Прагматичный скептицизм

В мире стало очень много скептиков. А что, неубиваемая позиция. Допустим, ты что–то утверждаешь, а тебе в духе Станиславского отвечают: «Не верю». И, получается, надо оправдываться, непонятно перед кем и почему. Сам по себе критицизм любого свойства — замечательное качество и науки, и знания, тут спорить не о чем. Но критика может быть разного рода.

Возьмите ситуацию вокруг строительства Белорусской атомной станции, в частности, позицию, отстаиваемую литовской стороной. Критический пафос распространился до высшего предела — вопросов национальной безопасности, точнее, угрозы литовской национальной безопасности. Нормальная (естественная, закономерная) критика решения по поводу «точки» размещения АЭС, вокруг которой можно, наверное, дискутировать, стала перерастать в пункт существенных разногласий, и на все аргументы белорусской стороны следует все тот же ответ в духе школы Станиславского «не верю». Так ведь разговор не о вере и безверии, а о международных стандартах и позиции МАГАТЭ. В этом смысле показалась замечательной реакция белорусского МИД на критическую (скептическую) позицию ПАСЕ по поводу строительства Белорусской АЭС: осталось дождаться скептической реакции на факт строительства станции Международной федерации шашек.

«Под флагом» скептицизма сегодня осуществляются многие решения, причем скептики исходят из принципиальной невозможности договориться, апеллируют к историческим прецедентам и аналогиям: «они всегда так поступали». В основе большинства решений такого рода лежит пресловутый шаблон, догматизм мышления.

Не надо, кстати, думать, что с нашей стороны подобного рода критицизм полностью отсутствует. Так, обратитесь к анализу нашего исторического опыта и легко обнаружите многие стандарты уже современного поведения. Например, «синдром 1941 года»: никто из сегодняшнего политического руководства не желает повторения тех ошибок и тех недочетов. В этом контексте говорят: зачем вам вообще учения войск, ведь НАТО — сугубо мирная организация; почему у вас, в России и Беларуси, такая большая группировка к осени собирается, к чему такое большое количество вагонов заказано, что вы собираетесь перевозить и т.д. А ответ прост: возле границ страны наблюдается концентрация частей стран НАТО, конечно же, миролюбивых. Но вокруг границ опять напряжение, и все это мы уже проходили. И все хорошо помним. Чего же в этом случае удивляться, что никто не хочет повторения трагического пройденного? И вообще получается, что если скептицизм, сомнение демонстрируется с одной стороны, то он и обоснованный, и научный. Если же с другой — то это признак неадекватной оценки ситуации.

Здесь свою роль сыграла пресловутая «целесообразность», прагматизм политического мышления. Многим глубоко все равно, кто и что думает, главное заключается в национальном интересе, наших собственных приоритетах. Классик этого жанра — немецкий канцлер фон Бисмарк, да разве он один. Получается, что скептики современного пошиба вовсе никакие не скептики, все они хорошо понимают и знают, что речь идет исключительно о политической мимикрии, приспособлении к обстоятельствам, маскировке подлинных целей и задач. Здесь, конечно, существует тонкая грань между скептицизмом и прагматизмом. Вот Уинстон Черчилль, крупный интеллектуал, писатель, политик, аристократ, лауреат Нобелевской премии. Как и любой крупный политический деятель, он привык проверять свои собственные решения многими способами, в том числе критической оценкой данных, фактов. Но что всегда на первом месте? Интересы Британской империи, интересы элит, интересы народа. Поддержка советских, выступление против Гитлера единым фронтом возможна, но лишь тогда, когда это соответствует глубинным интересам английского народа. Причем скептицизм по поводу этого единого фронта локален, носит временный характер, а вот учет собственных интересов постоянен, вечен.

А белорус скептичен? Бывает еще как! Белорус плохо относится к патетике и пафосу. Он «критический реалист», стоящий на земле обеими ногами. Особенно ярко это проявилось после событий 1991 — 1993 годов. Скепсис в то время стал абсолютным, разъедающим, и понадобилось время для того, чтобы люди вновь поверили реальному человеку и реальным программам. Я, кстати, нет–нет да и сталкиваюсь с отголосками того скепсиса, когда действительно ощутимые результаты нашего национального развития за последние годы сопровождаются беспредметной фразой: «А нельзя бы сделать так, чтобы было еще лучше?» Конечно, можно. Давайте сделаем! Конкретно!