Мои знакомые москвичи переехали жить в Беларусь. Дом купили, перевезли туда всю утварь, собак–котов. Устроили детей в школу, сами определились, составили план развития бизнеса и говорят: «Это же Европа. Отсюда до Франкфурта рукой подать. И до Вены. И до Парижа даже. И вообще, в Москве трудно жить. Бешеный город». Я, если честно, не очень поняла такую мотивацию их переселенческого восторга.
— Как Европа? — удивляюсь. — Вы видели, на полках магазинов лежит сырок плавленый «Дружба»?.. А названия улиц читали: Коммунистическая, Комсомольская, район Советский?
— Но зато до Вильнюса 170 км. Сел в машину и через два часа ты уже в кафе откушиваешь цеппелин...
— Так, может, надо было сразу в Вильнюс...
— Э, нет. Там уж совсем все иначе. А здесь уже не Россия, но еще и не дикий Запад. Вроде как посередке, хитрое географическое положение. И красота. И тишина...
Про тишину я понимаю. Когда–то я ее совсем даже недолюбливала... тишину эту, когда–то душа моя еще требовала боя курантов. Приедешь из Москвы, где люди тревожные, активные, и злишься на наших сонных мух. Они все по–ти–хонь–ку идут в мет–ро... Не спе–ша... Ничего не происходит, кажется. Кажется, тихо, как в лесу, — все спят. И мне это состояние казалось типичным признаком неблагополучной провинции.
Потом, правда, побывав в Австрии, Швейцарии, Германии... Побывав, одним словом, кое–где в Европе, я поняла, что это наоборот: именно крепко замешенная провинциальная кровь заставляет людей нестись с выпученными глазами навстречу ветру, с идеей завоевать, покорить, доказать, самоутвердиться и избавиться от кучи собственных страхов. Оказывается такой человек потом в благополучной Франции или Бельгии, и его «плющит» от тишины и покоя. Недаром русских за версту видно и слышно. Шумные — гром! Не подходи.
В этом смысле Вильнюс совсем другой город, там цветы из крашеной соломки на Казюкас плетут и янтарь в ушах носят. Сейчас на границе машин мало, а потому пролетаешь ее, не заметив. Последний мой рекорд прохождения — 14 минут. Выходишь на проспекте Гедиминаса — и гуля–я–яешь. Ярмарки, оркестры ходят по улицам, девушки с барабанами, вокруг вязаные шерстяные носки, плетеные кружева, янтарь и соломенные цветы. Мы с Вильнюсом близкие всю жизнь: то Речь Посполита, то ВКЛ, Советский Союз опять же. Но почему у нас на ярмарках гастрономы вафельный торт предлагают, а у них золотые скрудзелинас и тингинес? И ароматные чаи с травами. И тетеньки средних лет в полосатых носках, чудаковатых беретах, с тем самым янтарем в ушах назначают друг дружке встречи в кафе. Да моя мама сто лет и три года в кафе с подружкой не ходила. Они на кухне под телевизором все «перетирают».
В Москве и того жестче. С утра открывается булочная, и пенсионерки мчат в нее за булками. В очереди обматерят власть, соседа, обсудят, кого там покусала очередная бешеная собака, схватят полбуханки белого и бегом на мини–рынок за пакетом молока. Потом заглянут в аптеку и на лавку перед подъездом — договаривать остальное все наболевшее. Праздник города в Москве при ближайшем рассмотрении оказывается зрелищем брутальным. Пьют и бьют. Никаких тебе кружев и близко.
Так вот мы, получается, посередке, и у нас уже вроде бы потише и поинтеллигентнее, но еще без медовой сдобной нежности и теплого янтарного мерцания.
Единственное волшебное место, где, пожалуй, сходятся все наши миры: литовский, белорусский, российский... Ой, я продолжать могу пятнадцать раз — эстонский, латвийский и т.д. Так вот это единственное место, где каким–то чудесным образом наши вселенные пересекаются, — это ночные клубы. Я заглянула намедни в таллинский «Бон–Бон» и хохотала потом до упаду. Такое впечатление, что из Минска не уезжала. Даже лицом клиенты похожи на завсегдатаев минских ночных заведений. И девушки–красавицы также вьются у бара, угощаясь коктейлями, а у входа также стоят машины с номерами из одних семерок, пятерок и троек. Ух! Меня это успокоило. А то я думала, мы совсем оторвались друг от друга с этим Евросоюзом и «шенгеном». Но когда я еще и пообщалась с местными парнями, то тут же поняла: э–э, одним миром вы все мазаны. Отлегло.
Теперь я понимаю своих друзей–эмигрантов: слишком отрываться от того, что с детства тебя окружает, больновато. Потому их путь в Европу начался с нашей страны. И мне даже приятно, что так. Да, пройдет время, мы, может, тоже научимся на празднике города в хлам не напиваться и ярмарки полюбим, цветов Казюков наделаем.
И еще... Я, видимо, уже на пенсию тогда выйду, надену серьги, брошь и пойду с подружкой в любимый бар. Вспомнить, как оно раньше было.
