На Гомельщине, в деревне Красный Берег Жлобинского района, во время войны фашисты создали сборный пункт для детей, которых насильно отнимали у родителей. У тех детей забирали кровь для раненых немецких офицеров. Сегодня установлены имена только 15 малолетних узников. Остальные 1.975 истории пока неизвестны. Именно в деревне Красный Берег 28 июня 2007 года был торжественно открыт мемориальный комплекс, посвященный детям — жертвам Великой Отечественной войны. Спроектировала его творческая мастерская заслуженного архитектора Республики Беларусь, лауреата Ленинской премии Леонида Левина. Я давно хотел познакомиться с Людмилой Мелащенко — человеком, который живет рядом с мемориалом, на чьих глазах он создавался и кто был в нем первым экскурсоводом и научным сотрудником. Здоровье не позволило ей продолжить работу. Но мемориал не отпускает. Держит. И Людмила Петровна, уже по велению души, продолжает служить ему.
— Однажды ко мне привезли группу учащихся из Жлобина. Несколько строгих преподавателей сладить с великовозрастными подростками не могли. Рассказывали, что чуть ли не силой заталкивали их в экскурсионный автобус. На меня при встрече ребята даже внимания не обратили. Прошли мимо. Кто по мобильному болтает, кто семечки грызет, кто–то из жвачки пузыри выдувает... Я их остановила, нашла слова, которые заставили обернуться. И первое, что от них услышала: «А давайте побыстрее, минут за пять свою экскурсию проведите, а то мы спешим!» Я в ответ: «Мальчики мои, я могу и за три минуты, только вы мне моргните, когда остановиться. Договорились?» Полтора часа я вела экскурсию, а они безмолвно со мной по мемориалу ходили. Потом построились и ушли к автобусу. Сидели в салоне тихие–тихие, преподаватели не верили своим глазам.
— Людмила Петровна, если честно, тяжело про детский лагерь рассказывать?
— Тяжело... Где–то читала, что подвиг — это не только на амбразуру грудью, а еще и выстоять, выдержать, пережить... Это же дети были.
— А что им пришлось выдержать?
— У нас в Красном Береге был сборный пункт по приему детей из разных районов Гомельской области. Хотя я нашла в одной из книг свидетельство, что и дети с Витебщины прошли через Красный Берег. Собранных деток сортировали. Тех, чья группа крови подходила, сразу грузили в эшелоны... Многих вели в панскую усадьбу, где находился немецкий госпиталь для солдат и офицеров. Немцам нужна была свежая подростковая (от восьми до четырнадцати лет) кровь.
— Почему именно подростковая?
— Я спрашивала у медиков, и они объяснили, что в этом возрасте проходит бурное гормональное развитие и такая кровь является целебной. Раны заживают быстрее, организм восстанавливается лучше. Те, кто прошел через Красный Берег, рассказывали, как все происходило. Вначале детей мыли и купали. Зимой — в бане у реки, летом — прямо в реке, невзирая на погоду, ведь немцы всегда отличались аккуратностью до педантизма. А потом гнали в специальную комнату в панском доме. Врачи поступали лояльно. Даже место было оборудовано так, чтобы ребенок мог только просунуть руку, но не видел сам процесс забора крови. Потом ему на шею вешалась специальная бирка.
— Много осталось тех, кто помнит и может рассказать?
— Долгое время даже мало кто и знал, что у нас был детский донорский концлагерь. На первом плане были ветераны, партизаны, герои. Те, кто ковал победу, а дети... Они — жертвы. Однако на территории Белоруссии было пять донорских детских концлагерей. Четыре в Гомельской области, один — в Минской. Из Красного Берега вернулась только одна узница — Зоя Казакевич, но и она уже умерла. В свое время спаслась чудом. Ее вывезли в Германию, и немка вытащила ее полуживую из ямы, выходила.
— А что потом было с детьми, у которых брали кровь?
— В абсолютном большинстве случаев они погибали. Кровь брали по нескольку раз — и ребенок навечно засыпал. Выжили единицы. Точных цифр по таким лагерям нет. Но кое–что я нашла. В Салоспилском лагере немцы забрали у детей 3.500 литров крови... Дети–доноры находились на привилегированном положении. В день забора крови полагались миска супа, кое–что из сладостей, чай или какао. А тех, кто не подходил, безжалостно уничтожали.
— Людмила Петровна, как вы на эту тему вышли?
— Сидела на пенсии, рядом строился мемориал. Муж пошел сторожем устраиваться и узнал, что нужен экскурсовод. Предложил меня. Это было 23 декабря. А 26 декабря 2006 года я уже провела свою первую экскурсию для ветеранов войны. Не была готова и очень волновалась. Единственное, что знала, так это то, что автором является Леонид Левин. Но даже отчества его не смогла бы назвать... Подготовилась по газетным статьям, а потом решила, что следует дать слово ветеранам. Они сами принялись говорить и о своих подвигах, и о детях...
А потом были сотни экскурсий, иногда по три в день. Начало болеть сердце от такой нагрузки, пришлось уйти. За время работы удалось собрать много материала и о детском лагере, и о создателях памятника. Я на велосипеде всю округу объездила в поисках тех, кто мог бы рассказать о тех трагических событиях. Несколько человек нашла, поддерживала с ними связь. И муж мне помогал. Иногда зимой пешком ходили, чтобы в отдаленной деревне кого–то из очевидцев с днем рождения поздравить.
— Много приезжает людей на мемориал?
— Зимой меньше. А вот весной и осенью очень много.
— Сейчас чем занимаетесь?
— Думаю, если у нас такой памятник есть, то и все учащиеся о нем должны знать — кто его воздвиг, зачем... Вот я хожу по школам и рассказываю. Передала собранные материалы в районную библиотеку, чтобы и они с детьми об этом говорили. Никогда не отказываюсь выступать... Здесь, на мемориале, каждая деталь — символ. Здесь необходимо вслушаться, всмотреться, задуматься. Здесь дети плачут, а взрослые мужчины рыдают.
Знаете, сюда начали приезжать молодожены. Фотографируются, а еще читают имена детей и среди них своему будущему ребенку имя выбирают. Вот такая традиция складывается...
