Все эти годы он много раз анализировал ситуацию и, если находил силы сказать себе правду, признавал: тогда он действительно совершил убийство. Жить без раскаяния помогало то, что во время таких психологических изысканий чаще убеждал себя в другом – это была самооборона. Жаль только, что и спустя почти сорок лет навязчивое чувство вины за содеянное не уходило в небытие, а с годами становилось еще более болезненным.
Исповедаться бы священнику, не раз говорил он себе, но в церковь никогда не ходил, хотя в последнее время все чаще размышлял о религии, о Боге.
Наконец он принял, как ему казалось, компромиссное решение. Если удастся найти могилу того парня, то хотя бы там, стоя у нее, попросить прощения. Может, тогда исчезнут из его снов видения той злополучной драки у вокзального ресторана.
Сергей Дмитриевич привел в порядок дела и попросил у своего начальства разрешения догулять неделю оставшегося с прошлого года отпуска. Вообще-то, Быстров и сам был немалой шишкой, но таков порядок. Решил не поручать секретарше и сам позвонил в город, куда он сейчас собрался, и заказал лучший номер в местной гостинице.
Теперь, сидя у окна, он с интересом разглядывал почти забытые полустанки и силился вспомнить, когда в последний раз ездил поездом. Он много мотался по стране, в том числе и в эту сторону, но все на автомобиле. Сейчас готов был признать: на железной дороге есть некая притягательная романтика, которую он напрасно вычеркнул из своей жизни.
Был понедельник. В купе он оказался один. Никто не мешал размышлять и предаваться воспоминаниям. Он ехал в город детства. По своей деятельной и активной натуре Быстров не любил предаваться ностальгии и потому сейчас не был рад такой вынужденной возможности. Но как уйдешь от этого?
Он вырос в заводском районе города, о котором ходила дурная криминальная слава. Грабежи и разбои, о которых он знал не понаслышке, сопровождали его школьные годы. Почему его родители, люди тихие и интеллигентные, поселились именно здесь, он так и не знал. Возможно, потому, что отец-фронтовик всегда мечтал не о квартире, а о своем доме пусть и с небольшим, но участком земли. Давала знать крестьянская жилка. Но родители сделали для него одно важное дело. Вначале заставили учиться музыке, а когда увидели, что это безнадежно, отвели в спортивную секцию. Тут они попали в точку. Занятия спортом оторвали от улицы. Улицы, на которой то и дело вспыхивали драки и разборки. Но это уже было в другом, параллельном мире. Хулиганы и блатные ровесники уважали Быстрова, игравшего в юношеской сборной города, и даже гордились им.
Был в этой уличной компании еще один паренек, никогда не встревавший в потасовки. Женька Котов панически боялся их и потому всячески избегал шумных компаний. Но его, слабенького и трусливого, никто не обижал. Считали, что Котов дружит с Быстровым. Женька, сгорбившись, но гордо носил на стадион и обратно спортивную сумку Сергея. Вообще-то, дружбы как таковой между ними не было, но как было отмахнуться от такой назойливой привязанности Женьки?
К слову, Котов был довольно сообразительным пареньком и учился в школе не хуже везде успевавшего Быстрова. Так и пролетели школьные, а затем побежали и студенческие годы. Женька учился в Минске, но после второго курса его за что-то отчислили, и он вернулся в родной город. Быстров, наоборот, учился в областном центре, но работать уехал в столицу. Город детства обоих понемногу начинал утрачивать свою криминальную славу, однако не настолько, чтобы можно было безбоязненно ходить по его улицам, тем более окраинам. В один из таких дней Сергей Быстров и приехал навестить мать. Отец умер, когда он еще заканчивал школу.
Сергей Дмитриевич вышел на перрон, сел в такси и поехал в гостиницу. Номер показался ему вполне сносным, хотя и дорогим. Приближалось время обеда, но Сергей Дмитриевич не торопился с выбором места для трапезы. Центр города преобразился заметно, хотя и не настолько, чтобы не узнать старые улочки. Он стал просто чище, наряднее, вместо тротуаров с глубокими трещинами везде лежала благородная плитка. Пожалуй, и все. Он знал, что там, где начинается частный сектор, вряд ли увидишь такую ухоженность.
Никакой ностальгии, тоски Быстров не испытывал. Скорее наоборот. Ему, привыкшему к большой и шумной столице, казалось, что здесь все уже далекое и чужое. Ему даже не хотелось, как это бывает в подобных случаях, встретить какого-нибудь давнего знакомого, скажем, одноклассника. Здесь жили даже две его двоюродные сестры, с которыми он практически не поддерживал связи. Встречались только мельком на похоронах родственников.
Сергей Дмитриевич наконец выбрал уютное частное кафе и неплохо пообедал. Пора было составить хоть какой-то план действий. Но он не шел в голову. И тогда он выбрал самое простое: навестить Женьку Кота, который, как он знал, живет в родительском доме. Оставалось только дождаться, когда обычные люди возвращаются домой с работы.
Он не ошибся. В частном секторе, куда он сейчас добрел пешком из центра, было грязно и серо. Правда, веяло каким-то живым, знакомым ему теплом. Он специально, чтобы не загонять себя в нелегкие воспоминания, обошел улицу, где все еще стоял его родительский и давно уже перепроданный дом.
Кот изменился. Стал обрюзгшим и жирным. Успел уже плотно поесть и теперь с удивлением смотрел на друга детства.
— Ба! Не верю глазам своим! Какие люди и без охраны! — продолжал суетиться Женька. – Какими судьбами занесло в нашу глушь столь влиятельную персону?
Быстров скорее ощутил, чем заметил по лицу ровесника, что у того наматывается сейчас клубок чувств: удивления, радости и… тревоги.
— Да вот решил навестить, узнать местные новости, — спокойно и невозмутимо начал Быстров.
— Понимаю. Тут у нас многие уже остепенились. Можно и пообщаться нормально. Сейчас отправлю Мишку-соседа за бутылкой. Или две? – заглянул в глаза гостю Кот.
— Обойдемся. В другой раз. Я бы хотел с тобой выпить бутылку шампанского. Давай прогуляемся на вокзал, посидим там часик в ресторане, как когда-то, поболтаем. Мне скоро ехать надо.
Кот явно раздумывал. Но ни тогда, ни сейчас он не мог противиться Быстрову.
— На вокзал, так на вокзал, — махнул он рукой.
Туда есть короткий путь через железную дорогу. Женька хорошо понял, зачем сейчас его пригласил одноклассник, но по дороге они говорили о другом, о всяком.
В ресторане Сергей Дмитриевич заказал бутылку шампанского и две шоколадки. Как тогда, много лет назад, в тот злополучный вечер…
Тоже был март. Спустя несколько дней после женского праздника он заехал поздравить мать. Магазины уже были закрыты, и он предложил Женьке, которого встретил на улице, выпить в вокзальном ресторане. Оба знали туда короткий путь напрямик через железную дорогу. В буфете уже ничего путного не осталось, и он взял бутылку шампанского и по шоколадке. Не успели выпить по первому фужеру, как к ним подсел Хромой. Витька, их сосед.
— А я вот только вчера откинулся, — радостно сообщил он.
Витька был вором. Не самым удачливым. За спиной уже было несколько ходок. Никто не знал, когда и где он повредил ногу. Говорили, что цыганка предупреждала его мать о том, что сын попадет под поезд… Пока же Витька был просто мелким вором.
В ресторане гуляли несколько компаний «синих». Здесь они частенько готовились к своим ночным забавам. Неожиданно к Витьке подошел один из них.
— Ну вот, Хромой, и встретились. Я же предупреждал тебя на зоне, шестерка поганая, — сказал тот и удалился.
Вечер провалился по всем статьям. Быстров понял, что надо отвязаться от Витьки и уносить ноги. Но тот тоже оценил ситуацию. Взял за пазуху начатую бутылку и пошел за ними.
На улице пахнуло свежестью еще почти зимнего марта. Но все трое, выросшие в блатной среде, понимали: сейчас будет не до чистого воздуха… И верно. Почти вслед за ними из дверей вокзала показались трое из ресторана. Сергей понял, почему только трое. «Синие» умеют оценить обстановку. Витька – не боец. Один из них тоже. Все ляжет на его плечи. Он со своей реактивной скоростью, конечно, мог бы удрать. Витьку не жалко. А как оставить Женьку, которого сам притащил сюда?
Ни одна драка не бывает похожа на другую. Общее только то, что, если удастся, детали можно восстановить лишь потом. Все происходит быстро, безжалостно и тупо.
В какой-то момент Сергей оказался один на один с самым молодым из нападавших. Почти пареньком. Сергей прижал его к невысокому деревянному забору и ударил под дых. «Боец» приоткрыл рот, но вместо того, чтобы согнуться, стал вынимать из внутреннего кармана нож. Это была обычная «пика», опасная и жестокая. Даже в свете отдаленного вокзального фонаря она сверкнула зловеще и жутко. Сергей успел перехватить кисть соперника и даже почувствовать, что тот вот-вот выронит нож. Он был явно сильнее одурманенного алкоголем паренька. Но какая-то малообъяснимая злоба уже завела и Быстрова. Слабеющая кисть нападавшего все больше поворачивала лезвие к нему самому. И в такое мгновение Сергей рывком груди нажал на рукоятку. Возможно, решимости придала кровь из разбитого носа, ее неприятный соленый вкус. Он увидел, как удивленно поднялись на него глаза его противника и тяжелеет его мешковатое тело.
Один из «синих», которого он ударил раньше, все еще валялся, держась за челюсть. Хромой и Женька, воспользовавшись паузой в драке, сидя на коленях, пытались привести себя в порядок. Третий из нападавших торопился скрыться с места происшествия.
Рано утром Быстров уехал в Минск. Первый месяц жил нервно, много выпивал. Ожидал продолжения истории. Его следов на ноже не было, это он точно знал. Но, может быть, капля крови из его носа или губы могла оказаться на одежде погибшего? По-всякому могло быть…
Прошло время. Через полгода Сергей на пару часов заехал к матери. С Женькой удалось пообщаться только накоротке, в компании других. Только и спросил:
— Ну как те дела наши?
Услышал невозмутимое Женькино «о’кей». А что оно означало, Быстров не интересовался и не хотел слышать.
Сейчас, через более чем три десятка лет, оба, сидя в обновленном ресторане обновленного вокзала, вновь пережили те кадры из молодости. Выпили по бокалу шампанского и молча жевали шоколад.
— Ты зря все еще об этом думаешь, — начал первым Котов. – Тот нож мог во мне оказаться, мог у тебя в спине остаться… Драка есть драка.
— Ну а все-таки…
— Хромого «синие» нашли под утро. Избили до смерти. Когда отошел, напился вдрызг и попал в темноте под поезд. Наверное, нас не выдал. А их всех следующим вечером повязали менты в том же ресторане.
— Ну а что за парень был? Ну, тот…
— Зеленый. Правда, по малолетке уже срок мотал. Но я о другом, Сергей…
— О чем? – насторожился Быстров.
— Не знаю, выпадет ли еще такой шанс, — Котов сделал большой глоток вина и продолжил: — Виноват перед тобой и хочу покаяться. Сними грех с души.
Сергей Дмитриевич закурил:
— Ну, давай…
— Понимаешь, я очень боялся, что меня найдут «синие». Тебе хорошо, далеко был. А я вот тут, рядом. Словом, пошел к следователю и рассказал все, как было…
За их столиком воцарилось долгое молчание. Быстров умел ждать. И тогда Евгений Павлович Котов продолжил:
— Ну и зря. Тех уголовников, как я уже сказал, назавтра всех повязали, а в ментовке мне сказали, что никакой драки, дескать, не было. Они их старшего искали за убийство милиционера. Доказательств, видать, мало было. Они и пришили ему того паренька. Ну, якобы в разборке. Но упекли по полной. Червонец дали. Потом узнал, что на зоне его за другое свои же пришили. Меня менты сильно припугнули, чтобы больше не высовывался, ибо…
Быстров по-прежнему молчаливо слушал. И тогда Котов сказал, видно, главное для себя:
— А поступил я так не только из-за страха. Ты всегда был таким удачливым, сильным. Не то что я. Тебя, возможно, и не посадили бы. Все-таки драка, самооборона… Но карьеру тебе испортил бы. Вот и сидели бы мы сейчас с тобой за этим столиком, как равные. Если можешь, прости, сними грех с души. Ты сильный. Можешь и должен меня понять.
Котов сделал ударение на слове должен. И когда Быстров допил свой бокал, услышал:
— Я ничего не должен тебе, Евгений Павлович. Как и ты мне. К тому же не священник. А насчет силы… Тогда я поступил, как слабый. Но это уже из другой оперы и тебя не касается.
Ему расхотелось обсуждать с Котовым и ту давнюю историю, и расспрашивать о жизни их одноклассников. Он встал, и они вышли на привокзальную площадь. Сергей Дмитриевич немного провел Котова, и они натянуто-дружески попрощались.
У Быстрова теперь уже был план, и он мог действовать, как обычно, — обдуманно и четко. Он вернулся в здание и купил в киоске шесть алых гвоздик. На том месте стоял уже металлический забор, но он без труда восстановил его в памяти и положил на оседающий мартовский снег цветы. Они смотрелись здесь нелепо и странно. Как и то, что уже немолодой человек просит прощения неизвестно у кого.
Быстров на такси заехал в гостиницу и предупредил об отъезде. В тот же вечер на маршрутке добрался в столицу. Домашние, зная его характер, ни о чем не расспрашивали.
Ему больше никогда не снились та драка и удивленные глаза паренька. К тому же впервые в жизни он побывал в церкви и поставил свечку.
Сергей Дмитриевич Быстров, крупный чиновник крупного министерства, все любил делать основательно. Он умел помогать другим и себе.
