Беженцы оказались на польской границе потому, что отдельные представители мира политики пожелали для себя бОльших благ: больше денег, больше власти, больше славы… И потребности этих политиков несовместимы с жизнью простых людей, которые по этой причине были вынуждены покинуть свои дома. Но чуть позже застряли в приграничной зоне — потому что уже другие тоже захотели себе лучшей жизни и решили разменять пострадавший народ во второй раз.
Cытый голодному не товарищ.Казалось бы, хватит?! Но Запад в третий раз пробовал закидывать невод. И беженцы продолжают оставаться на границе с Польшей. На этот раз потому, что первым, вторым и другим новым участникам событий политически необходимо проявить публичное сочувствие и донести свою озабоченность чужими проблемами в каждый дом, в каждое ухо… Чтобы знала общественность, насколько милосердные и добрые люди в «коллективном союзе».
Сопереживание стоит дорого! Особенно демонстративное. Цена вопроса — чужая жизнь. Не своя, разумеется, и не чья-то из близких, а чужая, другая. Судьба незнакомых, безликих и почти эфемерных людей — их обычно не жаль и пускают в расход.
Драматургия момента в том, что для одних — это маленькая смерть, когда приходится похоронить всю прошлую понятную и более-менее безопасную жизнь, а другим ничего не стоит расписаться под чужой трагедией.
Казалось бы, хватит и того, что выпало на долю людей, которые были вынуждены бежать из своих домов, чтобы жить. Но всегда найдется беспринципный ворон, готовый доклевать слабого. Даже если совсем не голоден.
И чтобы каждая западная птица успела публично побеспокоиться, беженцы, похоже, должны еще немножечко пострадать, побояться, побыть на волне событий под натиском включенного водомета. Поболеть, посмотреть, как мерзнут и мучаются их близкие, поголодать и поплакать, волнуясь о будущем родителей и своих детей.А западное «море волнуется, раз!», потом вершители судеб объединяются и волнуются оба — два! Ничего не меняется, и по счету «три» — жизнь на границе на месте замри…
Потому как рабочий день у отдельных политиков закончился — можно отложить свои соболезнования до завтра. Им трудно понять, что в холоде, голоде и страхе жизнь до утра не откладывается. Хоть и кажется, что замирает… Где-то между небом и адом.
Но сытый голодного не поймет, ему важно на фоне чужой трагедии проявить себя с лучшей стороны, обернуть критическую ситуацию в свою пользу. Прокричать громче, как ему жаль, — и оставить все как прежде. А потом отправиться в теплый дом, пить любимый горячий чай с трюфелями под болтовню лощеной жены и лепет своих румяных детей.Потому что чужая трагедия может принести еще какие-нибудь политические дивиденды в глазах мировой общественности. Лицемерным людям в политике всегда кажется, что страдающий может подождать. Потому что, вы понимаете, это чужое?! И чем хуже, тем лучше.
Кто бы сказал этим людям, что играть в политику и быть политиком — понятия очень разные. И пока одни не могут наиграться, хмурят бровки и дуют щечки у себя перед зеркалом, другие пытаются на самом деле помочь обездоленным людям. И как же для кривляк политических они неудобны!
Ведь если проблема решится — придется искать новый прецедент для волнения: новые люди, новые судьбы, новые драмы. Это долго, да и зачем — из прежней истории соки еще не все отжаты. Не это ли стало причиной иерихонского воя о том, что Меркель пошла на диалог с Лукашенко?Время удивительных историй. Но ведь и правда нашлись те, кого во всем этом хождении беженцев по европейским мукам волнует лишь факт сотрудничества Меркель и Лукашенко! Причем озаботились этим не только политические величины, но и лица второго плана. Их рты ничего не решают, ни на что не влияют, но они ими второй год работают. Им есть что сказать людям, которым холодно и негде голову преклонить. Это выехавшие в Польшу оппоненты нашего Президента. Их лица пухнут, пока беженцы голодают. Люди спят на холодной земле и замерзают на улице с приближением зимы, а у бчб-сердец пригорает, что народ спасают помощью Лукашенко. Все остальные детали их, кажется, совсем не смущают.
Из теплых комнат ситуация всегда выглядит иначе, и кажется, что страдающий должен еще чуточку потерпеть, пока каждый отработает свою повестку и мир станет более подходящим для их спасения. Но, может, прежде все-таки стоит всмотреться в их лица? Среди беженцев в приграничной зоне много беременных, уже почти на сносях, женщин и их малых детей. Несмотря на то что роль мамы усиливает инстинкт самосохранения в несколько раз, они продолжают находиться в зоне опасности на польской границе.
Есть смысл задуматься: что такое должно было произойти, если даже они, несмотря на эту заложенную природой программу, решились бросить все прежнее и отправиться в неизвестность искать новых условий для жизни. Вероятно, на прежнем месте, к которому прикоснулась волна «перамен», теперь многим хуже…
Прочувствовать трагизм происходящего обычно помогает способность стать на место другого. Но трудно понять голодного, если всегда сыт. Не так страшен и холод, если не замерзал. Время терпит у тех, кому не приходилось мучительно ждать. Не понять до конца чужого страха за жизнь тем, кого ни разу не обнимала смерть.В зоне комфорта люди приносят в жертву других, не понимая, что именно с ними не так. И похоже, что не поймут, пока страдают чужие, а не их близкие. А пока… До какой поры западники коллективно готовы вертеть чужую судьбу на столпе своей политической славы, разменивая один и тот же народ? А ровно до той, пока позволяют их совесть и аппетиты…
