Родные люди
О дедушке мне было известно очень мало: родом из Пуховичского района, из деревни, сожженной во время Великой Отечественной войны нацистами. Бабушка, Галина Елисеевна Карасик (Ладутько), родилась в Червенском районе. В ее биографии отмечены новостройки, Днепрогэс, огромный эмоциональный подъем молодежи. Во время Великой Отечественной войны бабушка, медик, прошла боевой путь от Москвы до Берлина. И, заслужив орден Красной Звезды и медали «За отвагу», «За боевые заслуги», «За победу над Германией», в звании лейтенанта встретила окончание войны на Эльбе. Как выяснилось, дед служил в составе 4–го Украинского фронта замкомандира 50–го инженерного батальона тяжелого парка по наводке понтонных мостов, освобождал Украину — Киев, Житомир, Карпаты, Польшу, Германию, Чехословакию. За проявленную отвагу получил ордена Отечественной войны I и II степеней, орден Красной Звезды и медали, закончил войну в Праге в звании майора.
Первым моим поисковым шагом, еще лет 10 назад, стал звонок в Пуховичский районный краеведческий музей. От его директора А.Прановича я впервые и услышала название этой деревни — Лужицы. Александр Александрович зачитал мне тогда выбитые на лужицком памятнике фамилии казненных гитлеровцами сельчан. Карасиков оказалось двое. После чего начался долгий поиск оставшихся в живых лужичан. Очень помогла 82–летняя Ольга Андреевна Фесун с ее прекрасной памятью и живым умом. Затем, чтобы найти хоть какую–нибудь информацию о Лужицах, не одну неделю пришлось провести в Национальной библиотеке и архивах. Тогда, читая архивные записи чудом выживших свидетелей случившейся военной трагедии, я буквально холодела от страшной правды, открывавшейся с пожелтевших страниц.
Страшная правда
Первой известной карательной операцией зондеркоманды СС «Дирлевангер» на территории Беларуси принято считать деревню Борки. Не так давно стали достоянием гласности новые подробности «ранних походов» палачей «Дирлевангера» в Пуховичском и Червенском районах.
В первых числах марта 1942 года каратели активизировались и заняли несколько населенных пунктов, расположенных поблизости от деревни Клинок, где размещался штаб партизанского отряда Петра Иваненко. Партизанам пришлось покинуть лагерь. 5 марта немецкая авиация начала ожесточенную бомбардировку лесного массива. Потом в наступление пошла вражеская пехота. Над партизанами нависла угроза окружения. Прорыв состоялся 7 марта. В тот же день каратели, взяв в Лужицах проводником молодого парня Яся Тумиловича, направились в сторону деревни Клинок, где накануне шел сильный бой. Но, наткнувшись на засаду, повернули обратно и двинулись в сторону небольшой деревушки Лужицы, насчитывавшей–то всего с десяток дворов, и хутора Щикотовских через болото, где было двора четыре.
Памятник на месте казни в д. Лужицы.
Палачи нагрянули в деревню к ночи, по–воровски тихо. Взяли поселение в капкан, расставив пулеметы по всему лужицкому полю. Вырваться — просто невозможно. Поэтому свидетелей осталось немного. Все они в момент трагедии были детьми.
...Из домов стали вытаскивать мужчин. Выяснилось: нет председателя сельсовета Ивана Карповича Карнейчика. Вообще, жители деревни помогали партизанам: пекли хлеб, стирали. Кузнецы подковывали лошадей. И накануне по заданию партизан И.Карнейчик ушел в соседнюю деревню. Тогда каратели захватили в заложники его семью и велели передать: «Не придет председатель — казним». Иван Карпович вернулся — чтобы ценой жизни спасти четырех дочерей и жену. Над ним долго измывались. По воспоминаниям младшей дочери Марии Карнейчик: «Когда через недели две разрешили забирать казненных, мама увидела, что под ногтями у отца были загнаны иголки...»
Брата Ивана, кузнеца Александра Карнейчика, били в бане. По воспоминаниям Нины Ивановны Рак (Скачок), жительницы Пудицкой Слободы: «Когда его жена Антонина, каким–то образом минуя охрану, прорвалась внутрь, она увидела мужа, сидящего на лавке перед огромной лужей крови. Заметив Антонину, Александр Карнейчик снял шапку и бросил ее на кровь, желая оградить жену от страшного зрелища...» Из воспоминаний Эдуарда Карнейчика, сына кузнеца: «Они устроили в нашем доме пьянку. Перерезав всех домашних кур и гусей, каратели жарили, парили и пили всю ночь. А в это время в соседнем доме зверски пытали наших родителей и односельчан».
В Лужицах проживали семьи православных и католиков — уважительно и мирно. В католической семье Тумиловичей, как вспоминает невестка Софья Петровна Тумилович со слов своего мужа Людвига, «все от мала до велика стояли на коленях у икон и молились». Так Тумиловичей и потащили на казнь, ворвавшись к ним прямо во время молитвы.
В Лужицах эсэсовцы пытались добиться: где прячутся партизаны? Но ни один из простых деревенских жителей не стал иудой — не выдал, не донес.
А затем наступил день 8 марта 1942 года — страшный и роковой. Мужчин вывели и построили по росту. Там, посреди лужицкого поля, и сейчас стоит большая липа, очевидно, дочерняя той, на которой вешали людей. Первым повесили старшину колхоза Ивана Карнейчика — в собственном дворе. Он успел попрощаться с семьей... Затем еще двоих: Антона Георгиевича Тумиловича и Виктора Николаевича Тумиловича. И тут вдруг 75–летний старик Антось Тумилович оборвался. Старика откачали и повесили снова. Остальных мужчин, связав между собой веревкой, повели на окраину села в небольшие заросли. Иосиф Тумилович вырвался и побежал. Его ранили, потом добили.
Затем, через какое–то время, сожгли и стоящую в километре Щикотовщину. Но там сельчане, зная, что сотворили с Лужицами, уже успели разбежаться.
Единственный выживший тогда мужчина из Лужиц был Ясь Тумилович, которого каратели взяли в обоз и он успел убежать. Но и Тумилович погиб, когда попал на фронт. Такова судьба деревни — ни один взрослый мужчина из нее не остался в живых...
Эдуард Карнейчик: «После того как уничтожили Лужицы, нас приютили родственники в Слободе. Я играл на улице, когда там появились фашисты. Они окружили меня кольцом, в темных, почти черных униформах, с черепами на пилотках, и стали натравливать на меня огромную овчарку... Я пытался бежать, но собаке командовали: «Кляйн партизан!» Сорвавшись с места, она хватала меня за шиворот и тащила обратно в круг, что вызывало у извергов взрыв смеха. Затем, положив на меня лапу, пес смотрел на хозяев, ожидая дальнейших указаний. Мне было страшно, я кричал и снова пытался бежать. И снова они командовали: «Кляйн партизан!» И овчарка волокла меня к ним. Я плакал навзрыд, а эти, в «черепах», хохотали до упада...»
Каратель Лужиц
Однажды в деревню Пудицкая Слобода Пуховичского района подъехала «Победа». Вышедшие из машины люди попросили двоих молодых парней — Михаила Скачка и Николая Гурского — показать, где находились Лужицы. В те годы у памятников Великой Отечественной войны, в том числе и на месте гибели Лужиц, проходили маевки, собирались ветераны, все, кто помнил войну. Устраивались митинги, выступления. И ребята подумали, что это очередные организаторы. Каково же было их удивление, когда с заднего сиденья автомобиля вывели в наручниках высокого человека. Он стал рассказывать, где кого вешали, а где расстреливали. Ребята оказались понятыми на следственном эксперименте. А потом состоялся суд, в Минске в начале 1970–х годов. По словам очевидцев, народу собралось столько, что в зал невозможно пробиться. Было много слез, много горя...
Вопрос, кто же из нелюдей командовал расправой над мирными жителями в Лужицах, долгое время оставался открытым. Но имя узнали. Это Ростислав Муравьев, бывший лейтенант Красной Армии, штурмфюрер украинского специального карательного батальона СС. Он сумел пережить войну, спрятаться. Осел в Киеве, работал преподавателем в строительном техникуме. За совершенные злодеяния Муравьева приговорили к высшей мере наказания.
Мать Ивана Федоринчика, Ксения Карасик, родная сестра моего деда, которая на тот момент жила в Лужицах, рассказала: «На опознание этого карателя приводили к нам в дом. Он командовал казнью в Лужицах. И не только здесь, его подразделение сильно зверствовало на Брестчине...»
Я благодарна
Через 70 с лишним лет после тех страшных событий я впервые стояла на огромном поле, где когда–то находилась маленькая деревушка Лужицы. Любовалась, как стелется волнами трава, как убегает в необъятную даль ветер, и думала: как же хорошо жить на земле, смотреть на уплывающие в этом вечном небе облака. И как страшно, когда кто–то чуждый лишает тебя этого счастья... Я бесконечно благодарна всем, кто, проникнувшись моим стремлением отыскать родственников, подключился к поискам. Как же это важно — уметь чтить память своего народа и испытывать чувство гордости за свою причастность к Родине.
Лариса КРАСИНА.
Минск.
