– Как вы решились взять на себя столь непростую режиссерскую миссию? В какой момент поняли, что вам мало быть актером?
– Не возникало такой мысли, что мне мало быть актером. Просто от продюсеров фильма, помимо предложения сыграть Александра Печерского, поступило еще и предложение встать за штурвал большого корабля под названием «Собибор» и сочинить свою историю. Я подумал и согласился. Видимо, к тому моменту (а это случилось около двух лет назад) накопилось достаточно знаний о кино во всех его аспектах – в операторском, режиссерском, актерском, – и можно было с этим багажом приступить к созданию картины.
– Насколько сложно было совмещать актерскую и режиссерскую работу? Кто-то вам помогал?
– Нет. Как говорится, помоги себе сам: спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Конечно, было сложно, потому что практики режиссерской никакой. Но спасал дублер, который ходил вместо меня по площадке. К нему, помимо костюма, была прикреплена рация, я в эту рацию говорил свои реплики, свои тексты, партнеры подхватывали диалог. Старался корректировать все и с точки зрения мизансцен, и с точки зрения содержания, а дальше сам входил в кадр, играл сцену и потом отсматривал материал. Это то, что касается так называемого момента раздвоения.
Заключенные готовятся к восстанию (кадр из фильма «Собибор»)
– Вы ведь участвовали и в создании сценария?
– Да, других вариантов не было. К тому моменту, как мне предложили участие в фильме, сценарий и идея давно уже ходили по кинокругам, и к ним подключались разные сценаристы. Существовало, по-моему, около четырех-пяти вариантов сценария. И когда я начал съемки, у меня был целый букет разных направлений и вариантов. Стал сочинять свой вариант, отталкиваясь или не отталкиваясь, принимая или не принимая какие-то направления в других версиях.
Истинная предыстория «Собибора» открылась не так давно, потому что этот лагерь по уничтожению еврейского населения был засекречен. Находился он на территории Польши и действовал около полутора лет. В 1943 году там восстали заключенные, перебили большую часть охранников и комендатуры лагеря и бежали. Это единственный известный в истории массовый побег из концлагеря. Бежало 400 человек, не все смогли спастись, и лишь только 50 из них дожили до Победы.
– Откуда вы черпали информацию и общались ли с родственниками людей, выживших в том кошмаре?
– С родственниками я общался уже после съемок. Иногда чересчур точное знание материала мешает. Это же не документальное кино, а художественное, основанное на реальных событиях, датах и месте действия. А как все происходило на самом деле… Это всегда очень субъективно – даже у очевидцев и современников тех событий бывают разные воспоминания. Иногда они точны по деталькам, но тем не менее субъективны. Поэтому мне были интересны вот эти самые детальки, но не все остальное… Фильм – скорее мои размышления, мои чувства и моя интуиция по поводу того, что же там могло произойти. Более того, скажу: это даже наиболее мягкая версия, хотя она получилась достаточно эмоциональной.
– Вы сами разгадали, в чем секрет вашего героя Александра Печерского, как ему удалось совершить этот подвиг?
– Я не разгадал, честно вам скажу, и разгадать это невозможно. Для меня огромная фантастическая загадка, как в тех условиях, в том вавилонском многоязычии (а в фильме мы сохранили многоязычие всех национальностей, чьи представители попали в Собибор) так сошлись звезды, энергетика Печерского, его магнетизм, его сумасшедшее желание вытащить заключенных, что он сумел это осуществить. Видимо, люди были уже настолько доведены и прижаты к той черте, из-за которой не возвращаются, что были готовы совершить такое дерзкое восстание голыми руками, зубами, всем чем угодно ради спасения своей жизни.
– Вы готовы повторить подобный режиссерский опыт?
– Давайте закончим эту историю, выпустим кино на экраны и в жизнь. Мне кажется, получилась человеческая история, не совсем простая для восприятия, но довольно эмоциональная, не оставляющая зрителя равнодушным. Получилась не при помощи компьютерных эффектов, а лишь благодаря актерским работам.
– Вы как-то говорили, что боитесь: вдруг, став руководителем, превратитесь в тирана. Как режиссеру пришлось проявить тиранию?
– Ну конечно. Тирания бывает разная. Мне кажется, я жесткий руководитель с точки зрения организации процесса, создания творческой атмосферы, а все остальное… Не считаю, что я умнее и лучше других. Но у меня есть какой-то вектор фантазии, которой делюсь с коллегами. И если мой вектор с их настроением совпадает, это радостно, если нет, у меня хватает терпения услышать и понять наш электорат, для того чтобы прийти к единому мнению.
– А головы летали?
– Нет, не летали. Сроки кинопроизводства достаточно сжатые, и заниматься еще секир-башка не было времени. Да и желания, как, в принципе, и необходимости. Наверное, у меня непростой характер. Но я могу абсолютно спокойно признать свою неправоту, попросить прощения.
– Попробовав себя в режисссуре, можете сказать, кто для вас является учителем в этой области?
– Нет одного, единого учителя. Стану называть, кого-то забуду, и кто-то скажет: «Ах, вот так ты добро помнишь…» Начну с того, что мой первый учитель – мастер питерской мастерской Вениамин Михайлович Фильштинский. Именно он дал в руки профессию, основу. А основа заключается в подходе к роли. Он меня научил, как начинать и с чего начинать фантазию в поисках персонажа. Дальше уже была «школа» кинопутешествий, знакомств и понимания кино с точки зрения режиссеров, операторов, актеров, художников, каскадеров, костюмеров, гримеров. Было достаточно много людей, которые сидят глубоко во мне и которых я могу назвать учителями.
Но были и другие примеры, научившие меня истине: не создавай себе кумира! Познакомившись с иными очень известными людьми я был расстроен тем, что они не остались для меня навсегда просто любимыми киногероями, как Чарли Чаплин, например. Увы, после общения с ними в жизни у меня появилось чудовищное разочарование и в профессии, и в людях. Поэтому мне кажется, не совсем правильно кого-то называть конкретно: «учителей» было много, и я у всех чему-то учился.
– А в школе у вас были любимые педагоги?
– Из учителей первой почему-то вспомнилась педагог английского языка. Я сейчас не назову ее имя и фамилию, но визуально она осталась в памяти. Она пыталась заниматься с нами самодеятельным театром. Как-то я играл в джинсах и длинном свитере кусок из «Гамлета» – не помню какой, но на английском языке. Хоть и учил английский, но ничего не понимал, что тогда говорил. Зато передо мной стоял образ Владимира Семеновича Высоцкого, и я пытался хотя бы визуально ему соответствовать. Поэтому и был найден растянутый свитер.
– Вы слыли любимым учеником, учительской гордостью?
– Нет, с чего бы? Никогда не был любимчиком… Знаете, всегда с интересом наблюдал за людьми, которые эпатажно, вызывающе вели себя в школе, на студенческой скамье, на все имели свое мнение. И у них я тоже учился. Сам я не такой.
– Каким должен быть человек, чтобы войти в ваш близкий круг?
– Друзья должны радоваться успехам и с не меньшим рвением сопереживать отрицательным событиям в твоей жизни. Чтобы стать моим другом, нужно быть просто нормальным человеком. Ну, не притворяться, по крайней мере.
– С однокурсниками Михаилом Пореченковым и Михаилом Трухиным вы дружите три десятилетия.
– И мы не притворяемся, мы иногда, может, даже чересчур откровенны. Радуемся друг за друга, говорим колкие слова, шутим друг над другом, мы просто радуемся общению.
– А какой из родительских советов вам запомнился и, может быть, стал вашим жизненным принципом?
– Понимать, что движет поступками тех или иных людей. Всегда нужно пытаться понять. А понять – значит простить. Наверное, это самое главное, чему меня научили. Все остальное уже вторично: совершать ошибки, исправлять их самому и так далее.
– Каждому родителю важно, чтобы его ребенок вырос хорошим человеком, добрым, воспитанным…
– Естественно.
– Вы чему хотели бы научить детей, какой свой опыт передать?
– Я еще не дошел до момента, когда пора передавать опыт. Могу высказывать какие-то свои соображения. В тех же студиях делюсь своими фантазиями на ту или иную тему. Иногда мы серьезно задумываемся, входя в коридорчики этих фантазий вместе с ребятами, иногда нет. Но мне кажется, в этом контрастном душе и замешано формирование личности человека.
– Знаю, что Евгений Миронов на съемках фильма «Время первых» убедил вас заниматься спортом…
– Убедил в том, что спорт необходим. И это меня тогда спасло. Я Жене поверил, и он оказался прав. Теперь я постоянно думаю о том, что важно уделять время спорту. Я не так часто нахожусь в спортивном зале, но бываю там. У меня есть абонемент, да.
– Вам свойственна ностальгия? Сохраняете, например, старые фото?
– Нет, ностальгия – это не про меня. Хотя что-то, что дорого моей памяти, я сохраняю и не разбрасываюсь теми вещами, которые идут от сердца. Храню для того момента, наверное, когда впаду в истерию маразма и воспоминаний о том, что сделано в жизни. Вот тогда вернусь к коробкам с афишами, сувенирами, фотографиями, буду их пересматривать и думать, что я не зря прожил жизнь.
– Из собственных работ чем особенно дорожите?
– Наверное, тем, что сделал своими руками. Я люблю что-то делать и мастерить из дерева. Не всегда это получается… Но когда получается, это моя гордость! Все остальное – либо эфемерные воспоминания, относящиеся к театру, или воспоминания вроде: «Ох, здесь неплохо, а вот это вообще хороший фильм» и так далее. Но это ко мне не имеет отношения. Те фильмы, которые ушли в большое плавание, к артисту уже не имеют отношения, потому что они были тогда. А сейчас дорого то, что в работе, то, чем живешь, с чем встаешь каждое утро и ложишься каждый вечер.
– Вы верите в судьбу? Вот у вас в фильме есть фраза: «Бог нас спасет, только не надо мешать ему»…
– Да, мы ее придумали, и я ею очень горжусь. Это фраза, которая подстегивает Александра Печерского к действию. Ее эффект противоположен содержанию самой фразы. Девушка Люка, которая вместе с Печерским прибыла в Собибор из другого концлагеря, где его поймали при побеге, пытается заставить Печерского забыть эту неудачу. Потому что из-за него многие люди погибли. Было такое правило в лагерях – расстреливали каждого пятого или каждого десятого за любую попытку к побегу любого из заключенных. И Люка пытается сделать так, чтобы хотя бы последние часы жизни Печерский прожил спокойно. Она призывает его к смирению, что вызывает обратную реакцию.
– А вы сами как относитесь к понятию «судьба»?
– С уважением.
– Почему у вас нет аккаунтов в соцсетях? Как вы ориентируетесь в потоке информации?
– Друзья, семья – вот мои проверенные источники. У меня нет времени и желания сидеть в аккаунтах, поскольку это совершенно другая форма общения. Понимаю, что она зачастую быстра и эффективна, но я пещерный человек: я за тактильный, энергетический образ общения. Мне необходим рядом человек, с которым я беседую.
Константин Хабенский
Родился: 11 января 1972 года в Ленинграде
Образование: ЛГИТМиК (мастерская В. М. Фильштинского)
Семья: сын – Иван (10 лет), дочь – Александра (1,5 года), жена – Ольга Литвинова, актриса МХТ им. Чехова
Карьера: снялся более чем в 100 проектах, среди которых: «Убойная сила», «В движении», «Свои», «Адмиралъ», «Географ глобус пропил», «Метод». В 2008 году основал благотворительный фонд, который помогает детям с онкологическими и другими тяжелыми заболеваниями мозга. Народный артист России, актер МХТ им. Чехова
Лика Брагина, ООО «ТН-СТОЛИЦА» (специально для «ЗН»),
фото Андрея Салова