20 лет назад на пространстве советской империи произошли поистине исторические события. СССР, бывший тогда одним из двух геополитических центров силы, распался на независимые государства. Пусковым механизмом для центробежных процессов послужил августовский путч, после которого были Вискули и создание СНГ. 1991 год оставил много загадок. Знал ли советский руководитель Михаил Горбачев о готовящемся выступлении ГКЧП и что в реальности происходило в течение тех трех августовских дней на госдаче “Заря” в Форосе? Находился ли на самом деле Михаил Сергеевич под домашним арестом? На эти и другие вопросы дал ответы “Росбалту” генерал-майор КГБ Лев Толстой, охранявший — или стороживший — Михаила Горбачева в Крыму.
— Накануне августовского путча ничто не предвещало такого развития ситуации. Михаил Горбачев, как обычно, приехал на свою дачу “Заря” в Форосе в конце июля — с женой, дочерью и зятем. Мы его встретили, разместили, он отдыхал, работал, лечился, гулял в горах, катался на катере в море. К 20 августа он должен был вылететь на подписание нового Союзного договора. Всегда перед отлетом президента (а прежде — генеральных секретарей) на аэродром Бельбек под Севастополем за главой государства прибывал самолет.
— Когда начались неожиданности?
— Утром 18 августа мне позвонил генерал Вячеслав Генералов — начальник специального эксплуатационно-технического объединения — и сказал, что прилетает самолетом в Крым. Надо сказать, что к тому моменту формально девятое управление КГБ разделилось, чтобы скрыть, во сколько именно стране обходится содержание президента СССР. Общую структуру разделили на собственно девятое управление — управление охраны и отдельно выделили эксплуатационно-техническое управление. Но фактически все это продолжало быть общим организмом. Юрий Плеханов возглавлял “девятку”, а его бывший зам Генералов руководил техническим управлением.
Так вот, мне позвонил Генералов и сказал, чтобы к его прилету я подготовил пять “Волг” и автобус. Для меня такое количество транспорта было неожиданностью. Но тогда как раз в Крыму проходили большие совместные сухопутно-морские учения, и я решил, что, наверное, вместе с Генераловым летят чины из Министерства обороны СССР. В итоге я собрал машины и к 15 часам прибыл на аэродром Бельбек под Севастополем.
— Кто в итоге вышел из самолета?
— После того как самолет сел, вместо Генералова вышел непосредственно руководитель девятого управления генерал-лейтенант Юрий Плеханов и члены политбюро — Шенин, Бакланов, Болдин и генерал Варенников. Вот это уже было полной неожиданностью. Начать с того, что везти лиц такого ранга по неподготовленному маршруту было очень серьезным делом. Кроме того, с ними прилетело еще 15 московских сотрудников КГБ. После посадки мне объяснили задачу — в 16.00 все прибывшие должны быть на президентской даче “Заря” в Форосе. У меня оставалось 35 минут — крайне сжатый срок. И еще меня предупредили, что в 16.00 вся связь в “Заре” будет отключена.
Мы приехали в “Зарю” с пятиминутным опозданием — в 16.05. Сразу же дежурный доложил мне, что на объекте нет никакой внешней связи, только внутренняя. Были отключены ретрансляторы приемников, телевизоров, междугородняя связь. Я высадил прибывших возле служебного корпуса, Варенников, Болдин, Бакланов и Шенин пошли к президенту...
— Когда вы поняли, что Горбачев под домашним арестом?
— Как только мне сообщили, что нет связи.
— Какая стояла задача перед теми пятнадцатью сотрудниками КГБ из Москвы, что прилетели в Крым?
— Как я понял, изначально планировалось полностью заменить охрану госдачи “Заря”. Но необходимое число сотрудников не успели собрать, и в итоге привезенные коллеги из Москвы усилили основные посты — дежурную часть, гараж и КПП въездных ворот. Мы работали совместно с ними. Руководство охраной взял на себя Генералов — пользоваться телефоном ВЧ-связи с того момента было разрешено лишь ему и замглавы управления правительственной связи Грушко.
— Горбачев в некоторых интервью рассказывал о том, как нашел где-то на чердаке госдачи приемник и по нему получал известия с “большой земли”...
— Ну, все эти “откровения” — это, что называется... Если на любой госдаче проводится не менее пяти оперативно-технических осмотров, то о каких неожиданных приемниках может идти речь? Тем более что чердак на “Заре” — это просто световое окно. И уж точно никто из нас там никаких приемников не оставлял.
На самом деле у Горбачева возможность получения информации была. Дело в том, что хоть наши ретрансляторы и были отключены, но окружающие ретрансляторы-то ведь работали нормально! В дежурке спокойно телевизор работал на проволочной антенне. Так что и “Лебединое озеро”, и танки в Москве, и баррикады Горбачев видел. Тем более что у самого Михаила Сергеевича стояла японская и западногерманская радио- и телеаппаратура. Его зять Анатолий прекрасно владел английским языком, а у нас Турция и Болгария рядом. Оттуда информация о происходящем шла постоянно.
— Какое распоряжение вы получили от начальства?
— Приказ был — никого не выпускать. Я попытался уточнить, но мне дали понять, что речь идет в том числе и о Горбачеве. Других указаний никаких не было. Мы продолжали функционировать в прежнем режиме — техническом и охранном, усилив лишь посты. В остальном от выполнения своих обязанностей мы не отходили.
— Подчиненные вопросы задавали?
— Конечно, у них возникали вопросы. Один из них касался того, как именно обслуживать Михаила Сергеевича — как президента или как кого-то еще. Пришлось объяснить, что никто Горбачева полномочий не лишал. Но больше всего волновало непонимание происходящего и ожидание развязки. Тем более что обычно дворцовые перевороты в нашей традиции происходили куда быстрее. Та же антипартийная группа при Хрущеве в 1957 году была сметена буквально в считаные часы. Так же произошло и с самим Никитой Сергеевичем: когда его сняли с самолета и привезли на пленум, все решилось в считаные часы. А тут три дня — и ничего...
— Было страшно?
— Нет. Вы знаете, человек, который пришел в дворцовые войска, он должен быть готов ко всему. Было непонятно — вот это и давило.
Иногда спрашиваю себя: зависело ли от нас что-то? Можно ли было вывезти Горбачева из “Зари”? Теоретически да, а практически — куда? На чем? Кто и где его ждет? Поэтому лично моей задачей было — не допустить ни единого выстрела. Мне рассказывали, что в Крыму будущий первый и последний президент Крыма Юрий Мешков пытался призывать людей приехать в Форос и “отбить” Горбачева. В итоге он в сопровождении нескольких человек приехал к нам на КПП, постоял и уехал. Эдакий популистский демарш.
— Просьбы у Горбачева были?
— У него всего было где-то пять просьб, из которых мне запомнились две — дать связь и пригласить доктора. В вопросе со связью мы вынуждены были отказать, а за доктором я съездил. Это был светило мануальной терапии доктор Лиев — он лечил радикулит Горбачева много лет. Я с водителем поехал за ним в санаторий “Зори России”. Мы минут 40 его искали на территории санатория, а когда нашли, я подошел к нему и говорю, что Михаил Горбачев его ждет. Я также предупредил, что ему лучше собрать вещи, потому что с территории дачи я не смогу его выпустить. Реакция была не сразу. Лиев постоял, помолчал и затем говорит: “Вы знаете, Михаилу Сергеевичу уже лучше. Я не поеду”. Тогда я развернулся и уехал.
А уже после путча Лиев напишет статью о том, как двадцать человек приехали, гонялись за ним по пляжу и со зверскими рожами пытались усадить в машину. Хотя нас с водителем было всего двое.
— Что происходило после того, как стало ясно, что путч провалился?
— 21 августа я встречал самолет с членами ГКЧП. Прилетели министр обороны Язов, глава КГБ Крючков, председатель Верховного Совета Лукьянов, члены политбюро Ивашко и Бакланов. Позже должен был приземлиться самолет Руцкого, но его уже не стали дожидаться. К тому моменту уже стало ясно, что путч провален. Поэтому к приезду членов ГКЧП в “Зарю” московские сотрудники похватали автоматы и стали весьма показательно демонстрировать, как они охраняют президента.
— Руцкому после ГКЧП приписывали лавры человека, освободившего Горбачева.
— Это неправда. Никаким геройством там и не пахло. С Руцким приехали автоматчики, но их заперли в кинозале госдачи. Это, кстати, были не офицеры, а преподаватели Высшего пожарного училища.
— Как на вас отразилось следствие, начавшееся после ГКЧП?
— К нам приезжали следователи из КГБ, военной прокуратуры, генпрокуратуры. В отношении каждого проверялось — кто и что делал во время “заточения” Михаила Сергеевича. Но после ряда допросов следователи выяснили, что на время приезда президента я по функциональным обязанностям становился заместителем начальника личной охраны первого лица.
— Одна из версий тех событий звучит так, что Горбачев сам инициировал ГКЧП и уехал отсидеться в Форос, инсценировав свое “заточение”.
— Я согласен с той точкой зрения, что Горбачев мог рассчитывать, что ГКЧП поможет ему в борьбе с тем же Ельциным. Судя по поведению Михаила Сергеевича, его ничто не возмутило, он не принял никаких решений, не дал четких команд, не рвался из своего заточения. Иначе говоря — все было пущено на самотек. Быть может, он надеялся, что вернется в Москву героем.
— Мог ли путч закончиться иначе?
— Нет. Надо было менять форму управления государством. Более того, я думаю, что в той ситуации применение силы и кровопролитие не помогли бы. Кроме возмущения, такие действия ни к чему не привели бы.
Из досье.
Лев Николаевич Толстой. Родился в 1935 году. Внучатый племянник писателя Льва Николаевича Толстого. После учебы в Тульском суворовском училище окончил Московское краснознаменное военное училище. С 1956 по 1967 год служил в кремлевском полку. В 1967 году был переведен в Ялту на должность старшего офицера охраны 9-го управления КГБ СССР. На момент путча — руководитель 9-го управления КГБ СССР в Крыму. Вышел в отставку в 1995 году в звании генерал-майора.
