— Не горячись заранее, — успокаивал я соседа. — Может, долго здесь не задержится. Так это тот самый Глеб заявился, что у покойной Янины икону украл и продал?
— Ну да, — подтвердил Генрих. — Тот самый оболтус, что свел свою родную бабушку в могилу. Янька мне всегда нравилась… Спокойная. Красивая, даже в свои немалые годы.
Вечер выдался ветреным, все шло к перемене погоды. На сером небе появлялось все больше ярких просветов, а вдали за горизонтом смутным очертанием обозначила себя луна. От дома, где раньше жила Янина, действительно доносилась музыка. Однако ветер дул в другую сторону, а потому я, сидя в беседке, где пил чай, не испытывал особых неудобств. История с иконой, которая пропала из хаты бабушки Яни, как я ее всегда называл, случилась годом раньше и очень нас огорчила. Яня свято верила, что жить в полном здравии ей помогала старинная икона, доставшаяся ей от ее бабушек и дедушек. Изображен на ней был один из святых апостолов. Оклад у нее и впрямь был старинный и, похоже, из какого-то надежного дерева. Когда у кого-то из соседей случалась беда, Янина приглашала себе в дом, к своему святому — помолиться. И люди замечали — помогает.
Все нарушил внук Глеб. В армию его не призвали из-за какой-то редкой болезни. После гибели родителей в автокатастрофе во время одной из турпоездок за рубеж жил один, холостяком. Никто не знал, на какие деньги он существует. Однако сам не слишком злоупотреблял спиртным и наркотиками. Но его никогда не покидало желание разбогатеть каким-нибудь неожиданным образом. И вот однажды к нему пришла мысль — а что если старинная икона в хате его бабушки Яни представляет собой немалую ценность? Чем черт не шутит!
Так он приехал к бабушке погостить на неделю. Вел себя прилично. Колол дрова, помогал по хозяйству. Перед отъездом сказал:
— Знаешь, бабуля, в нашем областном центре есть контора, где определяют и ценность таких икон, как у тебя, и как надо по-настоящему за ней ухаживать… Покажу-ка я ее тамошним специалистам, а через неделю, к выходным, верну тебе обратно.
Сердце сжалось у пожилой женщины от плохого предчувствия, но не смогла она почему-то перечить внуку.
Когда Глеб уехал, ходила мрачнее тучи. Шла неделя за неделей, а внук все не объявлялся. Янина страдала как никогда в жизни, не хотелось заходить, как ей казалось, в совсем пустую хату.
Сама же история с иконой набирала криминальные обороты. Глеб дал в интернете ее описание и, по сути, выставил на продажу. Вскоре к нему начали обращаться покупатели. Ясное дело — все делали вид, что икона не имеет какой-то ценности. И все же, когда Глеб уже почти отчаялся что-то выручить за нее, нашелся серьезный покупатель, который предложил более или менее приличную цену. Так получилось, что внук, по сути, украл у бабушки ее любимую икону, которую она не продала бы ни за какие деньги, и не собирался даже как-то объясниться с Яниной.
Но криминальная история продолжалась. У того самого серьезного покупателя пограничники конфисковали икону. Она действительно представляла собой историческую ценность. Так Глеб попал в поле зрения следствия. Отпираться было глупо. Он рассказал, как, по сути, добровольно родная бабушка передала ему свою святыню. Поскольку Глеб врал, что Янина якобы разрешила ему продажу иконы, то ему все же пришлось провести некоторое время в следственном изоляторе.
Хуже было с самой Яниной. Совсем занемогла. Навещавшим ее соседям говорила, что молится на угол, где прежде общалась со своим апостолом, но невыносимо глядеть на это пустое место. Мол, была бы помоложе и поздоровее, ушла бы в монастырь доживать свой век. Но силы и так таяли. Зимой Яня умерла. Уснула в холодной хате и не проснулась. Хоронили сельчане и сельсовет. Глеб на похороны не приехал.
И вот в разгар лета двадцатипятилетний внук покойной Яни заявился в оставленный без присмотра дом с некой своей пассией. Люди, то есть соседи, здесь строгие, но и приветливые. Даже при не самом лучшем отношении к нему продолжали здороваться и даже помогали как-то обустроить обветшавшее за зиму жилье.
Довелось и мне пообщаться с Глебом. Признаюсь, мне просто хотелось глянуть в глаза этому еще молодому мужчине и попытаться понять, мучает ли его хоть малейшее раскаяние в случившемся. В тот день он ловил рыбу на соседнем мостике, а подруга его принимала солнечные ванны рядом.
— Могу поделиться прикормкой, — предложил я Глебу. — Без этого рыба здесь не любит крутиться.
— Обойдусь, — буркнул он, не вынимая сигарету изо рта. — С десяток поймал, хватит на уху.
И, не обращая больше на меня внимания, окликнул спутницу:
— Вставай, Жанна, надо еще за водярой в магазин сгонять.
Я понял, что беседы не получится. Не сильно огорчился по этому поводу. Одной этой сценки хватило понять, что имею дело с хамоватым молодым человеком. Его бабушка Янина хотя и была не шибко грамотной в смысле образования, но в сравнении с внуком выглядела вполне интеллигентной женщиной. Вот так вырождается род или одна из его ветвей.
Ветер вновь поменялся. Невзирая на поздний час, не умолкали птицы. Подавали голоса сверчки. Казалось, все вокруг радуется жизни. К общему этому костру радости, казалось, присоединилась и луна. Она готовилась своим волшебным светом залить окрестности.
Любоваться этой красотой не мешала даже музыка, лившаяся со стороны Яниной хаты, где гулял сейчас с молодой спутницей Глеб. Но вскоре музыка так же неожиданно смолкла, как и началась. Я глянул на часы и понял, что пора и мне отправиться на покой.
Спал крепко. Проснулся от стука в окно. Разбудить меня пытался Генрих. Он, волнуясь, говорил, что горит Янина хата. Да и сам я, выйдя на крыльцо, ощутил запах гари. Мы побежали к месту происшествия. Тут были и другие наши соседи. Говорили, что пожарных уже вызвали. Помощь понадобилась и Глебу, и его девушке. Они успели выбежать из горящего дома, но получили ожоги и теперь голыми лежали на траве. Девушка плакала, а парень стонал и матерился. «Скорая» увезла их в больницу, а пожарные справились с огнем.
Утром я подошел к сгоревшему дому и увидел странную картину. Почти вся хата была обуглена и местами развалилась, однако один угол был цел и невредим. Невероятно!
Мне почему-то подумалось, что это то место, где висела икона. Я мысленно помолился…
