Народный артист Беларуси режиссер Борис Луценко заканчивает работу над новым спектаклем
На этот раз в поле вдохновения Б.Луценко попал не кто иной, как великий француз, энциклопедист и философ Дени Дидро. Сообразно имени главного персонажа пьесы можно было предположить, что и название постановки будет соответствующим, то есть академичным и почтительным. Увы, я ошибался!
«Спектакль будет называться «Распутник», — сказал Борис Иванович с интонацией вызова в голосе.
— Ага, господин режиссер, и ваш хваленый академический театр «пожелтел», коль скоро вы за интимные истории великих мира сего взялись!
— Ничуть не бывало, ведь распутными бывают не только дела любовные, но и мысли гения, когда они входят в противоречие с его душой и сердцем. Вот тут–то и рождается настоящая игра ума, разрушающая прежнее миропонимание и рождающая новую гармонию. Так что все классические каноны, то есть единство времени, места и образа действия, будут неукоснительно соблюдены и, поверьте, никто на нравственность зрителей покушаться не будет.
— И какого автора на этот раз вы бу
дете кромсать, резать, клеить, то есть менять почти до неузнаваемости, как вы это обычно делаете даже с такими гениями словесности, как Шекспир или Пушкин?
— Никого я не режу и не кромсаю, на самом деле просто разговариваю с автором: через его биографию, через статьи и очерки его современников, проникая в те времена, когда был написан драматургический материал и, естественно, когда развертывалось действие пьесы. На этот раз моим собеседником стал Эрик–Эммануэль Шмитт. Мне интересно было познакомиться с его мыслями и чувствами, тем более что главный герой описываемых событий — сам Дени Дидро. Мало кто знает, что он автор целого ряда замечательных пьес и, как это ни странно для философа, написал потрясающую статью «Парадокс об актере». Прошло более двух столетий, а она до сих пор актуальна и может служить пособием современному режиссеру. Разве я мог пройти мимо такого клада?
— И что, творческие находки, сделанные в театре в середине XVIII века, остались ценностью до сих пор? Чем же занималась почти два с половиной века театральная наука? Надо полагать, вы говорите о какой–то сугубо условной, не практической пользе той статьи Дидро?
— Нет, именно о самой что ни на есть практической пользе «Парадокса об актере» я веду речь. В этом труде Дидро прописал, какими техниками должен пользоваться настоящий мастер сцены. Мы, современные режиссеры, требуем от актеров некоей якобы правдивой интонации, естественного существования, но часто забываем подвести подо все это качественный тренаж актерского аппарата. А зря! Ведь футболист, стремясь забивать голы, тренируется каждодневно до седьмого пота. Почему же тогда актер не делает того же самого, рассчитывая восхищать своим мастерством зрителей в театре?
— Вот тут, Борис Иванович, и следовало бы сказать о роли режиссуры в развитии сценического искусства...
— Каюсь! Часто прикрывал беспомощность актеров то музыкой, то танцами, то некими спецэффектами. Потом в целом казалось, что все неплохо, что исполнитель роли вроде как интересен, есть обаяние и привлекательность, да и зрители аплодируют. Что еще надо? Теперь в своей новой постановке хочу отказаться от этой порочной практики, да и крайне занимательный сюжет пьесы «Распутник» к этому располагает.
— Режиссер Луценко опять придумал нечто новенькое, дабы зритель на премьере ахнул от неожиданности?
— В свое время, еще учась в театральном институте, мы с Валерием Раевским, как бы балуясь, рассказывали друг другу о своих новациях, которые хотели применять в будущих постановках. Вот как–то Валера меня и спрашивает: «Ну ты придумал нечто новенькое, чтобы эффектнее начать спектакль?» А я ему в ответ: «Конечно, придумал. Представляешь, занавес открывается, а на сцене во всю ее ширину и глубину ничего нет!»
— Зная вас, Борис Иванович, ничуть не сомневаюсь, что именно так «Распутник» и начнется. Ох, неспроста байка о пустой сцене рассказана да статья Дидро «Парадокс об актере» прочитана! Если еще Веня Маршак будет на этом спектакле художником–постановщиком, то ничуть не сомневаюсь, что вы сотворите вместо нормальных декораций нечто вроде бамбукового домика японского крестьянина с рисовой циновкой вместо мебели или черного квадрата Малевича. Я прав?
— Вот все вам и расскажи! Да, художник Маршак действительно приглашен в нашу команду, и мы буквально пару дней тому назад сдали худсовету макет. Какой? 30 декабря занавес откроется, а на сцене во всю ее ширину и глубину... К слову, загадка черного квадрата еще до конца не разгадана, но то, что Малевич этой своей работой возбудил в зрителях воображение, — бесспорный факт. А пока репетиции действительно идут на пустой сцене, и это пространство мне нравится. Здесь вырастает роль лицедействующего актера, ибо ему не за чем спрятаться, и он может творить в своем «черном квадрате» все, что захочет, или, вернее, что сможет. Еще Дидро говорил, что для него в первую очередь важны техника актерского мастерства и чувства исполнителя той или иной роли, без потерь переданные публике.
— Мы с вами все о Дидро да о Дидро говорим, а драматурга Шмитта совсем забыли, а ведь именно он автор пьесы, которую вы будете ставить. Что все–таки увидят зрители в самый канун Нового года?
— Ну уж нет, никаких тайн постановки я выдавать не буду. Разве интересно читать детектив, если с первой страницы знаешь, кто убийца?
