Ночное "дознание". С летальным исходом провели его деревенские доморощенные шерлоки-холмсы

Как вышли на след крестного отца... Еще 14 сентября 1999 года сорокапятилетний Леонид Некрашевич освободился из ивацевичской колонии, где отбывал наказание, и поехал в родную деревню Плотницу Столинского района. В день приезда зашел к своему двоюродному брату Григорию Некрашевичу. У того тогда была главной одна забота — выкопать картошку. А потому Григорий Васильевич и попросил родственника подсобить в этом. Соскучившийся за годы неволи по деревенской работе, Леонид Ростиславович с охотой откликнулся на просьбу. Весь следующий день он с семьей двоюродного брата провел на картофельном поле. После ужина засобирался в Столин… С тех пор отбывшего наказание мужчину в Плотнице никто никогда не видел. Ни родственники, ни односельчане. Первые предположили, что он уехал либо к друзьям, либо к матери, проживавшей в Узденском районе. Время шло, а Леонид Ростиславович не объявлялся. Его мать Анна Петровна заподозрила неладное и обратилась с заявлением в милицию. Но все поиски пропавшего человека оказались тщетными. Он словно сквозь землю провалился, не оставив при этом никаких следов. В семье Григория Васильевича не раз живо обсуждали возможные причины пропажи своего родственника. Особенно близко к сердцу принял это исчезновение сын Григория Васильевича Эдуард. Наверное, во многом потому, что Леонид Ростиславович был его крестным отцом. К тому моменту Эдуарду исполнилось 22 года. Закончив школу, он отслужил в армии. Уволившись в запас, приехал в родную Плотницу и два года работал трактористом в местном колхозе, где трудились и его родители. Затем уехал в Брест и устроился в ПМК-5 грузчиком. Как раз в год пропажи его крестного у Эдуарда наметился коренной перелом в жизни: он поступил на отделение катихизаторов Витебского духовного училища. На этот выбор повлиял ряд обстоятельств. И, наверное, в первую очередь пример матери. Мария Пантелеевна, можно сказать, всю жизнь посвятила служению церкви: пела в хоре, исполняла обязанности кассира. Часто в ее доме были священники. Они-то и посоветовали возмужавшему Эдуарду поступить в духовное училище. Мария Пантелеевна всей душой поддерживала эту идею. Потому что очень хотела добра и счастья своему сыну. В детстве на его долю хватило лиха. Как-то нечаянно проглотил пятикопеечную монету. После этого ничего не ел, сильно потерял в весе. Пришлось прибегать к помощи врачей. Они извлекли монету из желудка мальчика, его дела пошли на поправку. Мария Пантелеевна благодарила за это не только медиков, но и Бога. Постаралась приблизить к нему и сына. Нельзя сказать, что Эдуард вырос сильно набожным, но, как утверждает его мать, в Бога он верил. Без этого, кстати, невозможно было поступить в духовное училище. Проучившись неполный год, Эдуард вернулся в родительский дом. Естественно, не в рясе священника, о чем мечтала его мать. Тем, кто интересовался причиной досрочного возвращения Эдуарда домой, сам несостоявшийся служитель культа и его родные поясняли: девушка, на которой он хотел жениться, почему-то не спешила выходить замуж, а неженатый начинающий священнослужитель, как известно, не может получить приход. …После смерти родного дедушки Михаила Павловича Ромашко вернулся из Минска в его дом, находившийся в Плотнице, и Михаил Курч. В нем он жил вместе со своей тетей Любовью Михайловной и ее сожителем. Миша, коренной полешук, как и Эдуард Некрашевич, не прижился в городе. Это обстоятельство в немалой степени поспособствовало сближению двух разных парней — худощавого Михаила и круглолицего Эдуарда, который хотя и был чуть пониже приятеля, но с лихвой наверстывал отставание в росте возрастом: на пять лет был старше несостоявшегося жителя столицы. По примеру приятеля Эдуард попытался укорениться еще и в Минске. Но и эта попытка не принесла успеха. Приняла же парней малая родина, родимая земля, которая безропотно принимает не только счастливчиков, но и неудачников. Но если Эдуард снова нашел себе работу в колхозе (на сей раз устроился пастухом-скотником и заслужил хорошую характеристику), то Михаил нигде не работал. По этой и другим причинам родители Эдуарда запрещали ему поддерживать отношения с более юным приятелем, от которого инстинктивно почему-то не ожидали ничего хорошего. В тот августовский день в семь утра Эдуард был уже на работе и ухаживал за животными, которые содержались в летнем лагере. Часа через три он выполнил свои утренние обязанности и отправился домой. По дороге, как потом вспоминал, зашел в магазин, купил бутылку вина. Распить ее решил дома у Леонида Родцевича, который жил один в начале улицы Октября. Леонид Михайлович, когда был помоложе, поддерживал отношения с отцом Эдуарда. Безобидный и отзывчивый, он всегда уважительно относился к другим людям. Даже к тому, кто намного моложе его по возрасту, любил обращаться по отчеству. Вот и Эдуарда Григорьевичем величал. Леонид Михайлович на какое-то время покинул родную деревню, переехал в райцентр. Но вскоре Родцевич вернулся в деревянный домик в Плотницу, который остался ему после смерти родителей. Водился за ним грешок—пристрастился Леонид Михайлович в последнее время к спиртному. Но в то же время в силу своего удивительно миролюбивого характера никого никогда не обижал, а помогал многим. Прежде всего тем, что терпеливо и умело ремонтировал старую обувь, которую ему приносили односельчане. Вместе с Родцевичем Эдуард выпил бутылку вина и поспешил домой. Чтоб затем вместе с отцом и матерью, а также Клавой Ромашко заняться сезонной работой — скупать у односельчан груши для последующей продажи их в Минске. Когда фруктов скупили достаточное количество, Эдуард в половине шестого вечера снова отправился в летний лагерь для животных. За каких-то два часа справился со своими вечерними обязанностями и вскоре появился в доме, где жил Михаил Курч. Хозяйка дома Любовь Гаврилова собиралась ехать в Минск. Ее сожитель Александр Потапчук не прочь был выпить. Эдуард дал ему денег на две бутылки вина и пачку сигарет. Потапчук вернулся с двумя бутылками «Вермута». Распили их. Потапчук снова отправился в магазин и вернулся не только с теми же покупками, но и с двумя местными мужиками. Когда опорожнили очередные бутылки, то повели разговоры за жизнь. — В ходе разговора, — поведал позже Эдуард Некрашевич, — Петр Вабищевич по кличке Жидик стал говорить о том, что он знает, кому известна судьба моего пропавшего крестного отца. Я стал у Жидика подробно расспрашивать об этом. Он рассказал, что в день пропажи Леонида Некрашевича видел его лежащим на печке в доме его тезки Родцевича. …А потом — на Ленина, Фрица и Малюка. Проводить дознание Эдуард отправился вместе с Михаилом Курчом. К дому Родцевича подошли где-то около полуночи. Открыли внутренний запор входной двери, проникли в дом. Хозяин спал на диване. Разбудили его и учинили допрос. Вот что рассказывал впоследствии Эдуард Некрашевич: «Никакого сговора у нас с Михаилом не было. Мы пришли ночью в чужой дом, чтобы выяснить обстоятельства исчезновения моего крестного. Курч стал кричать на Родцевича и спрашивать: «Где Некрашевич Леонид?» Тот сказал, что не знает. Я стал говорить Михаилу, чтобы он не кричал на Родцевича, а спокойно с ним поговорил. Я заявил хозяину дома, что никто его бить не будет и что мы даже нальем ему самогонки, которую принесли в пластмассовой литровой бутылке. Родцевич повторил, что он ничего не знает. Курч не утерпел и в ответ ударил его палкой по рукам. Когда Родцевич поднялся со скамейки, я ударил его ногой в область живота, при этом предупредив: знаю, что мой крестный в день пропажи лежал у Родцевича на печке. Михаил снова пустил в ход палку. И тогда Родцевич произнес, обращаясь ко мне: «Григорьевич, я все скажу». И он сообщил, что знает, где закопан пропавший. Назвал место захоронения: урочище Коротуша. Я предложил: «Одевайся и покажешь место, где закопали моего крестного отца». Родцевич стал отказываться от этого: идти, мол, далеко. Курч стал снова бить его палкой. По рукам и ногам. Я спросил у Родцевича: «Кто и как убил крестного?» Он ответил, что крестного убил шабашник из Гродненской области. Ударил разбитой бутылкой по горлу. Я спросил: «Кто хоронил убитого?» Родцевич сказал, что хоронили его местные — Ленин, Фриц и Малюк. Я спросил: «Кто нанял убийцу?» Он ответил, что я и сам должен догадаться. Я назвал Марию Ивановну (за причинение ей телесных повреждений мой крестный отбыл наказание.) Родцевич подтвердил мое предположение. Курч, который все это слышал, стал опять избивать допрашиваемого палкой. Я его остановил и предложил Родцевичу все же показать могилу моего крестного. Он сказал, что соврал и неправильно назвал место. На самом деле могила находится в десяти метрах от кладбища. Конкретно — в промежутке между двором Апанаса и кладбищем. Рядом растет сосна. Курч связал веревкой каким-то способом ноги и руки Родцевичу. Я был против этого, но активных действий не предпринимал, а потому Михаил своего пленника не развязывал. В его ответе Курчу что-то не понравилось, и он в очередной раз пустил в ход палку. Бил ею Родцевича по рукам, ногам, голове. После я все-таки успокоил Михаила. Мы подняли Родцевича, вывели его на улицу и предложили ему показать нам место захоронения. Сразу же около порога он упал и заявил, что у него болят побитые ноги. Тогда Курч приподнял Родцевича, потащил его обратно в дом. Я зашел следом и закрыл за собой входную дверь. Михаил бросил пленника на кухне. Взял палку и продолжил избиение. Я зашел на кухню, оттолкнул Курча и сказал Родцевичу, что его больше никто избивать не будет. Надо только в деталях все рассказать о крестном. Хозяин дома подтвердил, что он сказал всю правду. Захоронен Леонид Некрашевич в Плотнице, в пятнадцати метрах от кладбища, около одинокой сосны. Тогда я сказал Курчу, что надо уходить, оставив в покое Родцевича. И прошел в комнату, чтобы посмотреть в окно, не ходит ли кто поблизости, можно ли незаметно покинуть дом? В это время со стороны кухни послышался звон стекла. Вернувшись туда, я увидел, что Михаил разбил о голову Родцевича трехлитровую банку и у того все лицо затекло кровью. Я стоял в оцепенении и смотрел на окровавленного хозяина дома. А Михаил взял деревянную колоду и с размаху нанес ею удар Родцевичу по голове. «Что ты делаешь?» —опомнившись, набросился я на приятеля. «Это не твое дело», — ответил он и намекнул, что ему не впервые приходится бывать в подобных переделках. Курч прошел мимо меня, покопошился в комнате, и вскоре я увидел, что там что-то горит. Это горела занавеска на дверях. Пока я ее тушил, Михаил насобирал бумаг, сложил их возле Родцевича и поджег. Я все это видел, но огонь уже не тушил, так как понял, что Курча не остановить. Я вышел на улицу. Курч выскочил следом за мной. Примерно пять минут мы стояли возле дома и курили. Дом между тем наполнялся дымом, в кухне и вовсе разгорался пожар. «Что же мы наделали?» — сказал я и предложил вытащить из дома Родцевича. Мы с Михаилом заскочили в дом, но на кухне, где оставили лежащего хозяина, его не оказалось. Не было его и в комнате. Правда, она вся заполнилась дымом. Мы выставили окно и выскочили на улицу. А затем отправились к Курчу домой… Я настаиваю на том, что за все время нахождения у Родцевича я нанес ему лишь один удар ногой. В доме я не поджигал ничего ни умышленно, ни по неосторожности. Весь пожар вызвал именно Курч…» Последствия. Эти уточнения делались Эдуардом Некрашевичем не случайно. Несостоявшийся священнослужитель стал подозреваемым, а затем и обвиняемым. Дело в том, что пожарные колхоза «Плотницкий», укротив бушевавший огонь, обнаружили Леонида Родцевича в своем доме на полу мертвым. Вокруг трупа было много крови, что сидетельствовало о насильственном характере смерти. Пожарные сразу позвонили в милицию, и завертелось колесо настоящего, а не дилетантского дознания. Вместе с приятелем, бывшим слесарем вагоноремонтного завода Михаилом Курчом, Эдуарда Некрашевича привлекали к ответственности за умышленное противоправное лишение жизни односельчанина и другие прегрешения. Более того, этот самый приятель написал заявление о явке с повинной, в котором изложил свою версию ночного «дознания» и сообщил, что он поджигал дом Родцевича вместе с Эдуардом. «Дом был подожжен нами с целью устранения следов пребывания. Когда мы находились в доме, Родцевич был еще живой, он молча шевелился», — писал в заявлении Михаил Курч. Он утверждал, давая показания следователю, что Эдуард Некрашевич как минимум два раза ударил Родцевича. Когда дело дошло до суда, то Петр Вабищевич (тот самый, который якобы подсказал Эдуарду Некрашевичу, кто располагает сведениями о его пропавшем крестном), выступая в качестве свидетеля, заявил буквально следующее. Он не говорил приятелям-«дознавателям» о том, что Родцевич знает, куда и как исчез Леонид Некрашевич. Ни при каких обстоятельствах не мог их подстрекать к убийству Леонида Михайловича или поджогу дома последнего. По той простой причине, что Родцевич был его другом и в молодости даже спас ему жизнь. — Я не причастен ни к убийству, ни к захоронению Леонида Некрашевича, — заявил фигурировавший в показаниях обвиняемых Малюк. Примерно такие же объяснения давали Ленин и Фриц. Несмотря на все предпринятые следствием усилия, попытки найти могилу Леонида Некрашевича оказались тщетными. Его труп не был найден ни у кладбища возле растущей сосны, ни в других местах. Досужими домыслами оказались сведения о заказчице, исполнителях давнего убийства и т.п. — Мой сын попросту не способен совершить убийство, — в свою очередь заявила в суде Мария Пантелеевна Некрашевич. — Сколько он жил с нами, всегда боялся не то что зарезать кабана или овцу, но даже присутствовать при этом. Все время в таких ситуациях прятался за дом. Судебная коллегия по уголовным делам Брестского областного суда под председательством И.Мороза сочла, что Эдуард Некрашевич прятался и в ситуации, которая стала предметом судебного разбирательства. Прятался за другого человека. Перекладывал на него свою вину. Дав оценку показаниям М. Курча, суд за достоверные признал те из них, что давались на предварительном следствии. А именно сведения о том, что Эдуард Некрашевич предложил ему пойти к Родцевичу и «разобраться» с последним. Что Некрашевич первым ударил потерпевшего, а не Курч. Что именно Эдуард предложил поджечь Родцевича и дом, для чего оба насобирали в доме бумаги и подожгли ее на теле потерпевшего, а сами ушли в зал, а не во двор, и стали ждать, пока разгорится огонь. Когда же дом наполнился дымом, покинули место пожара через окно. Доводы обвиняемого Э. Некрашевича, что он не участвовал в убийстве Л. Родцевича и поджоге дома последнего, суд счел несостоятельными. Эдуард Некрашевич, как выяснилось, не получил церковный приход вовсе не из-за того, что тянула с замужеством его девушка. Обучаясь в Витебском духовном училище на отделении катихизаторов, он часто пропускал занятия, неоднократно был уличен в нарушении духовной дисциплины, распитии спиртных напитков. Приехав же домой, совершил хищение колхозного теленка. — Да, сыну до этого уже выносили приговор, — вынуждена была признать в суде Мария Некрашевич. — Но и тогда, как и в истории с убийством Родцевича, он оказался, я считаю, втянутым в неприятности из-за друзей. Эдуард очень спокойный, покладистый, легко поддается чужому влиянию. И украсть теленка из колхоза, и пойти среди ночи к Родцевичу его подбили друзья. Убийца или соучастник? Мария Пантелеевна по этому поводу написала письмо в редакцию газеты. «Моего сына, — с горечью констатировала она, — суд признал убийцей. На самом деле он является лишь соучастником. Убивал же Михаил Курч. Он сам об этом сказал на последнем судебном заседании. Первоначально Михаил давал ложные показания, хотел «разложить» вину на двоих. Обидно, что суд не принял во внимание последние показания Курча…» «Прошу не отказать в моей просьбе и внимательно разобраться с этой историей. Надеюсь, что вы поможете найти справедливость. Мне же, как верующему человеку, остается только надеяться и молиться...» — писала, заканчивая письмо, убитая горем, простая деревенская женщина. Ей есть отчего убиваться. Судебная коллегия по уголовным делам Брестского областного суда под председательством И. Мороза нашла в действиях ее сына наличие рецидива преступлений. Ему, как и Михаилу Курчу, в итоге назначено суровое наказание: двадцать лет лишения свободы с отбыванием его в исправительном учреждении строгого режима. Более того, к этому сроку Эдуарду Некрашевичу была присоединена неотбытая часть наказания по предыдущему приговору суда – три месяца. Я добросовестно выполнил просьбу Марии Некрашевич. Уголовное дело ее сына во время командировки в Брест изучил тщательным образом. Приведу некоторые, как мне представляется, резонные доводы осужденного, изложенные им с помощью адвоката в соответствующей жалобе. «Мне как заинтересованному в получении сведений о пропавшем без вести дяде, — приводит свои аргументы Эдуард Некрашевич, —абсолютно невыгодной и ненужной была смерть человека, который имел такие сведения. По этой причине я не мог и не разделял намерений Михаила Курча, они мне вообще не были известны, а его действия по нанесению потерпевшему ударов мной не одобрялись. Как пояснял я постоянно, а Курч это подтверждал в ходе судебного заседания, при допросах в ходе предварительного следствия, в ту ночь я отбирал у него палку, просил не избивать Родцевича, оттаскивал Михаила от потерпевшего. Удар Курча потерпевшему колодой вообще ввел меня в состояние оцепенения. Ненадлежащая эффективность моих действий обуславливалась тем, что я был в состоянии опьянения и не мог должным образом отреагировать на агрессивные и неуправляемые действия Курча, который мне оказывал сопротивление и не реагировал на просьбы. Суд не дал надлежащей оценки моим показаниям и не указал причины, по которой отверг в этой части показания Курча. Я не пытался уйти от ответственности, не скрывал, что пнул ногой в живот лежавшего на полу кухни Родцевича, так как с моей стороны в отношении его именно это и имело место. Но я не наносил «не менее двух ударов ногой в живот», как указано в приговоре. От моих действий потерпевшему не были причинены телесные повреждения, что подтверждается заключением судебно-медицинской экспертизы. При этом у меня не было умысла на убийство, а лишь дало о себе знать раздражение от того, что Родцевич не встает, чтобы идти и показать место захоронения моего дяди. Если бы в действительности все было так, как посчитал установленным суд, то я должен был быть более активным. К чему такое «распределение ролей»: посторонний для моего дяди человек, не близкий мне, наносит потерпевшему удары палками (не менее 15) по голове, рукам, ногам и туловищу, сбивает его с ног, связывает ноги и руки веревкой, разбивает о голову стеклянную трехлитровую банку, ударяет по голове деревянной колодой, а я, племянник и крестник, всего лишь наношу «не менее двух ударов в область живота»? Я чувствую свою вину в том, что вообще вернулся в дом после того, как выбегал из него. Что не позвал на помощь людей, чтобы остановить Курча, помочь Родцевичу. В поджоге же тела потерпевшего я не участвовал. Курч на этот счет давал противоречивые показания. По какой причине отвергнуты другие его показания, кроме тех, где он сообщил, что мы поджигали вместе, в приговоре не указано. О том, что я не участвовал в противоправном лишении жизни Леонида Родцевича, объективно свидетельствует отсутствие на моем теле и одежде следов его крови, а также заключение генотипоскопической экспертизы. Если бы я был соучастником преступлений, то при той обстановке, которая описана в протоколах осмотра места происшествия, был бы испачкан чужой кровью. В результате экспертного исследования моей одежды не установлено, что она замывалась. Следовательно, ложными являются и показания свидетеля А. Потапчука (они были положены в основу приговора) о якобы имевшем место замывании мной своих брюк и смывании с рук крови. С данным свидетелем той августовской ночью я не беседовал и не говорил ему об участии в убийстве. Совокупностью исследованных судом доказательств моя виновность в совершении преступлений не подтверждена». Добивается Эдуард Некрашевич изменения приговора, а также определения судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда и прекращения в отношении его производства по делу за отсутствием в его действиях инкриминируемых составов преступлений. Мать помогает ему добиться этой цели. Письмо Марии Пантелеевны в свое время редакция направляла для проверки председателю Брестского областного суда. В ответе, который мы получили, делался вывод, что оснований для изменения принятых судебных постановлений не имеется. Тем не менее, думается, будет не лишним еще раз и Верховному суду перепроверить доводы Эдуарда Некрашевича, его матери и защитника. Несмотря на уязвимость положения осужденного (в том числе по причине былых прегрешений, о чем я написал, абсолютно ничего, что мне стало известно, при этом не опуская), есть, считаю, в его доводах рациональное зерно. Поэтому еще раз «высветить» вышестоящей судебной инстанции ту тонкую грань, которая в данном случае разделяет понятия «очевидец», «соучастник», «убийца», будет, думается, вовсе не излишне. Все возвращается на круги своя… Все в этом мире возвращается на круги своя. Вот и Эдуард Некрашевич оказался в той самой колонии, в которой когда-то отбывал наказание исчезнувший впоследствии его родной дядя Леонид Некрашевич. (Правда, недавно Эдуарда перевели в колонию в Новополоцк, где он также ходит в церковь, прибирает в ней). Крестник в силу ряда обстоятельств по приговору суда несет в какой-то мере и тяжкий крест того, кто его когда-то крестил. Ведя вместе с рьяным помощником неквалифицированно, дилетантски, за гранью допустимого дознание по поводу причин смерти родного человека, устанавливая его могилу, он тем самым рыл могилу и самому себе. Могилу, естественно, нравственного плана. Верховный суд в какой-то мере, конечно, может скорректировать параметры этой духовной пропасти, но тяжкий крест своих былых, настоящих и, возможно, будущих прегрешений Эдуарду суждено нести самому. Вместе с матерью и другими близкими людьми. От такой участи бывшего воспитанника духовного училища не избавит и самая высокая судебная инстанция. Это он должен уяснить непременно, как бы в итоге ни закончилась его уголовная эпопея.