путь один — этапный, к строгому режиму.
С криминальной субкультурой в ВК–2 усиленно борются. Здесь убеждены: это та зараза, которую надо выжигать на корню. В 2009–м было два факта нанесения татуировок. Провинившихся наказали. В этом никто не рискнул. Также и со сленгом — за «феню» тоже по головке не погладят.
— Всех «авторитетов», «блатных» и «воров в законе» мы изолируем от общества в одном помещении, — говорит начальник ВК. — Пусть сидят, смотрят друг за другом и не мешают жить остальным.
Есть, правда, нюанс. Если на «малолетке» молодого человека, которому исполнилось 18 лет, оставить обязаны, то в следственном изоляторе после достижения совершеннолетия из «детской» камеры осужденного выгоняют.
Что в итоге? Приезжает, к примеру, постоялец ВК на суд или на следственные действия, попадает в камеру с опытными «сидельцами». А по возвращении домой, в родную ВК, начинает фантазировать: дескать, сидел только с ворами, которые назначили его смотрящим, мобильника имел аж три, водку ему приносили блатные, а шампанское лилось рекой. Такая вот буйная фантазия тоже опасна.
Часть 6–я. Аквариум
Мы беседуем с Лиходиевским, а рядом плавают рыбы. В каждом жилом корпусе стоят большие аквариумы, в которых на дне сверкают сказочные замки. Сами корпуса оформлены и отделаны с шиком. Здесь столько цветов, сколько, уверен, осужденные и не видели. Наверное, сделано для того, чтобы сотрудники колонии не забывали: дети — это цветы жизни...
Психолог Марина Варченя работает в ВК недавно. Она многое знает о цинизме и жестокости подростков, не раз видела их личные дела.
— Для меня это просто молодые люди, у которых есть потребность выговориться, — утверждает тем не менее психолог. — Большинство из них сожалеют о том, что совершили. Многих беспокоит, как вести себя на свободе. Особенно тех, кто отсидел пять, восемь, десять лет. Сначала они стремятся домой, разговоры только об этом. А в последние недели им становится страшно. Готовим к освобождению, к УДО, есть специальные тренинги. Но там, на свободе, к сожалению, оказать им помощь некому.
Работают в современных воспитательных колониях, конечно, не по канонам «Педагогической поэмы», хотя многое из творчества А.Макаренко все еще актуально. Вот, например, классик убеждал, что «советская педагогическая логика не сможет выдержать никакой критики, если мы вычеркнем в логическом построении коллектив». Так и в ВК–2 его не вычеркивают. Другое дело, что от коллектива нынешние подростки еще дальше, чем их сверстники в середине прошлого века.
— О том, что совершили, среди нас говорить не принято, — рассуждает Марк Лиходиевский. — Чем тут хвастаться? Хотя мы, конечно, знаем, кто за что сидит. Некоторых можно пожалеть — есть тут паренек, который коня украл. А был мальчик из Минска, который маленьким детям руки поджигал. Вот с ним никто не общался. Как–то так получилось.
Часть 7–я. Этап
На территории есть ПТУ. Лиходиевский выучился здесь на слесаря.
— В феврале, надеюсь, условно–досрочно освобожусь, — мечтает парень. — Что дальше? Думаю снова пойти в лицей. А это все забыть, как страшный, постыдный сон.
Такие вот планы, такая детская еще простота. Как окажется на самом деле, как распорядится своей жизнью этот и другие выпускники «малолетки»? Трудно сказать. Жизнь прожить — не поле перейти...
К пословице этой, впрочем, в ВК относятся настороженно. Рядом с бобруйской «малолеткой», через пустырь, забор другого спецучреждения — исправительной колонии № 2. Здесь так и говорят: этот к нам никогда не вернется. А этот — поле перейдет точно...
Статистику «возвратов» в воспитательной колонии начали вести в этом году. Цифры рецидива меньше, чем во взрослых ИК. И тем не менее... Убедился сам: многие из героев нашего проекта, о которых мы уже писали, пройдя «малолетку», так ничего и не поняли, так ничему и не научились. ВК стала для них пересадочной станцией. Только билет они взяли в направлении неправильном, бесперспективном. Может оно привести и в казематы жодинского «метро», прямиком в спецучасток, где содержат пожизненных заключенных. О таких примерах ребятам тоже рассказывают.
Есть однако и счастливые билеты. Их тоже немало. В ВСШ № 5 оформлен стенд с фотографиями бывших осужденных «малолетки», которые сумели начать нормальную жизнь. Среди них и спортсмены, и люди в погонах, и успешные предприниматели. Может быть, именно они — мерило эффективности исправпроцесса в ВК?
Но меряют все больше в дензнаках. Содержание несовершеннолетних преступников в воспитательных колониях обходится государству в копеечку. Во всяком случае, дороже, чем в ИК. Вот уже несколько лет среди специалистов не утихают споры — а может, чтобы снизить расходы, стоит пересмотреть возрастную планку? И всех, кто после 18, тут же отправлять в «зону» настоящую? Так, кстати, сейчас в России.
Н.Андросюк убежден: делать этого ни в коем случае нельзя. Когда поступивший в колонию в 16 лет твердо знает, что через два года он обязательно сменит прописку, смысл воспитательного процесса теряется. На «малолетке» такие люди будут балагурить, нарушать режим. Экономия здесь — не к месту.
Заставить платить родителей? Но ведь многие папы и мамы ни разу не навестили своих детей, не выплачивают их иски. Количество должников только увеличится.
...Все это, впрочем, нашего героя Марка Лиходиевского уже не волнует. Скоро он оставит бобруйское поле со всеми его треволнениями. Он думает о воле и о маме, когда отряд, снявшись с работ, пройдя через контроль, марширует по плацу. Пересадочная станция, переходный возраст... Пацаны в серых робах, у которых все еще впереди, шлепают в жилой блок.
