Сын, к сожалению, не пошел по стопам отца, но бережно хранит то, что ему досталось в наследство.
Мы осматриваем экспозицию вместе с его сыном Александром Юрьевичем. Наследник горд и благодарен, что произведения его отца возвращаются в залы музея каждый юбилейный год. Но на этой выставке есть ряд работ, которые выставляются в музее впервые. Произведений у бывшего директора музея могло быть куда больше, будь он просто художником. Но он всегда был при деле, которое оказывалось важнее, чем собственное творчество. Первые годы после художественного училища работал в школе учителем рисования и черчения и брать в руки карандаш или кисть мог только на каникулах.
— Летом он всегда ехал на хутор вблизи деревни Суховчицы, что в Кобринском районе. Там жили дядя Коля и тетя Стеша — родственники по линии моей мамы. Отец очень любил это место, дом находился в лесу. Большинство пейзажей сделаны именно там, на Брестчине.
На выставке множество подтверждений тому. Александр Юрьевич с особой ностальгией смотрит на акварель с рябиной: «Помню ее еще совсем тоненькой, а сегодня это уже огромное дерево». Здесь же портреты родственников.
После учительствования Карачун стал главным художником издательства «Урожай». Сын вспоминает, что и тогда работы меньше не стало, брал даже на дом и корпел над иллюстрациями к книгам по ночам. К слову, тогда же получил и высшее образование, заочно окончил Московский полиграфический институт, стал книжным графиком. Именно тогда его заметили как талантливого художника. Акварели и графические работы начали экспонироваться на республиканских выставках, а за художественное оформление книг он получал медали и дипломы всесоюзных и республиканских конкурсов. Только в 1988 году он стал членом Белорусского союза художников.
В Крым и на Кавказ Юрий КАРАЧУН ездил не отдыхать, а творить.
У столь позднего признания Юрия Александровича Карачуна есть объяснение. Долгие годы он считался сыном «врага народа». Его отец, писатель и журналист Алесь Карачун, за переписку с польским другом был арестован и сослан в Минусинск, а затем в Красноярск, где и был вскоре расстрелян. Мальчику Юре тогда было три года, но клеймо держалось на нем еще очень долго. Его ведь и в партию не принимали по той же причине. И двери в Министерстве культуры, куда его приглашал сам заместитель министра Арсений Николаевич Ваницкий, не сразу открылись. Кстати, именно в должности начальника отдела изобразительных искусств приметила Юрия Карачуна тогдашний директор художественного музея Елена Аладова.
— Елена Васильевна внесла огромный вклад в формирование коллекции русского искусства. Она делала все, чтобы восполнить военные потери и приумножить художественное богатство. И у нее это получалось великолепно. Отца выбрала именно она. Почему? Скорее всего, он был близок ей по духу, как профессионал своего дела: не столько как художник, а как организатор музейного дела. Он ведь тогда постоянно общался с художниками, много ездил по галереям, организовывал выставки, сам делал экспозиции.
Предложение было насколько заманчивым, настолько и ответственным. Юрий Александрович это отлично осознавал. Одно дело прийти в музей как инспектор министерства и совсем другое — окунуться в его повседневную жизнь и быть ответственным за каждую мелочь. И потом Аладова подняла музей на такую высоту, что надо было держать планку, а еще лучше — поднимать ее выше. Словом, поначалу он не согласился. К тому же у него и так практически не оставалось времени на творчество. Отдушиной был отпуск в Крыму или на Кавказе, где он не расставался с этюдником и парусиновым стульчиком. Цикл этих работ — изюминка нынешней выставки.
Но Елена Васильевна была настойчива. Она постоянно возвращалась к этому разговору, так как была убеждена, что именно Юрий Александрович тот человек, который продолжит ее дело и принесет пользу музею. В итоге он сдался. Сегодня нет сомнения, что он оправдал возложенные на него надежды и сделал очень много для Национального художественного. Но какой ценой? «Ценой внутреннего колебания, собственного здоровья», — с сожалением сегодня говорит его сын.
Именно при Карачуне начали выстраиваться международные связи музея, расширяться его контакты с музеями мира. Именно при нем начала формироваться коллекция белорусского современного искусства. Он с юности был дружен с Савицким, Поплавским, Стельмашонком, Данцигом, Громыко и другими художниками, с большинством из них учился. И как только у него появилась возможность показать их творчество и сделать их произведения достоянием страны, сразу же этим воспользовался. Так, рядом с Репиным, Шишкиным, Суриковым, Айвазовским и другими талантливыми русскими живописцами, которыми буквально болела Елена Васильевна, появились и наши современники.
При Карачуне начали в прямом смысле спасать и нашу иконопись. При нем научные экспедиции разъехались по разным уголкам Беларуси в поисках произведений искусства. В заброшенных приходах и на чердаках деревенских домов были найдены уникальные шедевры, которые сегодня украшают стены музея и являются гордостью страны. Организация реставрационных мастерских в музее, различных передвижных выставок — тоже дело его рук. Как и появление филиалов музея, в том числе и в районных центрах. Отдельный разговор — замковый комплекс «Мир».
— Отец, приезжая из командировок в Мир, постоянно с сожалением рассказывал, как по дворам люди разносят кирпичи с этих уникальных исторических стен. «Надо срочно брать замок на баланс и восстанавливать!» — говорил он. Это был очень ответственный шаг, он это понимал. Об этом ему постоянно напоминали коллеги. Отговаривал и Николай Пограновский, который на тот момент был главным хранителем музея. Но отец решение принял и довел дело до конца. Он был против кукольной реставрации, новоделов не терпел, хотел, чтобы за этим объектом была видна история. Мирский замок уже тогда стал приобретать те очертания, что имеет сегодня. И первая экспозиция там была открыта еще при жизни отца.
Первая же персональная выставка Карачуна прошла, когда он уже работал в музее, причем вне его стен. Должностью своей он никогда не злоупотреблял, даже наоборот. Музей не закупил ни одной прижизненной работы своего директора, так как сам директор предпочитал собирать в этих стенах произведения других, как он считал, более талантливых белорусских художников. Что говорить, если у него никогда не было собственной мастерской, хотя положение и должность позволяли ее иметь.
Сегодня в музее хранится около десятка графических и акварельных работ Карачуна. Родственники любезно согласились дополнить экспозицию из личной коллекции. У художника не было любимых произведений, все ему были по-своему дороги, каждое связано с каким-то этапом в жизни, определенными переживаниями, чувствами. И потом он ведь еще хотел жить, творить, верил, что лучшие его произведения впереди. Но жизнь оборвалась в шестьдесят пять, когда он только начал задумываться о заслуженном отдыхе и такой долгожданной возможности быть просто художником.
Фото Артура ПРУПАСА
