Я вот думаю, сколько Диоген продержался бы в своей бочке, если бы сутки напролет в нее вгрызались перфоратором и дрелью, прерываясь лишь на ночь. Лично во мне философская натура умерла на третий день ремонта, охватившего, словно лихорадка, практически одновременно две соседние квартиры...
Поначалу я искренне старалась войти в согласие с собой и миром. Отпуск располагал. «Всякий может оказаться на месте этих бедных людей», — глотая анальгин, глушила в себе приступы мигрени. Не ты, заметь, они давятся облаками пыли, живут в разрухе, спят по–походному. Твоя же отдыхающая сущность пребывает в сравнительной чистоте и скромном уюте. Можешь пройти к телевизору, можешь — к холодильнику. По свободному коридору, не спотыкаясь о кирпичные осколки разрушенной стены и сдвинутую впопыхах мебель. В эти светлые минуты начала ремонтной недели я очень напоминала себе умудренного жизнью... инспектора ГАИ — человека, обитающего в объективном пространстве. Сидя за рулем автомобиля, он не может ругать вяло ползущих пешеходов, как это обычно делает всякий водитель. Стоя на посту, он не может, подобно пешеходам, незлым, тихим словом поминать безостановочно снующих четырехколесных...
Но я не инспектор. И не тот, кто делает ремонт и окрылен результатом. Я — homo sapiens страдающий, у которого двухлетняя дочь, обязанная в силу нежного возраста спать днем. К монотонному стуку молотка почти у изголовья кроватки она, моя терпеливая умница, сумела привыкнуть за неделю. Лишь для верности всякий раз проверяла свои умозаключения: «Опять мастера, да? Опять у них все сломалось?» Обновляя версии день ото дня: «Мышь перегрызла провод... Карлсон оборвал люстру...» Но грассирующий звук перфоратора, приводящий в движение хрупкую стену спальни, детке никак не давался. А сбоку и сверху он обычно набирал силу аккурат к обеденному часу...
После мучительных выходных, которые из–за температуры пришлось провести в «застенках», не выдерживаю. Иду вести переговоры. Сверху не открывают, но прекращают. Сбоку открывают, но прекращать не намерены: работа заказана, хозяев нет дома.
— А еще долго ремонт? — мне хоть с какой–нибудь надеждой покинуть позицию.
— По–нашему, не скоро, — отвечают вполне человеческим голосом. — Мы только начали менять проводку. Вам лучше с хозяевами.
В тот день перфоратор больше голос не подавал. Посочувствовали, кажется. Сменили вид психологической атаки: начали шпателями зачищать стену. Хотя и прошлись по всем извилинам (в глаза бы посмотреть создателям этих звукопроницаемых стен), но уже без садистского выматывания жил. За сутки покоя организм набрался стойкости, а мозг начал работать. Не может быть односторонней борьбы за выживание. «Ответ Чемберлену» должен таиться в самом доступном месте. Начинаю перетряхивать Интернет. Вот оно! «Положение о порядке переустройства и перепланировки жилых помещений в многоквартирных жилых домах», утвержденное постановлением Совмина 31 декабря 2006 года. Лихорадочно ищу конкретности. Итак, никаких вибраций и шумов в выходные и праздничные; громыхание дрелью и перфоратором только в рабочие дни с 9.00 до 19.00. Про обеденный отдых ничего. И ладно, без того уже можно ставить условия.
На этом бумажном «коне» мчусь по известным адресам. Хозяева обеих квартир, прекрасненько, нынче дома. Двери благожелательно открывают. Начинаю по–хорошему — с дочери, продолжаю печатными правилами ведения ремонта в домашнем пространстве. Немножко удивлены, слегка озадачены, а после готовы договариваться. Начинают раньше, заканчивают позже, взамен дают несколько часов на спячку. Третий день живем в условиях «косметического мира». Соседи мораторий пока выдерживают. Анальгин не тронут. Дочь спит.
