Военное детство научило первостроителя Новополоцка ценить мир

Память сердца не молчит

Первостроитель Новополоцка, переживший ужасы войны, против разрушения нашего мира и спокойствия

Третью часть сборника воспоминаний новополочан о войне «И память сердца говорит...» на днях презентовал Музей истории и культуры Новополоцка. Казалось бы, какое может иметь отношение к самой кровопролитной и героической странице истории нашей страны и защиты ее независимости Новополоцк-Нефтеград, основанный в 1958 году? Однако как раз первостроители одного из самых молодых и процветающих городов страны были в большинстве фронтовиками или детьми войны. Часть воспоминаний в виде автобиографий, писем, мемуаров, открыток хранилась в фондах музея, рассказывает главный хранитель фондов музея Марина Куксёнок, составитель книги. Есть и живые свидетели. Среди них один из первостроителей Новополоцка, 84-летний Анатолий ГУЩА. Мы встретились с ним и узнали, как чудом избежала смерти их семья.



Сразу обратила внимание на место его рождения — деревня Лакетчино Сиротинского района. Сейчас это Шумилинщина. В чем-то название стало пророческим для семьи Гущи: трое маленьких детей остались сиротами по вине захватчиков.

Отец мальчика Иван погиб 18 января 1943 года неподалеку от родных мест, возле города Вележ Смоленской области. Последнее упокоение нашел на высоком берегу родной Западной Двины, но в российской земле. Впрочем, тогда границ не было.

Картинки военного времени врезались в память Анатолия на всю жизнь:

— Было уже лето 1943-го. Видимо, партизаны были очень активны, и немцы пытались им отомстить. Солнечный день. Через нашу деревню уже и до этого проходили люди из соседних деревень, куда наведались каратели. Те населенные пункты ближе к лесу, там было больше партизан. Знакомые говорили маме: «Уходи! Такого-то уже расстреляли, другого…» Она, конечно, испугалась. Одела нас, нацепила крестики, связала узелок. У нас жила беженка, Женя. Мама сказала ей: «Если я не вернусь, вот это все — твое…» 

Пройти с узелком, малышкой на руках и двумя ребятами, вцепившимися в юбку, удалось совсем немного. Другая односельчанка стала отговаривать: «Кругом немцы. Уходишь, значит, партизанка. Расстреляют и знать никто не будет…» Повернули назад. Еще не успели толком раздеться в доме — в деревню вошли каратели. Староста бежал по улице и созывал всех в центр деревни. Там был широкий выгон, где пасли коров. И мать Толи пошла с детьми, потому что все собирались. Всю эту толпу захватчики поставили на колени: и малых, и старых. 

— Потом старший немец через переводчика сказал: «У кого мужчины в партизанах или в армии, выйти», — вспоминает пожилой человек. — Два раза он это повторил, и мать с нами вышла. Поставили на коленях поодаль вместе с еще одной старушкой и ее дочерью, ее сын ушел вместе с отцом. 

На краю выгона в копне сена был замаскирован готовый уничтожить их пулемет… Немец предупредил: будете сотрудничать с партизанами, ждет вас то же, что Барсуки. Эту деревню возле самого леса всю сожгли, только часть жителей успела уйти в лес. 

Припекало, летний полдень. От неминуемого расстрела семью Толи спасли… коровы, которые шли с поля. Пастухи ничего не знали о сборе. Стадо начало мычать, начался хаос. Немцы приказали всем разойтись и забрать скотину по дворам. Люди бросились в разные стороны. Позже все стадо изъяли и угнали в Уллу. А Гущей больше не трогали, дожили до конца войны в своем доме. Пришлось, правда, терпеть издевательства местного полицая, который внаглую забирал все, что понравится. Один раз, когда тот забирал последнего гуся, мать взмолилась: «У меня же детки голодные!» Но тот лишь тяжело посмотрел мутным взглядом так, что она отступила. Расплата ждала его впереди. 

Накануне освобождения, в конце июня 1944 года, на деревню примерно в 100 метрах от их дома упала бомба. Фронтоны ближайшей хаты порубило осколками, он покосился. Мать спрятала своих детей в подвал, а сама выглянула в окно. Там пыль, дым. Метров 800 было до леса, побежали туда. И вдруг прямо над головами — самолет и пулеметная очередь. Укрылись от него и отсиживались в ближайшей канаве. Анатолию запомнилось, как он, любопытный мальчишка, пытался выглянуть и рассмотреть самолет, а мать тянула назад. Добравшись до леса, с каким-то стариком прятались под корнями вывороченной ели. Лето было сухое, очень хотелось пить, но оставить свое убежище не решались. Слышна была сильная канонада. Много позже Анатолий узнал, что, скорее всего, это был бой у деревни Лабейки Шумилинского района возле переправы через Западную Двину. 

Просидев в укрытии несколько часов, решились вернуться в деревню. Там встретили конного разведчика-красноармейца. Люди приняли его с восторгом, расспрашивали о наступлении. И в это время — еще один самолет, который шальной очередью попытался разогнать людей. Один из жителей деревни упал на дорогу замертво: в день освобождения он стал последней жертвой фашистов.

Довелось Анатолию Гуще стать свидетелем не только героизма, но и трусости, и подлости. Грабивший их полицай примерно до 1955 года прятался, фактически сидел «под полом». В деревне ходили слухи, что родные его покрывают, но дальше разговоров дело не пошло.

— Народ таких людей не любил и презирал, — вспоминает ветеран. — У него был сын двумя годами старше меня. Он сильно переживал из-за предательства отца. 

Послевоенное время для сирот не было сладким. В школу — в самых настоящих лаптях, вспоминает пожилой человек. Если лоза расплеталась, носили чинить. У одного из приятелей Толи были коньки. Однажды примерно в третьем классе одноклассник дал ему конек, тот прицепил его к лаптю. Держались за руки и ехали в школу. При таких «прогулках» один лапоть полностью разбивался. А до школы — не меньше трех километров. Мать плакала, увидев этот несчастный расплетенный «тапок»…

На деревню был один букварь, читали по очереди. Мать малограмотная, не особенно могла помочь своему сыну с учебой. Тот сидел над книгой и плакал, ведь пора было отдавать ее другому ученику. На математике Толя писал карандашом примеры на открытке, а потом их стирал пальцем: другой бумаги не было. Однажды мать купила на базаре общую тетрадь: она была скреплена из незаполненных немецких бланков. Чернила варили даже из ягод крушины. 

— В таких условиях жили, приспосабливались и выживали, — вспоминает ветеран. — Уже после войны я выучился, после армии трудился каменщиком треста № 16 «Нефтестрой», возводившим объекты в новом городе. Выучился в нефтяном техникуме, работал механиком установки в разных цехах нефтеперерабатывающего завода. Занимал должность начальника аварийно-восстановительной службы НПС «Полоцк».


По работе доводилось Анатолию Ивановичу несколько раз выезжать на полугодовые командировки в Великобританию: принимать оборудование для завода. У человека, своими руками построившего с нуля вместе с другими город современной нефтехимии после нищеты и военной разрухи, никогда не было восторгов от западной жизни. Предлагали продлить командировку — отказался, скучал по родным местам, по знаменитой самой длинной улице страны — Молодежной. Ведь Новополоцк всегда считался и остается ярким городом молодых. Но…

Болит сердце у пожилого человека, когда он вспоминает август прошлого года, ребят на площади, которые напали на милицию.

— Мне хотелось крикнуть: куда вас несет? — делится наболевшим он. — Хоть выйди и закрой их собой. Позже, когда снова стало спокойно и я видел наших милиционеров, хотелось подойти и сказать: спасибо, что вы здесь и целы! 

До 81 года Анатолий Иванович трудился, в том числе и в школе. И сейчас он выступает перед детьми.

— Если молчать о пережитых нами ужасах, ограждать их от жизни, в интернете наберутся чего угодно, — считает он. — Мы были более подкованными, устойчивыми. Но от нынешних событий есть польза: они научат по-настоящему ценить то, что мы имеем, и прежде всего мир. 

yasko@sb.by
Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter