«Луч» судьбы

Две золотые награды на ее жакете – награды за труд. Они очень разные... У каждой из них своя история. Одну — Героя Социалистического Труда Зинаида Горячко получила в совсем молодом возрасте. Другая, за тяжелый подневольный труд в Германии, нашла ее только в 72 года.
Две золотые награды на ее жакете – награды за труд. Они очень разные... У каждой из них своя история. Одну — Героя Социалистического Труда Зинаида Горячко получила в совсем молодом возрасте. Другая, за тяжелый подневольный труд в Германии, нашла ее только в 72 года.

Многие соседи по подъезду – дом в котором она живет, находится в центре Минска, за последние десятилетия в нем сменилось немало жильцов – даже не подозревают, что у скромной соседки такая удивительная биография.

Идеальная елочка

— Детство мое закончилось в 10 лет. Началась война. Родители работали на льнопрядильной фабрике в Лиозненском районе, подсобного хозяйства не было. Семья сразу стала голодать. Ходили по людям, просили. А в ноябре 1943–го нас и вовсе выгнали из квартиры. Было очень холодно. Мы шли долго–долго. Помню, вдоль дороги — замерзшие трупы лошадей, людей... Так мы попали в лагерь для военнопленных в Масюковщине под Минском. Сейчас я езжу мимо мемориала, который стоит на месте лагеря, на дачу. Всякий раз слезы наворачиваются...

Потом были вагоны — теплушки и многодневный перегон. Люди, вплотную стоявшие друг к другу несколько дней, боялись даже обсуждать то, куда их везут. В один из дней дверь вагона с грохотом открылась. В вагон полетели камни и комья грязи. Немецкие дети выкрикивали «Русиш швайне». Так бывшие узники поняли, где оказались.

— Умирать буду — не забуду ухмылки мальчишек из гитлерюгенда. Они не намного старше меня были... — У Зинаиды Дмитриевны открытое, располагающее лицо. За большую жизнь немало довелось ей выступать на всякого рода собраниях, совещаниях, перед делегатами всяческих съездов и просто в школе. И о судьбе своей приходилось рассказывать, конечно, не единожды. Но не всегда удается сдержать слезы. Вот и сейчас она отворачивается от объектива.

В 12 лет Зина Шаврова (это ее девичья фамилия) уже работала на заводе в Зигене автогенщицей — сваривала медные трубы. На возраст скидки не делали, шов должен быть безукоризненной елочкой, а смена — такая же, как и у взрослых, — 12 часов. Когда недавно она побывала в Германии, на заводе, где работала (сейчас он принадлежит другим людям, но по–прежнему производит трубы), у нее спросили, смогла бы она снова, спустя 60 лет, сварить идеальную елочку. Оказалось, руки ничего не забыли. Вот за эту работу ей и вручили золотой немецкий знак — им награждают заслуженных ветеранов предприятия, тех, кто более 40 лет отработал на нем.

— Когда мы вернулись в деревню, ее попросту не было. Все сожгли. Вспомнила я, как в детстве свели меня старшие ребята в эту деревню с названием Бураки да и забыли там. Мать меня ругала, а я рыдала, что никогда больше не пойду в эти Бураки, пусть они сгорят. Бураки действительно сгорели. Мы всей семьей и жили на пепелище. В 1946 году я поехала к брату в Минск. Мама 100 рублей на дорогу дала. Я еще в Витебске булку хлеба купила, разрезали мне ее на 10 порций, так и приехала. Пошла к брату в общежитие, там сказали, что он уже ушел на работу. Ну, я и пошла. Иду через весь Минск и спрашиваю: «Далеко ли до Дома печати?» (брат тогда работал в «Сталинской молодежи»). Все говорят: «Садись на трамвай — прямиком доедешь». Но как же я им объясню, что у меня ни копейки. Так целый день по Минску и топала. Когда пришла, оказалось, что брат десять минут как уехал. Спать меня уложили прямо в редакции.

«Мы, фабзайцы, народ простой»

В Минске подала документы в ремесленное училище. Освоилась быстро — такие же, как сама, подранки военной поры быстро становились друг другу почти родными. Зиночка жила просто за троих: суток не хватало на все те нагрузки, которые она с огромным желанием на себя взвалила. В 1947 году ее направили в Москву, на Всесоюзный физкультурный парад.

— Мы занимались в Измайловском парке, куда нас возил трамвай. Там из всех республик народ занимался. Однажды наш трамвай сломался. И нас подсадили к москвичкам. Они так враждебно были настроены против тех, кто был в оккупации, и уж тем более на принудительных работах. Стали кричать в нашу сторону гадости (извините, не смогу воспроизвести), плевались. А у нас девчонки фабзайские простые, крепкие, в основном деревенские. Они не в слезы, а в драку! Когда кучу разняли, мы радостно запели: «Умейте нападать — умейте защищаться».

Ну а сам парад — это воспоминание, от которого дух захватывает, кажется, до сих пор. У нас были костюмчики «трудовые резервы» — синенькие кофточки и юбочки. А потом, после выполнения упражнений, мы расстегивали их и оказывались в национальных белорусских костюмах. Помню тот единый гул, который стоял по всему огромному стадиону «Динамо». Отчетливо слышны были два слова: «Где он?» Сталин поднялся медленно, помахал всем рукой. В тот день дождь пошел сильный. Говорили потом, что в правительственную ложу, в которой сидел Сталин, капало. Но он не пересел в дальние ряды. Говорили и то, что он стоял по щиколотку в воде до конца выступления.

Заводская проходная

В 16 лет была первая практика на обувной фабрике имени Кагановича. Впрочем, фабрика — это слишком громко сказано. Да и практика была не по профессии — прежде чем начать изучать швейный машины, надо было кирпичи да мусор из цехов разобрать.

— Мой цех женской модельной обуви был размером чуть больше этой комнаты. А под нами в такой же каморке — механический цех. Тогда все вручную ведь шили. И в основном такие же, как мы, выпускники с исколотыми руками. Я до сих пор в этом квартале, примыкающем к бывшему «Лучу», живу. Всю жизнь на работу бегала через двор. На фабрике и мужа себе нашла — самостоятельного и серьезного, пришедшего к нам работать электриком сразу после армии. Прожили мы с ним больше полувека, трое детей, внуки.

А в ту пору жила, как и все: работала, училась, на переменах бегала кормить новорожденную дочку. Семилетний план бригада Зинаиды Горячко выполнила досрочно. Было это в 1966 году. Июнь этого года стал для нее особенным. Во–первых, исполнилось 35 лет, во–вторых, в день ее рождения (как шутили близкие — в честь ударницы) учредили День работника легкой промышленности, и в этот же день она узнала, что ей присвоили звание Героя Труда.

— Работу свою я обожала. Приходила за час до начала смены. У меня было два участка — два конвейера. Прикидывала, как распределю работу, кого кем заменю, коли что. Думаю, я была неплохим психологом. Обойдя всех до начала смены, я знала, у кого какие дела, кому нездоровиться, у кого дома неприятности. Немало к нам девчонок детдомовских приходило работать — всегда я их жалела. Очень уж эти нескладные девчонки напоминали меня в детстве.

Золотая звезда вождя ирокезов

С тех пор как Зинаиде Дмитриевне в Георгиевском зале Кремля вручили Золотую Звезду, жизнь ее изменилась. Во–первых, через несколько лет расселили коммуналку, в которой она с мужем, мамой и тремя детьми жила многие годы. Во–вторых, многие годы она была членом Советского фонда мира. Благодаря этому и увидела практически весь мир. И не уставала удивляться: жизнь богаче на выдумку любой, самой изощренной фантазии.

— В Канаду когда ехала, звезду надела. Потом уже я поняла, что им все равно, какая там у меня на груди награда. Хотя нет, один эпизод со звездой все–таки был. Нашу делегацию повезли в резервацию, в племя ирокезов. Встречал нас сам вождь. В яркой одежде, в огромном головном уборе из перьев. Мы ему какие–то сувениры пытались подарить, а он все отнекивался, брать не хотел, по–русски говорил: «Нет». Я удивилась, но, думаю, наверное, бывали здесь делегации из Союза, вот он и запомнил.

А потом подходит он ко мне и на звезду показывает. Вот это, мол, подарок. И еще на свою грудь тычет. Я подумала, что это он имеет в виду, что здесь моя звезда будет хорошо смотреться. «Нет, нет», — говорю. Мне показалось, что он сказал: «Жаль» — и отошел. А для нас ведь самое главное было — выглядеть пристойно. Потому переспросить я не сочла возможным.

О том, что же на самом деле имел в виду вождь ирокезов, Зинаида Дмитриевна поняла значительно позже. Когда узнала, что долгое время индейское племя возглавлял... бывший советский летчик, Герой Советского Союза. Не показалось ей тогда, что здоровенный мужчина в перьях бормотал по–русски. А когда он показывал на свою грудь, имел в виду совсем другое — собственную Золотую Звезду. Было это в конце 60–х. По–русски вождь с бывшими соотечественниками не разговаривал.

О судьбе этого человека впервые в Союзе рассказал в середине 90–х известный танцор Махмуд Эсамбаев, которому удалось поговорить с вождем. Оказалось, что летчик, Герой Советского Союза Иван Даценко был сбит над Львовом и попал в плен. Бежал. Попал в советский фильтрационный лагерь. Оттуда спустя некоторое время ему тоже удалось бежать. После его следы затерялись. Есть версия, что, прибившись к племени ирокезов, Иван Иванович женился на дочери вождя, а позже и возглавил племя...

— Несколько лет назад я слышала эту историю в передаче «Жди меня». Впрочем, о том, что вождь не просто себе вождь, кураторы нашей делегации, похоже, и тогда знали.

...Нынче Зинаида Дмитриевна о своих наградах и путешествиях вспоминает нечасто. А уж случай надеть элегантный пиджачок со звездой выпадает и вовсе редко.

Скромность – одна из черт, объединяющих ее поколение. Вот только когда внуки начинают расспрашивать о наградах, Зинаида Дмитриевна рассказывает историю своей жизни, страны, предприятия, с которым столько связано. История одной жизни. Целой эпохи...
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter