«Канадцы меня люто ненавидели»

Анатолий Сеглин раскрывает тайны хоккейного закулисья

– Анатолий Владимирович, как человек бывалый,  посвященный  в тайны ледового закулисья, скажите – в современном понимании с судьями на мировых чемпионатах работают?
– Не знаю, как сейчас, но в мое время, в начале  70-х, работали. И работали здорово. В те годы перед каждым чемпионатом мира всех нас, приехавших на турнир арбитров, обязательно собирал у себя Джон Ахерн, тогдашний президент ИИХФ, и проводил с нами что-то вроде воспитательной беседы.  Призывал нас быть беспристрастными. Забудьте, говорил, о том, какой герб на майках у игроков. Судите как есть. Значит, честно, по хоккейной совести. Призывать-то он нас призывал, но все равно: мы, судьи, в случае чего всегда могли между собой договориться.
– Самому-то вам приходилось обрабатывать своих коллег?
– Смотря что понимать под «обработкой». Бывало, например, Анатолий Тарасов прикинет наперед турнирный маршрут нашей сборной и зовет меня к себе: «Запомни, вот этот судья (Тарасов называл мне фамилию) должен быть к нам внимателен. Помогать нам не надо, сами справимся,  лишь бы только не мешал. Займись им…» Открою секрет: среди арбитров, работавших в те годы на всех крупнейших турнирах, были два человека, которые  не то чтобы в открытую нам помогали, но  уважали нашу команду, как никто.
– А кто они?
– Первый – Йозеф Компалла, поляк из ФРГ.  Когда он приезжал в Москву, мы принимали его как самого дорогого гостя. Что ни пожелает – мы всегда пожалуйста. Нет-нет, денег ему никогда не давали, разве что сувениры: шапку, например, ондатровую. Икорки. Шампанского. Ну и водочки, конечно, на дорожку – бутылки две-три.
– А второй?
– Вторым был Уве Дальберг, швед, правда, он умер уже, царствие ему небесное, но парень был вот такой! Мы понимали  друг друга без слов. То он меня перед выходом на лед за задницу ущипнет, то  я  его. Значит, все будет в порядке.
– Признайтесь как на духу, вам доводилось хоть раз, выйдя в полосатой мантии на лед, делать нужный результат?
– Только однажды – в Стокгольме  в 1970 году. Обстоятельства требовали. Наша сборная угодила тогда в тяжелейшую ситуацию. Чтобы стать чемпионами мира, нам мало было обыграть поочередно чехов и канадцев. Требовалось, чтобы их еще и шведы одолели. А я как раз судил игру Швеция – Канада. Перед матчем вызывает меня  руководитель нашей делегации и без обиняков, в лоб заявляет: «Анатолий, скандинавам надо помочь! Не знаю – что хочешь делай, но шведы должны выиграть…»
– Ну и вы…
– Ну и я… Постарался, в общем. Одного канадца даже удалить пришлось на десять минут. На следующий день Уве Дальберг, друг мой, судил матч СССР – Канада. Наши – выиграли. Чехи, в свою очередь, уступили шведам. И мы стали опять сильнейшими в мире. Канадцы с тех пор имеют на меня зуб. 
Через год вместе со сборной  приезжаю к ним  за океан на серию товарищеских матчей, канадцы меня увидели, сразу взъерошились: «Что?! Опять этот Сеглин?! Не-ет, с ним играть мы отказываемся. Наши арбитры пусть судят, иначе не выйдем на лед». Тарасов услышал, завелся: «Ах вы так, ну тогда не обижайтесь. Значит, так, Толя, ты их не слушай, выходи на лед и суди. Не захотят играть – Бог с ними».
Выезжаю на лед в центр площадки.  А в зале – шум-гам несусветный, хоть уши затыкай.  Болельщики хором свистят. Улюлюкают. Галошей в меня еще запустили с трибуны... Я – ничего. Стою. Ребята наши все уже тоже на льду, вытянулись в ряд для традиционного приветствия, а канадцев – все нет и нет. Десять минут проходит. Двадцать… Тридцать… Наконец смотрю, появились голубчики – один за другим, гуськом, нехотя так, стали выкатываться на площадку.  Как ни пыжились канадцы, а все же сдались – переупрямили мы их с Тарасовым.
–  Не секрет, что в те годы, о которых мы говорим, сборную СССР во всех заграничных поездках сопровождали люди с Лубянки.
–  А какой здесь секрет – тогда это было святое. У меня-то с этими товарищами никаких эксцессов, слава Богу, не случалось – повод не давал. А вот Жоре Овсеенко, массажисту сборной, однажды крепко не повезло – ляпнул лишнее, уши в штатском были начеку, и Жора тут же угодил в «черный» список. Стал невыездным.
– А как вообще в те годы принимали нашу сборную за рубежом?
– По-разному принимали. В основном, конечно, с добром, но случалось, что и с откровенной ненавистью. В Вене, помню, на чемпионате мира прямо во время игры какой-то сумасшедший болельщик (а может, и не болельщик, черт его знает!) швырнул в жену Харламова непочатую банку с пивом. Банка – не пакет, железная, ей и убить можно. Спасла перегородка из плексигласа, за которой она сидела, а не будь там этой перегородки…
– А что за история случилась в Монреале в 68-м?
– Это вы про самолет, что ли?  Там не история была – хуже, чуть не убились всей командой. При взлете у самолета лопнули покрышки шасси, причем на всех колесах сразу.
Рядом со мной сидели Чернышев с Тарасовым – оба с восковыми лицами. У хоккеистов «портреты» были не лучше. Я к доктору подошел: слушай, говорю, у тебя спирт есть? Будь добр, раздай ребятам по стопочке вместо успокоительного.  Да, чуть не забыл,  у меня тогда с собой чемодан был полный денег – гонорар нашей сборной за канадские матчи. Говорю Тарасову: «Может, чемодан в иллюминатор выкинуть – что, добру зря пропадать. А так  подберет кто-нибудь на земле…» Тарасов молча на меня поглядел. Вздохнул. И молча отвернулся…
Три часа (я специально засек) самолет кружил над монреальским аэропортом – горючее вырабатывал. Но сели на удивление гладко. Тряхнуло, правда, сильно при посадке, но серьезно никто не пострадал.  Выбираемся наружу – по полю уже «скорые» к самолету несутся.  Пожарки визжат.  Девчушка из консульства подбегает, ревет: «А мы-то уж думали, не увидим вас в живых-то». Вот такие были дела.

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter