Исмет, турок, живущий в Анталье и работающий гидом, женат на польке. Жену зовут Магда. «А, ну знаешь, они там все — или Магда, или Агнешка», — смеется. Веселый такой турок, улыбчивый. Хотя, кажется, они там все такие. Если работа есть. В Анталье (да и не только в ней) работа есть не у всех. Прошлый год («Ну после сбитого самолета, ты понимаешь», — шепчет турок доверчиво, понимая, что ты понимаешь) тяжелым катком прошелся по Анталье и всем турецким курортам, вызвав массовую безработицу и столь же массовое банкротство гостиниц и других бизнесов, связанных с туристами. Из двух международных терминалов аэропорта в Анталье (при населении в 2,5 млн человек у местного аэропорта три терминала: один внутренний и два международных) в прошлом году один был закрыт за ненадобностью. А ведь до 2015–го каждый год здесь принимали около 15 млн туристов (во всей Турции — 42 млн). Этот год, уверены в Анталье, будет куда лучше. Когда мне это говорит продавщица в магазине и в глазах ее светится надежда, мы выдыхаем с ней одновременно. «Слава Богу!» — говорю я. «Слава Аллаху!» — восклицает она. Я не говорю, что, на мой взгляд, оптимизм ее преувеличен: немцы, например (Германия — вторая после России страна по количеству приезжающих в Турцию туристов), в этом году в Анталью и другие благословенные Аллахом края вряд ли поедут. Ну после того как поссорились президент Эрдоган и канцлер Меркель, вы ж понимаете. Но, скорее всего, турки это знают. Поэтому надеются не на немцев, а на русскоговорящих. На нас с вами надеются. «В Анталье живут 10 тысяч русских невест, ставших турецкими женами», — говорит Исмет, муж польки Магды. По–русски он почти не говорит, зато по–польски и по–чешски — прекрасно.
«Когда я был у жены в Польше, каждый ее знакомый, узнав, что я турок, спешил сказать, что их король Ян Собеский выгнал турок из–под Вены (и это была не первая его победа над турками, между прочим, но Исмету я это не говорю), — улыбается. — Когда я учился в чешском Оломоуце, мне там тоже говорили, что их король когда–то где–то громил турок». Исмет ни разу не напоминал полякам о том, что турок Али Агджа стрелял в Папу Римского. Умолчал и про то, что «да у нас страны такой, Польша, и не было никогда. Есть Лехистан», — и показывает свое удостоверение гида, где в списке языков, которыми он владеет, значится: «лехский». И почему–то ни разу не напомнил, что благодаря той самой турецкой осаде Вены, которую действительно снял король Речи Посполитой Ян Собеский, в столицу Габсбургов пришел кофе (мешки с зернами в большом количестве были обнаружены в опустевшем турецком лагере), а вслед за ним и кофейни. Сегодня культура венских кофеен — всемирное наследие человечества. С турецкими, между прочим, корнями. Но в нашей европоцентричности мы не любим вспоминать про иноземные корни любимых привычек.
Интересно, что гид в Вене, рассказавший мне о турецких корнях венских кофеен, заметил: «Но мы сейчас не говорим, что Вену осаждали турки, мы говорим «Османская империя», так политически корректно, чтобы современные турки не обиделись». Наверное, австриец Фриц просто не бывал в современной Турции. Потому что если бы бывал, то знал бы, что современные турки связь свою с Османской империей не только прослеживают (гордясь при этом реформами Ататюрка, покончившего с имперским наследием), но и с удовольствием называют новые площади и мосты именами османских султанов. Услышав про мост имени султана Мехмета, я сразу вспомнила, как в Варшаве польский журналист назначил мне встречу в гостинице «Рэдиссон», а их в городе две: «Я буду в «Рэдиссон Собески», ну, знаете, в честь самого знаменитого польского короля, который победил турок». Знаю, как же. И Исмет знает.
Вторая фамилия знаменитого турецкого поэта Назыма Хикмета — Божецкий. Польское гражданство (еще у него было гражданство СССР) ему дали именно с этой фамилией: Назым Хикмет Божецкий. Один его прадед, Константин Божецкий, бежал в Турцию после революции 1848 года, принял ислам, получил имя Мустафа Джелаледдин, служил в армии, дослужился до титула паша и написал монументальную книгу «Древние и современные турки». А сын его, Энвер Джелаледдин–паша, стал знаменитым генералом. Другой прадед Назыма Хикмета, Карл Детрой, был родом из Пруссии, но тоже принял ислам и стал бригадным генералом. Вот такие польско–прусские корни у знаменитого коммуниста и поэта Назыма Хикмета, тосковавшего полжизни по родной Турции в советской эмиграции.
В Турции я, кстати, была первый раз. Но наверняка приеду снова. Каким бы ни был исход референдума. «Ну ты посмотри, какие мы мусульмане, — веселится Исмет. — На иностранках женимся, алкоголь употребляем. Свобода, у нас здесь свобода, спасибо Ататюрку».
sbchina@mail.ru
