На фронте и в тылу в неимоверно тяжелых условиях они спасли жизни миллионам воинов. В строй возвратилось более 72% раненых и почти 91% больных, или около 17 миллионов человек.
Студента пятого курса Pостовского медицинского института Илью Голикова война застала в Краснодаре, где он проходил практику. Через несколько недель всему курсу вручили дипломы и досрочно выпустили из института: почти все ушли на фронт, оказавшись в пекле кровавых событий. Жернова войны перемололи их судьбы. Илье Голикову, считайте, повезло. Он вернулся с войны. Начав службу младшим врачом артиллерийского полка, фронтовик закончил ее главным хирургом Краснознаменного Белорусского военного округа. Почти до самой кончины, 22 июня 2006 года, Илья Иванович продолжал лечить людей в 432-м Главном военном клиническом госпитале Вооруженных Сил Республики Беларусь.
В минуты затишья (Илья Голиков третий слева).
Во время встреч мы часто беседовали о войне, хотя ветеран всегда говорил, что ему больно вспоминать то страшное и тяжелое время, что стоны раненых ему снятся все послевоенные годы...
– Свою самую первую операцию в полевых условиях я не помню, – рассказывал Илья Иванович. – Но мне никогда не забыть, как тогда проходили ампутации конечностей. Мы делали эти операции так же, как Пирогов в турецкую войну: изувеченному солдату давали определенную дозу спиртного с наркотиками, после чего он крепко засыпал и не чувствовал боли.
В июле 1942 года началось летнее наступление гитлеровских войск. Они рвались к Волге. Ожесточенное сражение развернулось у стен Сталинграда. Наша дивизия в составе армии генерала И.Д. Черняховского была брошена под Воронеж и с ходу вступила в бой. Нам, медсанбатовцам (я к тому времени был командиром медицинской роты), пришлось сразу же принимать раненых. Обстановка сложилась тяжелейшая. Только за первые сутки к нам поступило более тысячи раненых. Всем оказать нужную хирургическую помощь было сверх наших сил и возможностей. Семь хирургов попросту физически не справлялись со столь большим объемом работы. А эвакуация раненых затруднялась тем, что не хватало транспорта. Все, кто мог передвигаться, уходили в тыл самостоятельно, небольшими группами.
За трое суток в медсанбате скопилось уже около трех тысяч раненых. Невыносимо трудно было смотреть на муки и страдания, на которые были обречены еще недавно здоровые и крепкие мужчины.
Работали медики без отдыха и сна. Лично я 72 часа не присел и не прилег даже на минуту. Не съел ни крошки. Во время одной из операций упал, потеряв сознание. Часа через два очнулся и увидел: сапоги мои разрезаны, ноги страшно отекли. Пришел в себя и снова взялся за работу.
Увы, оказать помощь удавалось не всем. Многие раненые умирали от потери крови, только через трое суток началась их эвакуация в тыл.
...В середине декабря 1942 года наступление нашей дивизии в излучине Дона началось с мощной артподготовки. Мороз под тридцать градусов, а вокруг ни одного здания. Где принимать раненых? Палатки разместили в небольшом лесочке. На снег бросали лапки елок, ставили печки-буржуйки. Возле них и оперировали раненых. Благо у нас к тому времени уже сформировались слаженные бригады.
...Обстановка на фронте все время менялась, но я не помню легких ситуаций и спокойных дней. Во время обороны на границе с Полтавской областью мы потеряли очень много людей. Перед отступлением командир медико-санитарного батальона Константин Ивлев (ему было всего под 50, но все звали его батей) вызывает меня и приказывает: «Бери весь наш транспорт и срочно вывози раненых в город Богодухов Харьковской области». Я только что закончил операцию, но побежaл к водителям. А они в один голос: «Бензина в машинах – четверть бака. Далеко не уедем». И все-таки погрузили раненых – мы их никогда не оставляли, как бы тяжело ни было. Вскоре бензин действительно закончился. Я развернул свою машину поперек шоссе, снял каску и обратился к отступающим подразделениям: «Выручайте, братцы. На семи машинах везем не менее сотни раненых. Это же ваши товарищи...» Именно тогда я почувствовал цену солдатской выручки. Лишнего горючего ни у кого, конечно, не было. Тем не менее каждый водитель принес кто полведра, кто полную канистру бензина. Так я довез раненых до пункта назначения. Однако госпиталя в Богодухове уже не было. На его территории остались невывезенные раненые под опекой гражданских врачей. Пока мы думали, как лучше помочь пострадавшим, начался налет вражеской авиации. Кого-то из раненых ранило еще раз, кого-то убило. Загорелись наши машины. Ситуация сложилась критическая.
Отходили мы ночью по бaлкам, оврагам, хуторам. По ледяной мартовской воде. Я заболел тогда сыпным тифом, идти не мог, терял сознание. Три ночи пролежал в крайней хате села Бессоновка. Попросил, чтобы на воротах написали слово «тиф». Немцы боялись заразиться, поэтому на окраину села не пошли. Это меня и спасло. К ночи добрался до своих. Более двух месяцев мы находились в резерве, на пополнении. За это время я окончательно выздоровел.
В свои части вернулись легкораненые. 5 июля 1943 года началось летнее наступление гитлеровцев.
А еще через месяц произошло знаменитое танковое сражение под Прохоровкой. Земля дрожала, все кругом гудело от разрывов снарядов, грохота металла. Было очень много убитых, обожженных, раненых. Санслужбы работали под непрерывным огнем. На Курской дуге только в наш батальон за сутки поступало не менее 400 раненых. Затем мы оказались в Белгороде, а оттуда двигались за наступающими войсками вперед, на Запад...
...Войну Илья Иванович Голиков закончил под Прагой в звании майора. На фронте встретил и свою супругу, Елену Германовну Поздееву. Она тоже была хирургом и служила в том же госпитале. Теперь дети и внуки хранят в своей памяти рассказы дорогих им людей о дорогах войны и цене мира.
Евграф ПРОКОПЬЕВ, ветеран тыла, капитан в отставке
Наш солдат пришел с добром
С 1940 года в застенках концлагеря Освенцим были замучены, по разным оценкам, от 1,5 до 4 миллионов человек из 30 стран мира, 90% – евреи. Среди 2819 освобожденных Красной Армией заключенных было 180 детей; 52 из них не было и восьми лет. Многих немецкие палачи в белых халатах использовали для медицинских экспериментов
– В концлагере Освенцим и его филиалах на момент освобождения живыми было обнаружено 9 тысяч узников, находившихся в крайней степени истощения. Для оказания помощи этим людям на территорию лагеря немедленно были переправлены санитарные части 108-й, 322-й и 107-й дивизий. Эти же дивизии на первое время организовали питание бывших узников, – рассказывает Сергей Липатов – научный сотрудник НИИ (военной истории) Военной академии Генерального штаба ВС России.
Иван Мартынушкин, ветеран Великой Отечественной войны (в 1945 г. – старший лейтенант, командир роты 60-й армии 1-го Украинского фронта), был одним из тех, кто освобождал Освенцим. Он рассказывает:
– Изнеможенные, истощенные, а самое главное – исстрадавшиеся люди смотрели на нас. В их глазах мы видели радость. Радость от понимания того, что кончился тот ад, что они теперь избавлены от этих зверств, что они остались живы. Благодарность их передавалась нам через взгляды, большего они не могли. А мы старались по-доброму улыбнуться им в ответ.
Иван Степанович Мартынушкин рассказал, что поляки, которых он встречал на улице во время той освободительной операции, были уверены: советский солдат пришел с добром. В польской земле навечно остались лежать более 600 тысяч наших соотечественников. Ценой своих жизней наши бойцы не только освободили Освенцим, но и принесли мир в Европу. К сожалению, на Западе нередко военные события интерпретируют настолько негативно по отношению к Советской армии, что шокированы бывают и наши историки, и наши ветераны.
Когда-то ООН призвала государства-члены разработать просветительские программы, чтобы сохранить память о трагедии Холокоста. Предполагалось, что о тех, кто заплатил жизнями за разрушение ада, должны помнить и без просветительских программ. Но нет, забыли.
– Нам нужно готовиться к тому, что в западных СМИ будут появляться трактовки истории, которые для нас будут означать плевок на могилы наших предков. Это неизбежность. Но мы можем противопоставить этому ясное понимание нами, всем обществом смысла тех событий, – считает Юрий Никифоров, заведующий научным сектором Российского военно-исторического общества.
Сегодня мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы избежать появления не только новой идеологии, нацеленной на истребление себе подобных, но и новых войн вообще.
