Как только электричка на Брест прогромыхает по мосту через реку Щару, через каких–то минут десять будет станция Доманово. Глядя из окна вагона на привычную картину, невольно про себя отметишь: «Шиферный завод». «Ну какой еще завод, когда шифером там давным–давно и не пахнет!» — хочется возразить самому себе. Да не получается. В человеческой памяти содержится изрядная доза консерватизма. Если увиденное однажды оставило впечатление, то оно надолго сохранится неизменным. Полвека назад цех, где производился шифер, впечатлил меня, тогда еще подростка, и размахом, и необыкновенностью. Выйти бы из вагона да посмотреть, что делается сегодня на домановском комбинате. Но пока размышляешь, электричка плавно набирает ход. Впереди — Ивацевичи, а там и моя станция: Коссово–Полесское...
Но вот узнаю, что моя землячка Светлана Масюк, директор Домановского производственно–торгового комбината, признана женщиной года. Причем в номинации «За лидерство и успешное руководство». Ну чем не повод сойти с электрички на станции Доманово...
Переступив порог директорского кабинета и поздоровавшись с хозяйкой, я сразу же почувствовал на себе силу ее обаяния. Эта сила не покоряла, она ненавязчиво открывала мир человеческих отношений, где все было просто, надежно и по–домашнему уютно.
— Так вы из Заполья? — удивленно–радостно спросила меня Светлана. Как будто сделав для себя неожиданное открытие.
Я подтвердил, что Заполье — моя родная деревня.
— А я — из Гощева. Мы же с вами близкие соседи. А, может, даже и родственники...
И тут же позвонила маме в Гощево:
— У меня тут корреспондент из Минска. Его родители жили в Заполье на хуторе...
Выслушав ответ мамы, просияла:
— А что я вам говорила?! Есть между нами родство! Мама подтвердила...
И столько радости было в голосе Светланы Масюк, что теплая волна подкатила к моему сердцу. Что ни говорите, а родня — это праздник души.
— А вы были когда–нибудь на нашем комбинате? — спрашивает у меня Светлана Ивановна.
— Когда–нибудь был...
И я рассказал о впечатлениях подростка, приехавшего со строителями на комбинат за шифером.
— В то время я еще под стол пешком ходила. И, надо полагать, успешно (смеется). Вы знаете, в четыре года я уже читала газеты. Почтальон тетя Нина, мамина двоюродная сестра, принесет почту и первым делом отдает мне. А я разверну газету и громко, по слогам читаю заголовки... Поступим так: сначала посмотрите комбинат, а потом будем беседовать.
Начало Домановского комбината строительных материалов было крылатым: семь ветряных мельниц имелось у него да еще лесопилка. Это 1944 год. В 50–е годы добавилось 5 кирпичных заводов. Они были маломощными и кирпич выдавали далеко не лучшего качества. Но и он на послевоенных стройках был хлебом. Шифер — это уже 60–е годы. А с 1981 года на комбинате стали производить жидкое стекло.
Любимая песня домановцев — из кинофильма «Весна на Заречной улице». Здесь тоже есть улица Заречная. И есть две мартеновские печи. Небольшие, правда, всего по 40 тонн в сутки. Но выплавляют в них не сталь, а стекло.
Песня исполняется на свой манер и звучит как гимн:
«Когда на улице Заречной//В домах погашены огни,//Горят домановские печи,//И день, и ночь горят они...»
Раскаленная струя стекла охлаждается, и получается... глыба. Только это не огромные обломки, а, скорее, осколки. Вес самого большого из них — граммов 300 — 400. Вот из них–то и получается жидкое стекло. А с недавних пор — и порошок. Тюменским нефтяникам он помогает добывать нефть. Удобен в транспортировке. Превратить же порошок в жидкое стекло проще простого: развел в теплой воде — и все дела.
А применяется жидкое стекло весьм
а широко. Без него не получишь ни стиральных порошков, ни электродов для электросварки, ни песочных форм в литейке. Оно необходимо и строителям, и бумажникам, и текстильщикам. И все потребители, с которыми комбинат заключает контракты, обеспечиваются им в полном объеме. Более того, около 70 процентов домановской продукции идет на экспорт. В Россию и Прибалтику. А это уже серьезный успех. Ведь прежде чем занять место на своей полке, надо было потеснить конкурента. Законы рынка неумолимы...
Комбинат впечатлил. Не масштабами. Не суперсовременной технологией (хотя новый цех, где из глыбы получают порошок, самый что ни на есть современный), а укладом, стилем жизни. Разумной целесообразностью и порядком. И еще, как ни странно это прозвучит, домашностью. Нет ни суеты, ни нервозности. Здесь каждый занят своим делом. И каждый знает, что работает на общий результат. Зарплату на комбинате не получают, а действительно зарабатывают. Коллектив же по масштабам района немалый: 240 человек.
Когда я поведал Светлане Ивановне о своих впечатлениях, глаза ее вспыхнули радостью, как будто ей вручили награду:
— Домашность — это очень точное определение. Мы действительно как одна семья. Многие работники комбината связаны между собой родственными узами. Но это не примитивное кумовство или сватовство, бывшее когда–то темами для фельетонов. Такова особенность провинциальной жизни. И с этим нельзя не считаться. И это нельзя не уважать. Да, уважать. Потому что на производственные отношения, на дисциплину родственные связи не влияют отрицательно. Скорее, наоборот...
В кабинет зашла начальник планового отдела Валентина Григорьевна:
— Светлана Ивановна, простите. Меня беспокоит...
— Ну что ты, мое солнышко! Для тревоги нет повода. Сегодня же примем решение...
Перехватив мой удивленный взгляд, понимающе улыбнулась:
— Вот видите, я даже не замечаю, как обращаюсь к людям. Такие слова уместны, когда разговариваешь с детьми, любимым человеком... Может быть, в кабинете директора они звучат непривычно. Зато от души. Это и есть та домашность, о которой вы говорите.
— Но ведь приходится и голос на кого–то повысить. И отчитать по полной программе. Люди такие разные: на одного достаточно посмотреть укоризненно — и он исправит оплошность. А другому хоть кол на голове теши...
— Да, люди разные. И справедливость требует, чтобы с ними обходились неодинаково. Великий русский философ Иван Ильин высказал мысль, которая запала мне в душу. Он говорил, что с людьми надо обходиться согласно их личным особенностям: не уравнивая неравных и не давая кому–то необоснованных преимуществ.
Всех работников комбината я знаю по имени и отчеству. Ну как я могу поступить с кем–нибудь несправедливо? Да меня совесть потом загрызет...
А насчет металла в голосе — это не про меня. Кричащего руководителя плохо слышно. Это во–первых. А во–вторых, крик — не что иное, как публичное проявление своего бессилия. Это капитуляция перед трудностями. Неужели уважающий себя руководитель может такое позволить?
— Мои коллеги, беседуя с вами, наверняка спрашивали не раз: из какого человеческого материала создается лидер? Есть ли у него истоки? Время выбирает руководителя или он ждет, когда наступит его час? Как вы отвечали на эти вопросы?
— А никак. Потому что ответов у меня нет. Заочно я окончила два вуза: институт народного хозяйства в Минске и Академию управления при Президенте. Но ни в одном из них студентов не обучали, как стать лидером. А раз нет такого предмета, то нет и самого явления (смеется).
Ну а если серьезно, то ответ надо искать не в истоках. Мои родители никакого отношения к руководству не имели. Отец работал на торфозаготовках. Мама — простая колхозница. В детские годы я была не из тех девчонок, которых называют сорвиголова. Но вот решительный поступок совершить могла. После школы решила поступать в МГУ на юрфак. Сельская девчонка, которая самостоятельно дальше райцентра нигде не бывала, едет в Москву. Одна. Находит угол... в мужском общежитии (помог земляк из Гощева). Без страха идет на вступительные экзамены... Историю я сдала на пять баллов. А по сочинению мне явно «помогли». Кого–то ведь надо было отсеять... И хотя домой я вернулась не с победой, но в душе не чувствовала себя побежденной.
...На домановском комбинате моя карьера начиналась с отдела сбыта. Потом была бухгалтерия. Из рядового бухгалтера выросла до главного. А в 2000 году стала директором.
Наверное, у каждого человека случается мгновение, которым проверяется вся его жизнь. Для меня им было принятие решения: я смогу. Откуда эта уверенность? От полученных знаний — финансист и экономист. От моих учителей: бывшего директора комбината Сергея Ивановича Курлени и начальника управления Брестместпрома Василия Николаевича Кислюка. От того, что я сполна постигла науку добра. Люди поверили, что у меня есть право вести их за собой. И самая высокая ответственность руководителя — не обмануть эту веру.
Моя работа — не вынужденная обязанность, а радостный жизненный процесс. И каждый новый день как бы вырастает из вчерашнего. Только нет в нем места ни вчерашним просчетам, ни усталости. Зато есть предпосылки пусть маленькой, обыденной, но все–таки победы. Есть движение, динамика. По законам жизни за бортом оказывается тот, кто остановился в пути. Оглянуться не мешает, но только не останавливаться.
Фото автора.
