“Больше всего на свете люблю играть на гитаре. А еще обожаю своих девчонок — жену Наташу и дочерей: старшая Ольга учится в университете, будет редактором, младшая Лена — в педколледже”, — с такого откровения начал рассказ о самом себе музыкант, которого хорошо знают поклонники известного не только в нашей стране Государственного концертного оркестра Беларуси и любители джазовых гитарных импровизаций.
— Сережа, гитара — это семейное или обычное “дворовое” увлечение мальчишки?
— Первые уроки игры на гитаре я получил у отца, Егора Ивановича. Хотя он и не был профессиональным музыкантом. Работал токарем на МАЗе, сам освоил старую русскую семиструнку. Играл дома, когда родня собиралась, на праздниках... Мама, Мария Кирилловна, в автозаводском хоре пела, у нее был хороший народный голос. В музыкальной школе я не учился, как и не учился в училище, вузе... Пошел по стопам отца. Постоянно играл с друзьями на гитаре. Слушал барабанщиков, что оказалось очень полезным впоследствии для выработки чувства ритма. Даже года два играл на ударной установке, и неплохо. Постоянно мне кто-то что-то показывал на гитаре, что-то я слушал, смотрел... Несколько уроков брал в музыкальной студии на автозаводе. Когда понял какую-то суть, отец купил мне сначала семиструнку, на которой я играл теми же аккордами, а потом стало модно играть на шестиструнной. Во дворе особенно... Я днями сидел с гитарой, в то время как другие мальчишки бузили и доставляли хлопоты своим родителям. Самому трудно было доходить до того, чему в музыкальной школе обучали быстро. Но был упрямым.
— А почему в музыкальную не пошел?
— Там же мучили, обучали строгой классике. А мне хотелось импровизировать, сочинять музыкальные фразы, переделывать... Слушал пластинки, проигрывал услышанное и снова слушал. И даже теперь, хотя я считаю, что классическая школа это здорово, и сам классику играю, импровизировать на инструменте — высшее наслаждение. Ноты стал осваивать тоже благодаря отцу, брал несколько уроков в студии. У меня появилась своя манера исполнения, которую тут же заметили друзья. Стал играть на танцах в клубе ближайшего предприятия. А потом вместе с братом и отцом, папа еще и на гармошке играл, веселили народ на вечеринках. Серьезные занятия начались с появлением в доме редкой тогда книги “Гитарная школа”. И было это в классе шестом-седьмом. Потом поиграл в народном коллективе, тоже мазовском. Это было очень полезно для постановки правой руки... Продолжал играть везде, куда звали. Гитару из рук весь день не выпускал, проводил с ней больше времени, чем с друзьями, чем вызывал их неудовольствие. А в классе восьмом-девятом появилась своя группа, назвали ее “Револьвер”. Играли кантри, битлз — все, что было тогда модно. Но мы отличались тем, что уходили в сторону рока, джаз-рока. Я все время пытался импровизировать... Импровизация, повторяю, мне очень интересна до сих пор.
— И тогда вы поняли, что гитара — это серьезно, это навсегда?
— Очень серьезные занятия начались в армии. Я служил в оркестре, в том же полку, что некогда и Владимир Мулявин. И это было для меня очень символичным, поскольку, конечно же, Мулявин был моим кумиром. Как и тысяч других парней, взявших в руки гитару. В оркестре собрались очень серьезные музыканты, пианист из Питера имел даже консерваторское образование. В армии, как говорят, солдат всегда хочет есть и спать. А я каждую свободную минуту играл гаммы — восполнял пробелы в музыкальном образовании. За год сделал хороший прорыв и вышел на гражданку уже подготовленным к серьезной работе в разных стилях, в импровизации, аранжировках... И опять же играл на танцах, в духовом оркестре даже, на ударных. После армии поступил в тогдашний институт культуры, проучился там некоторое время. Работал в студии “Песняры” вместе с Сацевичем и Сапегой. Гастролировали, учебу запустил, нас с Сацевичем вместе из вуза и отчислили. В это же время я прошел очень строгий конкурс и попал в оркестр Финберга. Соревноваться пришлось с музыкантами с академическим образованием, известными уже в мире джаза. Да и Михаил Яковлевич был очень строг — от страха у меня руки дрожали. Именно в этом оркестре началась для меня самая серьезная работа, которая длится вот уже 17 лет. По сути, оркестр стал моей консерваторией, моим университетом. Ведь мы играем в разных стилях, в разных направлениях.
— И именно поэтому Государственный концертный оркестр Беларуси, объединивший большой и множество малых составов, называют филармонией...
— Михаил Яковлевич Финберг — музыкант и руководитель с очень современным мышлением, и он двигает нас в разных направлениях, к разным аранжировкам. К песням у него другой подход, и к джазовой классике... И работа на “Славянском базаре в Витебске”, в Москве на таких значительных площадках, как Государственный концертный зал “Россия”, Кремлевский Дворец, очень важна для меня лично. В профессиональном плане и даже в психологическом. Ведь играю на той же сцене, на которую выходят самые известные эстрадные певцы... И это заставляет выкладываться, находить в себе все, что некогда было заложено...
— Задумывались ли вы над тем, как могла сложиться ваша судьба, если бы не выиграли тот конкурс в оркестр Финберга?
— Наверное, продолжал бы сотрудничество с Игорем Сацевичем, занимался бы джазом... Но, думаю, в какой-то оркестр стремился бы. Группа группой, но реализовать себя можно только в оркестре. Тем более что у нас есть малые составы, в которых тот же джаз можно играть. Может быть, больше бы занялся сольной карьерой. Но опять же, чтобы выдать сольный проект, надо время. А делать вид, как иные сегодня делают, что играешь, хотя музыку записали другие, я не смог бы. Так что, если быть объективным, оркестр и биг-бэнд Михаила Яковлевича как раз соответствуют моим джазовым амбициям. Потому что для меня главное — как душа работает, когда играешь. Как говорят музыканты, “поет ли душа”. И еще я уверен, что на гитаре надо играть, а не работать, ибо она отражает состояние души. Ты импровизируешь и захватываешь в круг своих эмоций зрителей, и тогда получается музыка. И наконец, программы нашего оркестра не статичны. Мы всегда в движении, идет постоянное обновление музыкального материала.
— И в конце концов случился даже ваш бенефис. Как шла подготовка к этой сольной программе и почему для нее выбрано творчество именно Джанго Рейнхардта?
— К этому музыканту у меня очень трепетное отношение — джазовую и импровизационную музыку я начинал постигать по его старым пластинкам. Рейнхардт — один из основоположников импровизационного стиля на акустической гитаре. Он — цыган, возможно, и в моей крови есть цыганская капля, поэтому музыка Рейнхардта для меня очень доступна, я расположен к его аккордам, к его темпераменту... И я благодарен Богу, что могу сейчас играть его музыку. И этот концерт — мое спасибо Джанго Рейнхардту, которому я посвятил свою “Цыганскую рапсодию”. А этой программы не было бы без Михаила Яковлевича Финберга и моих коллег-музыкантов. Маэстро, что называется, придумал, собрал ее воедино так талантливо, как умеет только он — великий Мастер. Блестяще готов оркестр, осталось только мне ничего не испортить. Сегодня могу с уверенностью сказать, что благодаря оркестру и маэстро Финбергу мне удалось воплотить многие мечты: поработать, например, с Антоновым, с другими музыкантами и певцами, на которых в молодости смотрел с восхищением.
— Кроме того, что вы много и серьезно работаете в оркестре, имеете ли возможность играть еще где-то, записываться в студии, как говорит молодежь, “отрываться по полной программе”?
— Да, делаю аранжировки для кого-то, записываюсь на студии. Все наработанное есть возможность кому-то предложить. Замечу, что работа в студии очень дисциплинирует музыканта, особенно гитариста. Ведь в студии слышны все шорохи, и все твои изъяны моментально “вылазят” наружу. И Михаил Яковлевич всегда нам говорит, что студийная работа — важное условие становления профессионального музыканта. Мы много пишемся с оркестром, и этот концерт тоже будет записываться. Собственных студийных дисков у меня пока нет, но есть совместный проект с Александром Тереховым — дуэт гитар “Алигриас”, что значит радость. Я делал все аранжировки для проекта, в нем можно показать себя как солиста и как импровизатора. Ибо импровизация остается моим кредо.
— Ваши домашние — соратники музыканта?
— Наташа, жена, в юности тоже занималась гитарой, но, когда мы поженились, все сделала для того, чтобы музыкальная карьера удалась у меня. Я очень благодарен своей любимой жене за то, что она поддерживает меня, освобождает от многих забот, что создала нашу семью. Моя пьеса “Вальс Н.” о ней и для нее. Но и я не чураюсь домашней работы. И гвозди забиваю, и землю копаю на даче, дрова рублю. Пылесос в руки взять не боюсь, ремонтом заняться. Дома сделал спортивный уголок для всей семьи. Мышечный тонус для гитариста — вещь очень важная.
Счастливый ли я человек? Мне приятно жить, приятно работать. И все мои усилия в жизни направлены на то, чтобы все было хорошо у трех моих девчонок.
— Что вы пожелаете мальчишкам, взявшим в руки гитару и мечтающим стать бардом или джазовым музыкантом?
— Хотеть играть постоянно, найти соответствующее окружение, товарищей, которые стремятся серьезно заниматься именно этим инструментом. Со мной такие товарищи шли по жизни, и сегодня я счастлив, что работаю с очень талантливыми людьми. Например, с заслуженным артистом Беларуси Владимиром Ткаченко. А еще с Владимиром Молчановым. Учился я и у Анатолия Гилевича, увы, уже ушедшего из жизни. Прекрасный джазовый пианист, он был гуру для многих музыкантов. Радует, что Минск все больше и больше становится гитарным городом, что уровень музыкантов, играющих и рок, и классику, повышается.
