Человек, который пытается создать то, чего раньше не былоКак это ни странно, среди музыкантов нечасто встретишь музыковедов. В особенности это касается представителей поп–музыки. Редкое интервью со звездой шоу–бизнеса коснется мировоззренческих проблем, да и вообще чего–либо иного, кроме подробностей частной жизни. Говорить собственно о музыке не все хотят и совсем немногие могут.
А еще реже встречаются артисты, готовые относиться к себе и к собственному творчеству без священного трепета, но с долей здоровой иронии. Тем большее наслаждение встретить музыканта, живущего музыкой, говорящего о музыке, создающего музыку.
Имя Сергея Пукста, очевидно, хоть однажды слышал каждый. Его фамилия принадлежит известной белорусской музыкальной семье, родоначальником которой является его дед Григорий Пукст, известный белорусский композитор XX века. Правда, «неформатный» музыкальный продукт внука ввиду некоторой сложности восприятия пока не растиражирован медиа. Поэтому о его концертах и дисках знает скромная аудитория знатоков. Для непосвященных: Сергей Пукст выступает с рок–группой «Пукст бэнд», сольно — с музыкальной программой и монологами, имеется джазовый проект. И, пожалуй, не было бы слишком большим преувеличением сказать, что Сергей Пукст — одно из самых интересных явлений в современной музыке.
— Сергей, что хорошего вы можете сказать о себе?
— Характеризовать самого себя мне раньше не приходилось. Наверное, это дело слушателей. Тем не менее я — человек, который пытается создать то, чего раньше не было. Это утверждение похоже на юношеский максимализм, что справедливо. Но в общем–то это и есть та идея, благодаря которой я когда–то начал сочинять музыку. Я занимаюсь этим лет с 12, со времен учебы в лицее при академии музыки.
— Создавать то, чего раньше не было, — это желание отличаться от других? Или это попытка «выбраться» из рынка, который превращает в товар любую новую идею?
— Когда учишься в музыкальной школе, тебе говорят: «Вот это произведение очень оригинальное. А это — не очень». Но меня все время не покидало ощущение, что нам предлагают крайне банальные вещи. Преподнося их как нечто новое. Я всюду находил призрак банальности. И это угнетало меня. Возникло желание делать ту музыку, которую было бы интересно слушать самому. Безусловно, преследовать цель абсолютной оригинальности смысла нет. Идея не то чтобы обречена на фиаско, но ведь концептуально все уже давно придумано. Моя мысль такова: творчество должно быть максимально честным и адекватным. Оно должно исходить из необходимости.
Если говорить о том, что пытаюсь создавать я, мою музыку слушать очень трудно. Я не усложняю ее специально. Но мне не хочется давать слушателю то, что изначально будет приятно. Банальная музыка всегда очень приятна уху. Музыка, тобой выстраданная и несущая какую–то существенную для тебя идею, не очень удобна для восприятия. Отсюда мои монологи, которыми я обычно предваряю песни. Их нужно рассматривать в контексте той публики, с которой я веду диалог. Диалог обусловлен флюидами, получаемыми мной из зала.
— Для вас важно — перед кем выступать?
— Практически нет. К сожалению, привычка по–настоящему слушать музыку отбита у многих радиоэфиром. Ей отведено место шумового фона. В офисах, в автомобилях. Это и составляет музыкальный мир многих людей. Все, что вываливается из этого «форматного» фона, непонятно и неприятно. Чем больше публика слушает радио, тем опаснее сужается ее представление о музыке. Я ничего против такого музыкального ширпотреба не имею. Но так вышло, мне есть что сообщить, кроме общепринятого формата. Поэтому задача моих монологов — «заманить» слушателей, подготовить их к тому, что я собираюсь сообщить.
— И какова обычно главная мысль этих монологов?
— Я хочу сказать, что существует музыка иная. Что музыка бесконечно многообразна. Есть огромное количество комбинаций нот, мелодических линий, отличных от повторяющихся секвенций, двигающихся поступательно вверх или вниз, к которым привычно ухо радиослушателя. К сожалению, даже из классики большинство любит Вивальди. Но музыкальное наследие несравненно богаче, сложнее и интереснее.
— И вы находили подтверждение того, что ваши эксперименты не напрасны?
— Постоянно! Я просто это знаю. Вне зависимости от отношения публики к моему творчеству. Я могу принимать претензии только в техническом плане. И готов ответить за каждую ноту. Я верю в то, что делаю. В качественном плане могу где–то что–то недотянуть, не сыграть. Но это не вопрос композиции.
— Вы ведете музыкальную программу на радио «Культура». У нее есть свой формат?
— В этой программе я рассказываю о музыке, которая не звучит на FM–станциях. Она не всегда удобна для восприятия. Хотя, понятно, я и сам не буду слушать Прокофьева часами. Потому что совместная работа с композитором такого масштаба требует определенных усилий. Эта музыка непростая. Но там есть зерно, смысл. И я хотел бы создавать музыку, которую есть смысл слушать. К сожалению, в русской роковой культуре делается упор на текст и слишком мало внимания уделяется музыке.
— Для неподготовленной аудитории ваши выступления слишком необычны. В какой–то момент вы шокируете новичков неожиданными криками. Это несколько напоминает истерику...
— Что характерно, я до этой «истерики» дорос. Дорос до экстремального выражения своих чувств. Это то, что я считаю правильным. Все истеричные моменты композиционно оправданны. Я ненавижу импровизацию. В чистом виде импровизация — это смерть. Импровизация может попасть в точку раз в 30 лет у какого–нибудь Джимми Хендрикса. А может и не попасть... Как говорил Ингмар Бергман: «Любая импровизация должна быть тщательно подготовлена».
— На полке музыкального магазина свои диски вы бы поставили между какими исполнителями?
— Между Сидом Вишизом и Луи Армстронгом, пожалуй. Потому что я, с одной стороны, ненавижу Фрэнка Синатру, а с другой — мне нравится бесконечное желание Армстронга развлекать, веселить публику и находить новые решения. Интеллектуальный — белый — джаз, на мой взгляд, извращенная форма искусства.
— Чем порадуете своих слушателей в ближайшее время?
— Сейчас я перерабатываю и записываю на диск материал своего первого кассетного альбома. Его выход запланирован на сентябрь. Я не сотрудничаю со звукозаписывающими компаниями и сам оформляю свои диски — это мой концепт. Мне самому было бы приятно купить диск, раскрашенный рукой музыканта.
Но исходя из тех приоритетов, которые я выбираю, прихожу к выводу, что стадионную популярность я обрету годам к пятидесяти. Когда все уже будут меня жалеть. Надо будет похлопать по плечу старика и дать ему какую–нибудь золотую фигурку, чтобы ему было что поставить на полочку рядом со вставной челюстью...
Фото Артура ПРУПАСА, "СБ".
