Навеки девятнадцатилетний...

6 августа 1944 года для меня — особенный день. Мой стрелковый полк 13/15, где я был рядовым солдатом, рвался на запад: взяли Лиду, форсировали Неман, освободили Гродно, перешли границу с Польшей...

6 августа 1944 года для меня — особенный день. Мой стрелковый полк 13/15, где я был рядовым солдатом, рвался на запад: взяли Лиду, форсировали Неман, освободили Гродно, перешли границу с Польшей. Мы не были отчаянными храбрецами, нам всем почему–то казалось: вот дойдем до Восточной Пруссии — и войне конец. На рассвете 6 августа командир вывел нас на поле боя — большую, истерзанную линиями окопов и прошедшими боями равнину неподалеку от города Сувалки. На горизонте — немецкие укрепления. Но ведь и до границы с Восточной Пруссией рукой подать! Нам надо выбить немцев с их позиций, во что бы то ни стало! В 6 утра взлетает ракета. Залп огня наших «катюш». И одновременно с немецкой стороны показывается колонна танков. Они намеренно едут вдоль окопов, как, видимо, делали и в прошлых боях, — присмотревшись, мы видим вдалеке тела наших товарищей... «Не будем ждать, пока они нас здесь передавят! — кричит лейтенант. — Вперед!» И мы, пригнувшись, побежали навстречу ураганному огню. Одолели одну линию окопов, другую, осталось еще немного, еще чуть–чуть... Но в этот момент в меня угодила разрывная пуля. Очнулся: лежу на траве, а на мне чья–то рука в гимнастерке. Я ее начал было сбрасывать, и тут понимаю: да это же моя собственная рука! Парализованная из–за ранений в грудь и плечо, поэтому я ее и не чувствую! Прислушался — из окопов доносится немецкая речь. Надо же как–то своим подать знак, что я живой! Тогда я взял и помахал им здоровой рукой. Но это увидели и немцы. Что тут началось! Немедленно на меня обрушился целый град пуль, одна из них пробила шею. Последнее, что помню, — ручеек крови струится по траве... Прихожу в себя: ночь, операционная в парусиновой палатке, надо мной в зыбком свете болтающейся лампочки склонился хирург. И я почему–то у него спрашиваю: «Доктор, а я буду разговаривать и петь?» Он в ответ: «Понимаешь, я пока не знаю, будешь ли ты жить...»


Это удивительно, но во время войны я ничего не боялся. Страх появился после, когда увидел фильмы «Летят журавли», «Судьба человека»... А первые слезы навернулись на глаза в ташкентском госпитале, когда ко мне в палату пришли пионеры и тонкими голосами стали петь песни военных лет. В Минск я вернулся только через полгода, рука по–прежнему парализована (она только на пятый год восстановила свою функцию!). Отзанимался последнюю четверть в десятом классе, который не дала закончить война, получил золотую медаль и решил идти в медицину, потому что перенес уже столько операций, научился «слушать» и понимать организм. И вот почти 60 лет я лечу людей, занимаюсь наукой. Казалось бы, 6 августа 1944 года должно померкнуть в памяти, если бы у этой истории не получилось неожиданного продолжения. Три года назад группа ученых БГМУ была в командировке в Польше, так получилось, что проезжали и через Сувалки, где им показали захоронение советских воинов. И они прочитали на обелиске: «Сидоренко Георгий Иванович, полк 13/15». Очевидно, мой медальон нашли на поле сражения. Когда коллеги мне об этом рассказали, я понял, что на всю жизнь остался 19–летним пареньком...


Георгий Иванович СИДОРЕНКО, академик НАН, Минск.

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter