Художника Виталия Цвирко вспоминают его ученик Леонид Щемелев и дочь Татьяна

Искусствоведы единодушны: если бы после войны Виталий Цвирко не вернулся в Минск, белорусская школа живописи была бы другой. Для многих художников он стал не просто учителем, а тем самым человеком, которого далеко не всем и не всегда везет встретить. Человеком, способным не только разглядеть, но и развить чужой талант, научить работать на уровне интуиции, делать зримым то главное, чего, как известно, глазами не увидишь. Среди его многочисленных учеников — одни знаменитые имена, сплошные величины и корифеи. Да и сам Цвирко нынче востребован как мало кто из живописцев его поколения.

Сейчас и вплоть до ноября его уже хрестоматийные работы можно увидеть на новой выставке в Национальном художественном музее. Хотя, конечно, эта экспозиция, приуроченная к юбилею Победы, еще не показатель рейтинга художника. Картины Цвирко о войне — сами по себе часть военной истории. Но его удивительные пейзажи, в которых так реально ощущается и тепло первых весенних лучей, и запахи озябшей земли в последнее время то и дело появляются на минских выставках, при том, что еще лет 10 назад эти холсты могли извлечь из запасников и частных коллекций разве что по случаю юбилея их автора. Однако уже к концу года в одном из московских издательств выйдет добротный альбом репродукций Виталия Цвирко. А на арт–форумах в интернете все настойчивее звучит «куплю Цвирко!» — и торг идет нешуточный...

— Пейзажи Цвирко интересны художникам любого поколения, — уверен его ученик Леонид Щемелев. — И не одним только профессионалам. Насколько мне известно, только в художественном музее хранится более 120 его работ, причем лучших. Значительную часть этих холстов по–прежнему никто не видит. То, что выставляется, ничтожно мало, чтобы достойно показать такого мастера.

Выходит, настоящее открытие Виталия Цвирко еще впереди? Возможно. Причем это касается не только его живописи, но и биографии. Скажем, архивисты как один убеждены в его прямой причастности к старинному шляхетскому роду Годыцких–Цвирко, среди которых художники встречались и раньше. К слову, отец Виталия Константиновича, в официальной версии — обычный сельский учитель также был весьма неравнодушен к живописи... Вообще, официальная биография Цвирко — ровная, как хорошая дорога после капитального ремонта. Хотя все эти факты абсолютно достоверны — и успех молодого, едва справившего совершеннолетие живописца на довоенной выставке белорусского искусства в Москве, логичным продолжением которой стало его зачисление в Суриковский институт. И масштабные выставки, когда картины одного только Цвирко занимали все этажи минского Дворца искусства. И звание народного художника Беларуси в том полнокровном возрасте, когда большинство коллег только готовится к первой персональной выставке... Но талант подобного масштаба — это не только лавры и почести, а еще и огромное испытание.

В 1981 году во Дворце искусства в Минске на персональной выставке Виталия Цвирко можно было увидеть работы с обгоревшими краями — публика всерьез решила, что мастер соригинальничал. Лишь немногие знали, что накануне его мастерская едва не сгорела, пожарные баграми вытаскивали ящики с листами акварелей, заливая их водой. Поговаривали, что пожар был неслучаен — не исключено, что окурок, от которого занялся огонь, подбросили специально... Но талант Цвирко как будто делал его неуязвимым. Или его знаменитый оптимизм был еще одним даром? Да и что там пожар в мастерской, что ему чужая зависть, когда в жизни случались вещи пострашнее? Война, эвакуация в Самарканд, где он потерял сначала маленького сына, а потом — отца... Но о годах эвакуации Виталий Константинович не вспоминал даже в кругу родных. Никогда не рассказывал ни о чем, связанном с тем временем. Ни о том, как студенты Суриковского института собирали деньги на строительство танковой колонны, хотя едва могли прокормить самих себя. Ни, по всей видимости, о бешеной творческой конкуренции — в Самарканд ведь эвакуировались не только старейшие русские и украинские художники, но и все московские художественные вузы, а позже — еще и Ленинградская академия художеств...

— Ну о конкуренции в его случае говорить не стоило, — считает Леонид Щемелев. — Других белорусских художников в годы войны там не было. А национальный дух в живописи Цвирко сохранялся всегда и везде. Поэтому и в Беларусь Виталий Константинович вернулся сразу, как только смог, — нигде больше он себя не мыслил, только здесь.

— Помню, как в 1948 году из Минска в Германию отправляли пленных немцев. По этому случаю в оперном театре, где мы тогда учились, открылась выставка, на которой были представлены в том числе работы Виталия Цвирко, посвященные войне. Одну его картину я запомнил особенно хорошо — сюжет на тему оккупации, жесткий, обличительный. И немцев, восхищенно ее обсуждающих, запомнил. Выразительность фигур и особенно пейзаж на заднем плане вызвали у них неподдельный восторг. Среди этих немцев было немало образованных людей, об искусстве они рассуждали вполне профессионально. И хотя на той выставке было немало работ других художников, говорили только о Цвирко...

Педагогом он был от природы. Знаете, как у нас проходили занятия? Цвирко выбирал одного из студентов и разговаривал об искусстве только с ним. В следующий раз собеседником становился другой ученик... Причем советов никогда не давал. Но в этих разговорах каждому открывалась своя истина.

Его влияние на нас было безмерным. В 1955 году, когда в Москве открылась выставка картин Дрезденской галереи, Виталий Цвирко на две недели вывез в Москву весь институт. Желающие увидеть спасенные шедевры стояли сутки напролет, очереди были колоссальные, но он устроил так, что мы каждый день могли свободно ходить на эту выставку, без спешки разглядывая живопись, пытаться постичь которую можно бесконечно...

Но, в конце концов, он ушел из института. Обстановка, которую для него, настолько не похожего на других, там создали, накалялась постепенно... Помню, когда в одной из газет появилась статейка с критикой его стиля преподавания, я и еще двое студентов пошли в редакцию, чтобы по–мужски поговорить с автором этого пасквиля. Дошло до драки, появился милиционер. Однако быстро разобрался что к чему: вывел нас за дверь и отпустил. Репутация Виталия Цвирко у народа была непререкаемой.

За дипломную работу мне одному поставили «тройку». Цвирко вынудили выступить против меня — сила давления на него была огромная... Сейчас та «провальная» дипломная работа — в художественном музее. Виталий Константинович тогда извинился передо мной, но я и без того все понимал, мое почтение к его личности и творчеству не уменьшилось бы в любом случае... А Цвирко вскоре ушел из института, стал заниматься только живописью.

— Никто не смог бы назвать его карьеристом, — добавляет Татьяна Цвирко, дочь Виталия Константиновича. — Он был слишком творческим, настоящим художником. Часто первое, что я слышала, просыпаясь, — отрывки из оперетт в папином исполнении. Он любил напевать за работой, а мастерская была на втором этаже нашего дома... Хотя, конечно, больше он писал с натуры, причем сразу большие холсты. Даже свое знаменитое «Восстание рыбаков на озере Нарочь» — собирал местных людей, гримировал, режиссировал сцену...

Казалось, что он очень легко пишет свои картины. И этому завидовали. А папа целыми днями выстаивал на морозе с мольбертом... Но даже я ни разу не видела его в плохом настроении. Рядом с ним проблем как будто не существовало в принципе. Отец был большой труженик, но дарил свои картины запросто, легко одалживал деньги, причем считал, что брать их обратно неудобно, некрасиво. Наш дом всегда был полон гостей, если в Минск приезжал кто–то с папиной родины, обязательно оставался у нас переночевать... А еще он был великолепным садоводом — выращивал прекрасные груши, яблоки, абрикосы. И после писал с них свои натюрморты. Или раздаривал...

Он не любил ничего усложнять, до конца сохранил оптимизм и прекрасное чувство юмора. И говорил, если бы ему пришлось родиться заново, прожил бы жизнь точно так же. Однако, чтобы я стала художницей, не захотел...

Когда в художественном музее открывалась выставка к папиному 100–летию, разыгралась такая вьюга, что в городе встал весь транспорт. Но люди пришли. И я написала стихотворение:

zavadskaja@sb.by

Советская Белоруссия № 106 (24736). Суббота, 6 июня 2015