Владимир Прокопцов — о будущем Национального художественного музея и проблемах с кадрами реставраторов

Код Прокопцова

Музейная жизнь для большинства из нас — тайна за семью печатями. Нет, конечно, мы посещаем выставки, с торжественными лицами ходим по залам, любуясь произведениями искусства, — однако о том, что происходит за кулисами, осведомлены слабо: основная работа музейщиков чаще всего скрыта от посторонних глаз. Национальный художественный музей и генеральный директор Владимир Прокопцов пригласили корреспондентов «СБ» в святая святых — свои реставрационные мастерские для знакомства с коллективом и откровенного разговора о жизни НХМ и будущем белорусских реставраторов.

Чтобы работать в музее, нужно быть фанатиком, сходить с ума по своему делу, жить им и дышать 24 часа в сутки.

— Я три раза отказывался от этого поста, когда тогдашний министр культуры Сосновский мне предлагал, — откровенничает Владимир Прокопцов. — Потому что ни дня не работал в музее. Да, был кандидатом искусствоведения, членом Союза художников, работал в Совете Министров, но опыта работы хотя бы в районном музее у меня не было. И я понимал: на моей ответственности будут и коллектив, и картины — столько шедевров! А вдруг у меня не сложится? И потом скажут: вот, пришел из Совмина Прокопцов, и все впустую — и мне будет стыдно ходить по Минску.

Те прежние страхи давно остались позади: в будущем году директору НХМ исполнится 65 — и 20 лет, как он возглавил музей. Причем первые пять лет он даже в отпуска не ходил — не было ни времени, ни возможности. Да и сейчас нечасто удается оторваться от дел. За чашкой чая Владимир Иванович рассказывает историю. Встретил однажды старого знакомого, тот поинтересовался: мол, написал ли ты, друг, докторскую — ты же, помнится, так красиво в 34 года в Москве в Академии художеств СССР защитил кандидатскую диссертацию. Наверняка уже доктор наук! Да нет, как был кандидатом, так и остался, в профессора не вышел — по–прежнему доцент, ответил Владимир Иванович. «Так что же ты делал эти 20 лет на посту директора? — удивился знакомый. — Если даже докторские корочки себе не обеспечил?»

А Прокопцов все свои немаленькие амбиции направил на то, чтобы Национальный художественный стал лучшим музеем в стране. Самым громким, самым прославленным, с самыми яркими, масштабными проектами. Музейный квартал, который гендиректор НХМ задумал в начале своей работы, постепенно, шаг за шагом из фантастического, как ему говорили некоторые коллеги, замысла превращается в объективную реальность. Все модернизировать, расширить, обновить не только стены, но и коллекции, дать возможность молодым и талантливым проявить себя.

Провести ту или иную выставку, привезти в Минск Рембрандта или Пикассо — это текущие задачи, решаемые в фоновом режиме. А вот стратегия развития музея должна быть нацелена даже не в завтрашний день, а в послезавтрашний. Чем выше замахнешься, тем больше сделаешь, верит в свою звезду Владимир Иванович:

— В 2010–м нам передали здание бывшего общежития БГУ: в этом году к празднику города должны закончить реставрацию фасада по ул. Карла Маркса, а в следующем полностью его музеефицировать. Создавая музейный квартал, мы должны заложить и всю инфраструктуру, в том числе кафе, ресторан, магазин сувенирной продукции, новые площади под экспозиции. Но самое главное — реставрационные мастерские на современном уровне.

Реставрация иконы.

Спасти и сохранить


То положение, которое сложилось в Беларуси с реставрацией движимых предметов искусства, — отдельная и круглосуточная головная боль директора НХМ:

— Когда я пришел в музей, у нас тут было, образно выражаясь, трое реставраторов и две кисточки. За эти 20 лет мы создали научно–реставрационный отдел с высококлассными специалистами во главе с Аркадием Шпунтом. В планах — научно–реставрационный центр, который будет обслуживать не только наш музей, но и всю страну.

Амбициозно, но на самом деле необходимо, поскольку реставратор в Беларуси — профессия редкая, практически уникальная. В музее взялись за сбор статистических сведений — попытались выяснить, сколько вообще у нас в стране специалистов данного профиля с учетом того, что реставраторы делятся на музейных, которые восстанавливают движимые предметы искусства, и тех, кто занимается архитектурными сооружениями. Цифры дают повод задуматься, сокрушается заместитель генерального директора НХМ по фондовой работе и реставрации Сергей Вечер:

Художники-реставраторы Ольга Михайлова и Екатерина Имховик.

— Оказалось, что в музеях системы Министерства культуры работает немногим более 50 реставраторов различных специализаций (масляная живопись, металл, ткань, керамика и т.д.). К примеру, на всю Минскую область один реставратор в Заславле. Крупные музеи, где находится 15 — 20 тысяч экспонатов — в Слуцке, Борисове, Молодечно, — не имеют вообще ни одного. На Витебскую область трое реставраторов в Полоцке и один в Витебске. В Орше никого нет, а ведь это крупнейший музейный центр. На Могилевскую область двое реставраторов. Схожая ситуация и в других регионах. У нас в музее 25 человек плюс около 10 специалистов в Национальном историческом. А музейный фонд страны составляет свыше 3 миллионов предметов.

Реставрация средней иконы занимает минимум три месяца, говорят специалисты. Не меньше времени уйдет на работу с тканью, между тем реставраторов этого профиля в музее всего двое. Тогда как предметов, требующих их внимания, более полутора тысяч — при том, что ткани стареют, ветшают и гибнут гораздо быстрее, чем, допустим, дерево или металл.

В секторе масляной живописи, где находится основное количество произведений, от классического русского и западного искусства до творений современных белорусских мастеров, также колоссальный объем работы. Как объясняют в музее, в дальнейшем необходимо выделить в отдельный сектор реставрацию картин белорусских художников.

Гейдар Алиев, художник-реставратор по металлу.

От поколения к поколению


— Де–факто получается, что центр реставрации в Беларуси именно у нас в Национальном художественном музее, — убежден Сергей Вечер. — Именно здесь сосредоточен значительный кадровый и технический потенциал, в секторе физико–химических исследований, без рекомендаций которого нельзя приступать к работе над восстановлением предметов искусства, есть необходимая дорогостоящая аппаратура, в том числе рентген–кабинет: такого больше нигде нет, разве что в Институте физики Академии наук, с которым мы также сотрудничаем.

Есть и специалисты — те немногие последние могикане, которые обучались и нарабатывали опыт еще в советские годы и теперь готовы передавать его молодежи.

— Не говорите о нас, говорите о молодых! О нас уже все сказано, — в голос отказываются позировать и старейшина белорусской реставрации Аркадий Шпунт, недавно отметивший 70–летний юбилей, и Андрей Крапивка, из–под чьих золотых рук вышла обновленная Библия Франциска Скорины, хранящаяся в Национальной библиотеке Беларуси, и их мастерством было спасено множество других старопечатных изданий. Эти люди за славой не гонятся, их заслуги и так бесспорны. А вот передать дело всей своей жизни в надежные руки — это для них важнее всего.

— Сейчас мы берем на работу двоих молодых реставраторов по распределению из Белорусского государственного университета культуры и искусств, — Владимир Прокопцов знакомит нас не только со своей вотчиной, но и с перспективными работниками. — Марта Зимина и Екатерина Грачева несколько лет, не будучи в штате, приходили к нам, учились, шлифовали свое мастерство в отделе древнебелорусского искусства под руководством Аркадия Шпунта, а 26 июня отлично защитили дипломы у нас, в НХМ, на наших иконах. Наша задача — сохранить преемственность, передать знания от старейших мастеров новому поколению, и это не голословное утверждение. Сегодня мы сами реставрируем Ивана Айвазовского, Яна Дамеля, Архипа Куинджи, шедевры древнебелорусского искусства — у нас создан уникальный коллектив, и мы передаем опыт молодым. Мы готовы обслуживать не только себя, но и всю страну, потому что сегодня в районных музеях нет реставраторов такого уровня. Часто их и вообще нет, эти обязанности выполняют простые художники, не имеющие специального образования.

Сергей Вечер, заместитель гендиректора.

На сегодняшний день законодательно за реставрацию могут браться практически все кому не лень, вторит генеральному директору Сергей Вечер. А нужны очень четкие правила, только аттестованный специалист должен иметь право взять в руки предмет искусства и работать с ним:

— Потому что испортить картину, икону, скульптуру очень легко. У наших соседей принято четкое деление на категории, которые присваивают специальные профессиональные комиссии, чего у нас не происходит. Поэтому, в частности, литовцы (маленькая Литва, кстати, имеет собственный реставрационный центр, а мы — нет!) рванули далеко вперед. И пока мы не отстали безнадежно, надо стабилизировать ситуацию.

Национальный художественный музей вполне готов взять на себя роль локомотива в этом процессе. Здешним специалистам есть чем гордиться: чего стоит одна только выставка белорусских икон в Ватикане, где были продемонстрированы не только шедевры сакральной живописи, но и высокий уровень белорусской реставрации.

— В музеях Ватикана готовы принимать на стажировки наших реставраторов, — не скрывает радости Владимир Прокопцов. — Это лучшие в мире реставрационные мастерские. А я считаю, что, несмотря на любые сложности, мы все равно должны ориентироваться на самое лучшее. Сегодня наш музей впереди всех — и пока я здесь, он был, есть и будет первым в Беларуси.

Неугомонный директор даже по выходным на час–другой бросает собственную мастерскую и картины и навещает свою вотчину. И колер для покраски стен в музейных залах выбирает сам, не доверяя никому. И с увлечением рассказывает о том, как идет культурный обмен с Национальным музеем Китая, как налаживается работа с частными коллекционерами, когда нам ждать в Минске выставку Марка Шагала, приуроченную к юбилею художника. Чтобы в Минске был музей–сокровищница, музей–звезда, видимо, только так и надо.

ovsepyan@sb.by

Фото Артура ПРУПАСА.

Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter