Художник кино Вячеслав Кубарев в воспоминаниях вдовы Анастасии Кубаревой

С женой Настенькой

В 1960–е на «Беларусьфильм» пришли не только молодые режиссеры, впоследствии прославившие белорусский кинематограф на весь СССР и дальше, но и художники, «банда революционно настроенных ребят», как их стали называть в своих воспоминаниях те же режиссеры, ставшие классиками. Игнатьев, Дементьев и Кубарев — во вгиковском общежитии они жили в одной комнате, и после сообща помогали друг другу отстаивать свою точку зрения на правду в кино, которая казалась тогда новаторской очень многим, от их непосредственных начальников до ЦК. С первой же картины «Москва — Генуя» у Вячеслава Кубарева возникли серьезные разногласия и с режиссерами, и с руководством «Беларусьфильма». «А в то время мы уже сделали «Через кладбище». Уже появилась какая–то уверенность, что мы можем постоять. И мы защитили Славу, — будет потом вспоминать друг и коллега Евгений Игнатьев. — Дальше была «Альпийская баллада»...

После шумного успеха этого фильма режиссеры больше не смотрели на Кубарева как на наглого мальчишку, претендующего на их лавры. Хотя порой это выглядело именно так: практически всю будущую картину Вячеслав Кубарев успевал нарисовать по кадрам еще на этапе читки сценария, сам предлагал подходящих актеров, мог запросто сняться в эпизоде или массовке и даже сочинить мелодию для фильма. Не потому, что мечтал об известности, а по причине, которая по нынешним временам выглядит в высшей степени странно и неправдоподобно. «Никто из нас не встречал человека добрее и нежнее, всем хотел помочь», — рассказывают сегодня старожилы «Беларусьфильма».

В своем последнем письме к жене он распорядился: «Сделайте посмертную выставку моих работ, часть из них я хотел бы передать в фонд реконструкции Третьяковской галереи, моего любимого музея». Было что передать: коллекционерам живописи фамилия Кубарева сегодня известна куда больше, чем киноманам. Его пейзажи в большой цене, и создал он их немало, за один только съемочный день успевал сделать по 5 — 6 этюдов, все делал быстро, хорошо и много... На этой неделе Вячеславу Кубареву исполнилось бы 85 лет. Но прожил он всего 64.

— Он был художник от бога, ни секунды не мог без этого, — вспоминает вдова Анастасия Кубарева. — На съемках (я часто ездила вместе с ним) выдастся 5 — 10 свободных минут — уже спешит к этюднику, бегом, все бегом... Но и человек он был от бога. Поверите ли: ни разу в жизни не повысил голоса.

С подачи мужа вся киностудия называла ее Настенькой. И это ее войну Кубарев воссоздавал в своих фильмах. Войну девчонки, вместе с братом сбежавшей из детдома в Сибири и жевавшей от голода уголь, отмечая, как он смешно щелкает на зубах. Девчонки, вопреки всему верившей в чудо. И чудо случилось: отец–фронтовик случайно оказался в Йошкар–Оле, где задержали малолетних бродяжек, и так же случайно узнал, где их искать. Ее боль, страх, растерянность вперемешку с восторгом от весеннего неба Кубарев рисовал в своих раскадровках и повторял в декорациях...

— В войну Слава с мамой остался в Нижнем Новгороде, — рассказывает Анастасия Николаевна. — Испытаний, конечно, хватило — четверо детей в семье, отец на фронте... Отец, к счастью, вернулся, и сразу после войны Слава поступил в художественное училище. Наша семья жила через три дома от Кубаревых, но мы почти что не были знакомы: из училища он на 5 лет ушел в армию, служил на флоте, после снова стал пропадать в училище. И вдруг пришел ко мне с другом–художником и предложил позировать — получили задание написать военную медсестру. Я долго отказывалась, но потом все же принесла с работы халат (была воспитателем в детском саду), поверх которого мне на плечи накинули шинель — так и познакомились.

Еще помню, пошли в кино, и он отказался купить мне мороженое. Сказал, мол, не любит, когда в кино чавкают. Я это расценила иначе и решила с ним больше не встречаться. И тут он приглашает меня к себе в училище на выпускной. Отказываюсь, на это у меня есть убедительная причина: нечего обуть. Ну, почти нечего. Брат привез мне из Москвы новые ботинки, но я мечтала не о красных, а о коричневых! «Хочешь, прямо сейчас я выкрашу их в любой цвет?» — предложил Слава, и на выпускной я пошла с ним в темно–коричневых ботинках.

А там — вернисаж Кубарева. Из армии он вернулся с огромным чемоданом этюдов, хватило бы не на одну выставку. Потом у художников начались игры — кто быстрее нарисует коня или еще что–то. Все призы достались Славе — штрих, другой, и картинка у него готова. И педагоги к нему с таким подчеркнутым уважением: «Славик, Славик...» Конечно, он меня покорил.

Свадьба у нас была красивая: столы поставили в саду Славиных родителей, вокруг — вишни, яблоки, малина. Красиво!

Через год, когда я уже ждала нашу дочку, Слава поехал поступать во ВГИК. Я молилась, чтобы не поступил, и мать его меня уговаривала: «Не отпускай». И вот снова лето, со своим детским садом я отправилась на дачу. Вышли на луг, речка, солнце и вижу: бежит Слава, руки раскинул — летит! У меня внутри все оборвалось: поступил...

Конечно, он видел, как мне тяжело. Предложил однажды: «Хочешь, брошу институт и приеду к тебе насовсем? Ты только не думай разводиться». «Вот бросишь — сразу и разведусь», — ответила я тогда.

А вы знаете, что часть сцен «Альпийской баллады» снимали в павильоне? Слава там еще сам делал снег, вручную, все умел. Но, конечно, самым тяжелым фильмом для него была «Государственная граница». Без конца искал по библиотекам описания того, как выглядели улицы, интерьеры в 1917–м и позже, словесные описания. В одном из фильмов этой эпопеи снялся наш сын — бегал у вокзала в гриме, предлагая купить газеты. И его забрали в милицию: подозрительный оборванный мальчишка, откуда взялся — непонятно. Сын, правда, говорил, что снимается в кино, но ему не поверили. Вызволил его режиссер, Борис Степанов. Слава — нет, даже не искал, был занят.

Когда он попал в больницу после первого инфаркта, эскизы «Государственной границы» ему принесли прямо туда. Прихожу навестить — а он составил больничные тумбочки и работает. Еще оправдывается: «Вот, понимаешь, попросили». Пришла домой — звонок от врача: «У вашего мужа повторный инфаркт»...

3 июля я приехала навестить Славу в Городище, где он был на реабилитации. Встречает меня у ворот с букетиком полевых цветов, поздравляет с днем рождения. И рассказывает сон: будто бы приехал домой, в Нижний, а на крыльце его встречают родители, братья, друзья. Называет имена — а они все умерли. Я обмерла — похожий сон приснился и мне... Назавтра сон сбылся. И день рождения я уже не отмечала, ведь мы оба родились 12 июля...

Был ли он счастлив? Да все время! Хохотал, радовался всему, мало кто видел его без улыбки. Каждый день у нас были гости, и вся киностудия знала мои пирожки. Напеку, а Слава их уже и увез: «Моя Настенька всех угощает»... Других таких людей я не встречала. Да, наверное, нигде больше и не было таких.

cultura@sb.by

Советская Белоруссия № 136 (25018). Суббота, 16 июля 2016