Евгения Янищиц.
Люблю дивный рассказ Карела Чапека о поэте, оказавшемся единственным свидетелем уличного происшествия. Самого происшествия он, конечно, не помнил, зато написал возвышенный стих. Опытный следователь расшифровал отвлеченные образы так, что в строках оказался даже номер автомобиля!
Лирика Евгении Янищиц такой расшифровки не требует. За строками ясно прочитываются реальные события и реальные люди:
А поўня нас цямнечаю лякае,
I дождж лiецца прама у душу.
Сынок, я тэлефоннымi званкамi
У «Хуткай» мiласэрнасцi прашу.
Поэтический цикл «Маё адно–адзiнае свiтанне», который некоторые литературоведы считают поэмой, особенно реалистичен и трогателен. Девять стихотворений, первое помечено датой «14 сентября 1985 г.», последнее — «17 октября 1985 г.». Период, который стал для поэтессы, как она сама признавалась, самым страшным в ее жизни.
Было ў жыццi маiм зашмат благога
I ўсё–ткi болей сонца i удач.
Тулю цябе сцiшэлага, слабога,
А ты мне шэпчаш: «Мамачка. Не плач».
Так цяжка мне, нiбы iду праз гурбы
I завiрухай свет завалакло.
I ўжо малю не Бога, а хiрурга:
«Ўратуйце мне адзiнае святло».
В это время двенадцатилетний сын поэтессы, находившейся в разводе с его отцом, поэтом Сергеем Панизником, чуть не умер от перитонита. Евгения Янищиц описывала ситуацию в письме к писательнице А.Василевич: «Сапраўды было жахлiвае становiшча: тры «хуткiя дапамогi» за ноч... Яны нiчым не дапамаглi, а потым яшчэ цэлыя суткi ў дзiцячай клiнiчнай бальнiцы на Курасоўшчыне ставiлi ўсё капельнiцы i знiмалi таксiкоз, аж пакуль разлiўся гной, i такiм чынам быў устаноўлены дыягназ пры тэмпературы 40,5! Божа, Божачка, думала, што не вытрымаю! Адны толькi сцены i ведаюць маё галашэнне, мае малiтвы».
Стихи стали для поэтессы единственным способом пережить трагические дни. Она подробно изливает на бумагу все.
Пока сын находился в реанимации, мать к нему не пускали.
Сыночак мой, бясцэнны мой, радзiмы!
Якiя суткi ўжо не сплю, не ем.
Але заводжу звонкi твой будзiльнiк.
Ты слухаеш? Ён звонiць роўна ў сем.
Затем Андрея перевели из реанимационного в гнойное отделение — мать узнала про это из надписи на корзинке для передач.
«Тэмпература спала, але ў жывоцiку яшчэ дрэнажная трубка. Мяне ж туды не пускаюць, але ўжо абдумала, як мне туды прарвацца. Званю кожны дзень урачу i два разы на дзень нашу сыночку яду — усё працёртае, лёгкае. I пiшу яму аптымiстычныя запiскi, праз боль у сэрцы».
Любiмы мой, найсонечны, найблiзкi,
Быць слабаю мне сёння не дазволь.
Пiшу табе вясёлыя запiскi,
Хоць раздзiрае сэрца дзiкi боль.
Евгения Янищиц с сыном АндреемВот постепенно мальчик идет на поправку, мать передает ему в палату астры:
Яшчэ забараняюць мне адведкi,
Плывуць мядсёстры, нiбы белы дым.
Паслухай, да цябе гавораць кветкi
У хiрургiчным слоiку шкляным.
А далее... Как будто поэтесса поддается стереотипам времени, что столь личное, интимное — этого недостаточно, нужно выйти на «гражданственный уровень». В строках появляется тема мировой войны, обращение «i заклiкаю людства ўсёй планеты: паслухайце балючае дзiця!». А заканчивается и вовсе пафосно, так, как «надо»:
Выходзьце ўсе з узнятаю паходняй,
Каб атамную смерць перамагчы.
К счастью, основной текст — все та же исповедь матери.
Маё адно–адзiнае свiтанне,
Мой матылёк на светлай мураве.
Я паўтару услед, як заклiнанне:
«Няхай мой сын мяне перажыве».
Последняя строка заимствована Евгенией Янищиц у Дануты Бичель–Загнетовой.
Поэтесса признавалась, что если бы не возможность выплеснуть боль и страх в образы — не знает, как справилась бы. Ведь единственный сын был для нее центром вселенной.
Цикл был опубликован спустя год в журнале «Работнiца i сялянка» (нынешняя «Алеся»). Народный поэт Пимен Панченко отозвался так: «Але найбольш выдатныя вершы змешчаны ў цыкле «Маё адно–адзiнае свiтанне». Гэта амаль дзённiкавы запiс. Дзень за днём. Гэта i малiтва, i заклiнанне, i бязмежная любоў, i спадзяванне на будучыню».
cultura@sb.by
