Они никогда не называют себя лилипутами. Это слово страшнее самого некрасивого ругательства. Маленькие люди. И вместе с тем на афишах гастролирующей в Минске труппы значится «Единственный в мире цирк лилипутов». «Надо же как–то себя обозначить, — говорит директор программы Вадим Гуревич, — если по–другому не понимают...»Обидное слово в рекламе, которая «ездит» на каждом городском троллейбусе, сродни поражению. Ведь вся их жизнь — это вечное доказательство того, что каждый из них знает наверняка, но не видят другие, — при росте 87 — 140 сантиметров они абсолютно такие же люди, как и все остальные.
Они всегда говорят, что не чувствуют какого бы то ни было барьера между собой и людьми нормального роста. И вместе с тем их мир достаточно замкнут. Кого–то извне они пускают в него неохотно. Разговорить маленького человека непросто. В нем парадоксально сочетаются наивная открытость ребенка и угрюмая замкнутость человека, сильно битого этой жизнью.
От обычной хронологии рубрики «Один день» придется отойти. Не будет характерного для таких репортажей единства времени и места. Это мой один день в их жизни. И здесь не имеет значения, во сколько начинается утро маленького человека — циркового или обычного, который живет в маленькой минской квартире. Это скорее эпизоды из одного дня в стране лилипутов.
Эпизод первый: жизнь, как цирковая лошадь
— На все обиды я перестал обращать внимание еще в детстве. Когда понял, что не такой, — говорит коверный клоун Антон Хадаркевич. — Тяжело было, правда, пережить, когда не взяли в музыкальное училище, на часовой завод. Я ведь тогда был еще на 40 сантиметров меньше...
За кулисами Антон мало похож на клоуна. Он скорее угрюм и немногословен. Хотя и старается сохранить образ: то ущипнет кого–нибудь, то напевает себе под нос что–то.
— Кого точно у нас нет, так это прожигателей жизни, — говорит Антон. — Я сам из Беларуси, знаю всех наших маленьких. И не припомню, чтобы кто–то из них курил, чтобы кто–то спился. Все за жизнь держатся...
Они всегда были изгоями. Во все времена их пристанищем был цирк. Из–за маленького своего роста не могли составлять конкуренцию другим людям в физической работе. А насчет мнения об их умственных способностях красноречивее всего говорит фраза: «Ума, как у лилипута». Хотя на самом деле это совсем не так. Маленькие люди бывают очень способными. В труппе «Единственного в мире цирка лилипутов», которая гастролирует сейчас в Минске, к примеру, все артисты свободно говорят на английском, многие знают еще и французский, немецкий языки. Они вообще все очень напористые, целеустремленные. Ведь все, что большому дано от природы, им приходится упрямо и ежедневно доказывать.
Их патология языком сухой науки называется «гипофизарный нанизм». Это генетический сбой — ребенок с таким нарушением появляется в самой обычной семье.
Рассказ Набокова «Картофельный эльф» маленькие любят какой–то мучительной любовью.
«Был нраву кроткого, дружелюбного, — очень привязался к той крохотной пони — Снежинке, — на которой прилежно трусил по арене голландского цирка, — а в Вене покорил сердце глупого и унылого великана, родом из Омска, тем, что при первой встрече потянулся к нему и по–детски попросил: «Я хочу на ручки».
История Фреда — одно из немногих произведений литературы о лилипуте. О маленьком человеке и его большом сердце. Все маленькие говорят, что Набоков слишком жесток: он любит своего героя, но совсем не понимает место лилипута в человеческом мире. И вместе с тем многие перечитывают «Картофельного эльфа» снова и снова. И цитируют многие одну и ту же фразу: «Жизнь его шла по кругу, мерно и однообразно, как цирковая лошадь».
Не думайте, что маленькие читают лишь классику. По гримеркам, в которых они живут (цирковая гостиница–то на ремонте), валяются книги того же репертуара, что и в любом троллейбусе: детективы, женские романы, кроссворды. А Набокова многие читали главным образом потому, что с его легкой руки и стали их звать «картофельными эльфами».
«Ходил Фред легко, держался свободно и недурно танцевал, но первый же антрепренер, занявшийся им, счел нужным отяжелить смешным эпитетом понятие «эльфа», когда взглянул на толстый нос, завещанный карлику его полнокровным озорным отцом».
Эпизод второй: солнце у Насти
— Мой самый любимый костюм, он такой солнечный, в нем я выхожу на «тарелочки», — говорит Настя Рокотян. Называю ее так, хотя по возрасту она, наверное, годится мне в матери. Но, во–первых, у них так принято, а во–вторых, не могу я эту миниатюрную девочку называть по имени–отчеству. Она не обижается. Даже благодарна. Годы для лилипута — страшная штука — сморщенный и поседевший ребенок — жестокое зрелище. Некоторые стараются обмануть время — носят парики, накладывают грим. Изнуряют себя диетами. Они ведь склонны к полноте, как все мы после сорока.
Настя особенная. Говорить с ней легко и приятно. Она очень открытая. Все то время, что я беседую с маленькими людьми и болтаюсь по цирку, мои вещи лежат в гримерной у Насти. Они и живут в этой гримерной, за шторкой, — Настя с мужем Анатолием. Повсюду с ними путешествует абрикосовый пуделек Алиса. За многие годы (в нынешнем они отпразднуют уже 27–й год супружеской жизни — и все это цирковые, кочевые годы) у Насти появилось много уловок профессионала — как превратить казенную гримерку в уютную, почти домашнюю комнату: вилки, салфетки, электрический чайник и ландыши в чашке с отбитой ручкой...
Анатолий, как и все мужчины, сдержан, говорит не слишком охотно. Но гостям рад. Просто потому, что Настя рада. Они не только думать, они дышать в унисон научились. У Анатолия сложные номера на проволоке, жонгляж, велосипед на одном колесе. Настя больше ассистирует, впрочем, есть и у нее сольные номера.
Кареглазая блондинка Настя, изящна и миниатюрна. Каждый день — есть репетиция или нет — два часа обязательных тренировок. После прогона она угощает меня дорогим растворимым кофе с рижским бальзамом (труппа только–только завершила рижские гастроли). Сама не ест: не успела до шести вечера — осталась без ужина. Только кефир перед сном.
Эпизод третий: невольная слеза
У большинства из них есть вполне гражданские профессии и детство в «миру» — в мире больших людей. В мире, где высокий дрожащий голос маленького человека практически не слышен. Здесь же, в цирке, он хоть и сливается с сонмом таких же, но здесь он равный по определению. А там — по доказательству. В этом–то и вся разница. Потому маленькие люди и уходят с цирком. Впрочем, продюсер Гуревич и не скрывает, что в каждом городе бросает клич: «Если вы маленькие, но способные, если неустроены в жизни — присоединяйтесь». Потому труппа такая интернациональная — есть артисты из Румынии, Болгарии, Канады и Узбекистана...
Когда я договаривалась с Вадимом Гуревичем о будущем материале, матерый цирковой импресарио сначала вывалил на меня пуд цирковых баек, а после припечатал даже жестоко: «Только никаких вопросов о физиологии». Да я и не смогла бы об этом спросить...
А они не смогли промолчать. Из 24 человек в труппе 8 семейных пар. Более теплых и преданных отношений, чем у этих маленьких людей, поверьте, не бывает. Они никогда не разводятся. Браки маленьких людей создаются однажды и навсегда. Каждая пара как минимум с четвертью века супружеской жизни за спиной. В голове вертелась мысль: «как попугаи–неразлучники». Не в смысле, что маленькие. А в том, что всегда вместе. И когда один уходит из жизни, другой загибается от тоски. Это и Гуревич, который с программой работает больше 10 лет, подтвердил: более прочных семей не существует.
Практически в каждой гримерной обитает какая–то живность. Чаще всего собачки — пуделя, шпицы, пикинесы. Более холеных животных я не встречала. Если по каким–то причинам любимый «воспитанник» не едет с хозяевами на гастроли, значит, путешествует его портрет, маленькая керамическая статуэтка или даже просто плюшевое подобие — скучают. Глядя на эти искренние эмоции, спрашивать в общем–то ни о чем не надо.
Они начинают этот разговор сами. Причем все с одного и того же момента. Когда разговор о талантах собачки (котика, морской свинки) заканчивается. Им нельзя иметь детей. А более дружных и крепких семей, как я уже говорила, я не видела. Гипофизарный нанизм — недостаток гормона роста — генетическое отклонение. Это не болезнь, которая передается по наследству. У маленьких людей могут рождаться дети нормального роста. А вот выносить такой плод женщина, которая сама едва ли достигает размеров восьмилетней девочки, не может. И беременность просто закончится вопросом: кого будем спасать — мать или дитя? Это самый, пожалуй, трагичный аспект во всей жизни этих семей. Они терпеть не могут разговоров на эту тему, и ни один из них не может удержаться, чтобы не заговорить об этой самой главной душевной боли.
Эпизод четвертый: с правом на надежду
На представлении, в антракте, о программе маленьких артистов говорили разное. Встречались и такие зрители, которые утверждали, что, не будь актеры лилипутами, в их выступлениях не было бы ничего особенного. По–настоящему рискованным и высокопрофессиональным был только номер воздушного гимнаста Николая Данилина. Остальное — просто шоу маленьких людей. Конечно, они талантливы, органичны в этой программе. Но добавь им немного роста — и они не выдержали бы конкуренции. Дети же от программы были просто в восторге.
Средний возраст труппы маленьких людей — под 40. Коверный клоун Антон Хадаркевич говорит о том, что нынешняя программа «Самые маленькие люди планеты» может быть последней. К ним не приходит молодежь.
— Мы последние из могикан! — восклицает Антон. — Может быть, в Минске цирк лилипутов вообще в последний раз. Еще лет 7 — 10 — мы уйдем со сцены, и все...
И все–таки, несмотря на то что гибнет искусство, мы сходимся с Антоном в парадоксальном на первый взгляд мнении, что это — хорошо. Маленьких людей становится меньше. Наверное, это связано еще и с тем, что медицинский контроль сейчас куда лучше, чем в годы, когда нынешние артисты были детьми.
— Если у ребенка лабораторно подтвержденный дефицит гормона роста, это можно скорректировать, — говорит замглавврача Республиканского эндокринологического центра Лариса Красильникова. — Более того, такие дети при введении гормона роста хорошо растут. Мы можем их «подрастить» до средних параметров. Но причиной маленького роста могут быть ведь и другие заболевания.
Эпизод пятый: маленькое братство
Набоков называет своего Фреда то лилипутом, то карликом. Ожегов трактует эти слова как синонимы. На самом деле это разные понятия. У карликов чаще всего диспропорциональное телосложение — короткие руки и ноги. У лилипутов с пропорциями все нормально. Просто они — детские. На первом «прогоне» я не могла избавиться от ощущения, что это не взрослые профессиональные артисты ожидают своего выхода на манеж, а какую–то экскурсию младших школьников привели за цирковые кулисы.
На учете в Республиканском эндокринологическом центре более 300 взрослых пациентов с диагнозом гипофизарный нанизм и 173 ребенка с подтвержденным дефицитом гормонов роста. Все они получают необходимый для них гормон бесплатно. Потому–то и нет в труппе молодых кадров.
Можно сказать, что недуг этот при современном состоянии медицины общество «переросло». Во всяком случае, ситуация под контролем, и все меньше людей обречены слышать за спиной шипение: «Вася, смотри, карлик». Куда хуже тем, кто так уже никогда и не вырастет. До 18 лет люди с маленьким ростом считаются инвалидами детства, после 18 инвалидность дается по критериям ограничения жизнедеятельности. Ниже 140 сантиметров — III группа, ниже 120 — нерабочая II.
Самый маленький артист в труппе Вадима Гуревича начал выступления с ростом 87 сантиметров. Правда, за время работы он подрос на 20 сантиметров. Многие из артистов цирка при «классическом» подходе — глубокие инвалиды, неспособные адекватно работать, — обречены были бы на затворническое существование на небольшую пенсию. В цирке же им доступны все радости жизни, в том числе и ни с чем не сравнимые аплодисменты, восторг зрителей, чувство значимости и состоятельности в этом мире. Здесь у них есть свой мир маленьких людей, в котором всем комфортно. У маленьких, кстати, своя «цыганская» почта, все они поддерживают отношения между собой. Практически все маленькие минчане ходили на новую цирковую программу, тем более что в труппе работают трое артистов из Минска. Есть у них своего рода братство: они всегда поддерживают друг друга. Им достаточно увидеть такого же собрата по несчастью в толпе — они уже друзья. Настолько знакомы и общи у них переживания, что слов не надо.
Эпизод шестой: одинокая квартира
Анатолий Тишков сейчас на пенсии. В прошлом работал часовщиком. Если не сложилось устроиться в цирк, то часовой мастер — самая распространенная профессия у маленьких. В свое время Анатолий и супругу, артистку цирка из России, переманил на часовой завод. Программу пошел смотреть еще в премьерном показе: там ведь друзья выступают. Очень понравилось.
— Но, как говорится, каждому свое, — рассуждает Тишков. — Конечно, им легче — там они все вместе. Там у них свой мир. А тут порой кажется, что ты один на один с обществом...
Сейчас он совсем одинок. Маленькие люди могут выходить на пенсию в 40 — 45 лет. Но Анатолий Валентинович работал до 60. Все у него было — любимая работа, любимая жена, любимая маленькая собачка. Всего этого он лишился почти одновременно. Вышел на пенсию, жене сделали операцию на сердце, которую она не перенесла, собачка скончалась от старости. Он остался один. Разве что со своими маленькими перезванивается. Да вспоминает, что прежде у них было настоящее общество. Только что не тайное. Собирались большой компанией, человек по 10 — 15, веселились.
— Были у нас и название свое, девиз, песня. Тогда еще все работали, с деньгами было полегче. На юг все вместе ездили, путешествовали. У нас, знаете, свой «телефон» — кто где кого видел, знает — искали друг дружке пару. Мы ведь семьи создаем только с маленькими...
Единственная отдушина для Анатолия Валентиновича сейчас — центр реабилитации инвалидов. Чтоб совсем не захандрить от одиночества, взял он повышенную нагрузку — на занятия ходит аж 4 раза в неделю. Зато хоть какое–то общение, люди...
К сожалению, старость маленьких людей в большинстве своем одинока. Хорошо, если супруги живут счастливо и «умирают в один день». Но так ведь не бывает. Вот и остается кто–то один. Когда немощь совсем одолевает, многие заканчивают свои дни где–нибудь в домах престарелых, интернатах. Природа обошлась с ними очень несправедливо. И наделив всем остальным, лишила самого главного — нормального счастья умереть в своей постели, в окружении детей и внуков...
Эпизод седьмой: голливудская улыбка
...Но счастье однажды улыбается всем — и большим, и маленьким.
— В Америке мне было проще. У них много толстых, у них удобные условия для инвалидов–колясочников, они вообще не обращают внимания на то, как ты выглядишь. Впервые меня никто не трогал...
Оксана Ненахова сидит на байковом одеяле, поджав ноги. В руках плюшевая игрушка, так похожая на любимого пикинеса, которого пришлось оставить у тетки.
Оксана — настоящая голливудская звезда. Ее носил на руках Джим Керри, ею восторгался Эди Мерфи. Несколько лет назад судьба улыбнулась артистке. Ее разыскали рекрутеры студии «Юниверсал». Она идеально подошла как дублер пятилетней девочки, героини фильма «Гринч, похититель Рождества». Маленькая циркачка должна была выполнять за девочку сложные каскадерские трюки. Девять месяцев на голливудских холмах Оксана вспоминает как самые прекрасные в своей жизни. На съемках ее называли «леди» и никто не говорил с ней свысока. Однажды по сюжету ей надо было лететь по длинному узкому тоннелю, почти как в аквапарке. Ассистент неправильно «запустил» ее. Из трубы Оксана вылетела уже «в отключке». Но даже этот неприятный эпизод она вспоминает с улыбкой. Вся съемочная группа, включая мегазвезд, стояла над ней и кричала: «Ю О’Кей?» Маленькая женщина только улыбнулась, превозмогая головокружение, и сказала: «Это же моя работа».
Поначалу было сложно привыкнуть, что костюмер, будто звезду, одевает к съемкам: «Ну хоть колготки давайте я сама натяну». Но актрисам этого делать не положено. Самое страшное в фильме — длительный грим. За него, кстати, гример Рик Бейкер получил «Оскара». У Джима Керри от бесконечной резиновой маски, которую накладывали по 4 часа и в которой приходилось ходить по 18 часов в сутки, однажды случился нервный срыв. Он стал сдирать в истерике грим едва ли не вместе с кожей. Оксане повезло — ее грим не был сложным — работы на какой–то час, не больше. Впрочем, она же опытная цирковая артистка — ей к сложностям не привыкать...
* * *
«Так объехал карлик большую часть Европы и откладывал деньги, пел серебряным евнушьим дискантом, и в немецких театрах публика ела бутерброды и орехи на соломинках, а в испанских — засахаренные фиалки и тоже орехи на соломинках. Мира он не видел. В памяти у него осталось только: все та же безликая бездна, смеющаяся над ними, а затем — после спектакля — тихий, мечтательный раскат прохладной ночи, которая кажется такой синей, когда выходишь из театра».
Мне очень хотелось показать разную жизнь маленьких людей. И тех, что нашли приют за цирковым занавесом и взирают на прочих из–за спасительной его тени, и тех, кто не смог попасть в этот кокон, кто живет рядом с нами «один на один». Многие отказывали. Одни объясняли, что не хотят говорить о наболевшем, другие просто клали трубку. Всю жизнь они пытаются доказать, что такие же, как все. И до конца жизни мы так и не даем им в это поверить. И короткие гудки после предложения о встрече — констатация того, как чувствуют себя лилипуты в мире гулливеров.
Бесспорно, в медицинских вопросах нам есть чем гордиться — и бесплатным обеспечением таких больных необходимыми лекарствами, и повсеместным медицинским контролем за ростом детей. Болезнь выявляется в детстве и при правильном лечении нивелируется. Но! При всех наших разговорах о гуманности и равноправии в обществе самой комфортной средой для маленьких людей по–прежнему, как и в средние века, остается цирк...
...А Картофельный эльф Набокова, конечно же, погиб. От того, что на мгновение ему показалось, что он может быть как все. Сердце его расплескалось. Ведь у маленьких людей оно слишком, слишком большое...
