Ожидание перемен
Давно замечено, что империи распадаются не от войн, а разрушаются изнутри. В середине 80-х годов к руководству в СССР пришло поколение, которое даже фактом своего рождения было значительно отдалено от бурных времен, когда «багряным востоком занималось пламя революции». Строй устоялся, марксистско-ленинское учение воспринималось истиной в последней инстанции, пропагандистская машина исправно работала, методика отбора кадров была поставлена на четкую идеологическую платформу, что априори исключало проникновение инакомыслия в высшие эшелоны власти.
И тем не менее за каких-нибудь пять лет от СССР не осталось и следа.
А все началось с перестройки, которую объявил новый генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев.
Империя действительно нуждалась в переменах. Она год за годом проигрывала состязание с Западом, где были лучшие машины, лучшие телевизоры, лучшие магнитофоны, где магазины ломились от товаров и где людям не приходилось занимать ночью очередь, чтобы купить добротную обувь, или с невероятными трудностями доставать дефицитную колбасу.
Централизованная система планирования напоминала устаревшую программу, не способную перерабатывать всевозрастающий поток информации. Идеологические догмы вошли в противоречие с повседневной жизнью.
«Борис, ты не прав»
Михаил Горбачев, в чьих руках находилась вся власть, и его оппонент Борис Ельцин -- были символами перестройки. Они олицетворяли два разных пути. Михаил Горбачев в качестве лидера рыночных преобразований в рамках всего Союза, а Борис Ельцин как сторонник перехода от социализма к капитализму по отдельности: национальные республики выходят из «большой советской семьи» и добираются к заветным либеральным берегам самостоятельно. Чем хуже шли дела у Горбачева, тем больше сторонников появлялось у Ельцина.
Все, кто когда-либо работал с Борисом Николаевичем, отмечали его организаторские таланты. «Начальство подкупала его бульдожья хватка. Он был хорошим руководителем. Его выделяли многие», -- напишет позднее первый секретарь Свердловского обкома Яков Рябов, человек, который многое сделал для карьеры Бориса Николаевича.
Борис Ельцин прошел путь от мастера на стройке до главы Свердловской области. С этой должности его и позвали в Москву в 1985 году. Ему было 54 года. Столько же сколько и генеральному секретарю ЦК КПСС Михаилу Горбачеву. Но их разделяла иерархическая пропасть. Борису Ельцину предложили (и то не сразу) возглавить Московский горком. «Моими руками генсек решил провести чистку в столице. Тактически это был верный ход». Ельцин взялся за дело решительно и бескомпромиссно. Он заменил своих помощников, членов бюро и секретарей МГК, а также руководство Моссовета, провел перестановку кадров на уровне районных комитетов партии. При нем усилилась борьба с коррупцией в московской торговле. Поручение он выполнил. На XXVII съезде КПСС в феврале 1986 года его избрали кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС. Но затем на съезде Ельцин неожиданно выступил против привилегий партноменклатуры: "Там, где блага руководителей всех уровней не оправданы, их надо отменить". Но это еще партийный ареопаг не сильно встревожило.
В Москве Ельцин становился кумиром. Он ходил по магазинам, ездил в автобусах, посещал поликлиники.
В наступление Ельцин перешел на октябрьском пленуме ЦК КПСС 1987 года, где выступил с критикой секретаря ЦК Егора Лигачева, низких темпов преобразований в обществе и зарождающегося "культа личности" Горбачева, на что последний отреагировал незамедлительно, обвинив бунтаря в "желании побороться с ЦК" и "политической незрелости". Пленум признал выступление Ельцина политически ошибочным и поручил МГК рассмотреть вопрос об освобождении его от обязанностей первого секретаря. Правда, через месяц опального свердловчанина назначили первым заместителем председателя Госстроя СССР -- министром СССР. В своих мемуарах позднее напишет: «Я никогда не ставил себе цели бороться именно с Горбачевым, больше того -- во многом шел по его следам, демонтируя коммунизм. Но что таить -- многие мои поступки замешаны на нашем противостоянии, которое зародилось по-настоящему именно в те времена».
Генеральный секретарь тогда в крайнем раздражении бросил, что больше своего протеже к политике не подпустит. Но образ бесстрашного борца с всесильной номенклатурой стереть оказалось сложнее, чем убрать с должности неугодного. Народная любовь отличается постоянством. А в период гласности -- это великая сила. В 1988 году Ельцин был избран делегатом XIX партийной конференции от Карелии. И он снова ринулся в схватку. "Перестройку надо было начинать именно с партии", -- заявил он с трибуны и предложил ввести всеобщие, прямые, тайные выборы партийных руководителей. Его оппонент Егор Лигачев в запале выкрикнул ставшую затем знаменитой реплику "Борис, ты не прав! "
В марте 1989 года Ельцин был избран делегатом I съезда народных депутатов СССР по самому большому в стране Московскому национально-территориальному округу № 1. Это был ошеломительный успех. Затем был съезд, насыщенный яркими выступлениями и смелыми поступками. Все это транслировалось без купюр по телевидению. И миллионы сограждан, которых раньше никто не спрашивал о принимаемых «наверху» решениях, оказались вовлеченными в большую политику. За Ельцина рабочие, интеллигенция, пенсионеры переживали как, наверное, не переживали за себя. На съезде он был выдвинут на пост председателя Верховного Совета СССР как альтернатива Горбачеву, но взял самоотвод, сославшись на партийную дисциплину.
Через год в мае на I съезде народных депутатов РСФСР он был избран председателем ВС РСФСР. Решения съезда можно сравнить со взрывом мегатонной бомбы. Делегаты приняли Декларацию о суверенитете России, предусматривающую приоритет республиканского законодательства над союзным. Это положило начало процессам, известным как "война законов" и "парад суверенитетов".
Кульминация приближалась с невероятной скоростью. Республики СССР одна за другой объявляли о независимости, экономика могучей страны теряла обороты, национальные конфликты перерастали в военные действия. Горбачев не мог управлять по-новому, а республики не хотели жить по-старому. Началась подготовка союзного договора, согласно которому предполагалось значительно урезать полномочия центра. Однако этот процесс не был доведен до логического конца. В августе 91-го произошел путч. Это была отчаянная попытка удержать СССР. Но из нее ничего не получилось, да и получиться не могло. Зато Ельцин, «разбивший путчистов», вышел на уровень национальных лидеров. Михаил Горбачев еще несколько месяцев безуспешно пытался сохранить Союз, но это было все равно, что ловить мыльный пузырь.
Новая формула
Под занавес 1991 года в беловежских Вискулях Россия, Украина и Беларусь подписали документ, по которому СССР прекращал существование. В сознании многих вина за распад до сих пор ассоциируется с Ельциным. Но это далеко от истины. Суть в том, что в рамках СССР Михаилу Горбачеву не удалось осуществить переход к рыночным отношениям. Страна разрушилась. Да, Борис Николаевич мог стать на сторону своего противника и вместе с ним продолжить преобразования. Но эта возможность существует только как гипотетическая. Советский Союз после всех попыток реформ оказался «неперестраиваемым», либо перестраиваемым, но для этого должен был быть выбран путь Китая, а не либеральных перемен.
«В Вискулях мы вычленили и сохранили идею сосуществования -- причем достаточно жестко регламентированного -- государств в одном экономическом, политическом, военном пространстве, -- написал в книге «Записки президента» Борис Ельцин. -- Но мы ушли от старой формулы: союзное правительство и контроль Москвы над всеми. Идея заключалась в том, чтобы резко изменить политический климат. Вместо того чтобы тащить за уши республики к подписанию нового союзного документа, показали, что мы, славянские государства, уже включили схему объединения, не предоставляя другим возможности долго колебаться и торговаться: хотите -- присоединяйтесь, не хотите -- ваше право. Беловежское соглашение, как мне тогда казалось, было нужно прежде всего для того, чтобы резко усилить центростремительную тенденцию в развалившемся Союзе, стимулировать договорный процесс. Поэтому странно слышать, что наши действия были направлены на согласованный развал Союза, его внезапное уничтожение. Я знаю, что этот миф нелегко преодолеть, но еще раз подчеркиваю: СНГ являлось единственной на тот момент возможностью сохранения единого геополитического пространства».
Со слов Бориса Николаевича беловежская идея действительно выглядит как прекрасная и великая. Но реальность такова, что красивые фразы остались только на бумаге. Невероятно трудная и опасная дорога 90-х была вымощена красивыми пожеланиями. Разрыв экономических связей, катастрофическое падение уровня жизни, военные конфликты, бандитские войны, возведение границ и таможен там, где люди привыкли жить, как сейчас не живут и в «шенгенской зоне», и как результат -- продолжающееся до сих пор дробление постсоветского пространства -- все это печальный итог распада СССР.
Когда говорят, что альтернативы не было, это значит, что ее просто не сумели реализовать. В последующем Ельцин предпринял ряд шагов, чтобы исправить геостратегическую ошибку, к которой он так или иначе был причастен. В 1996 году Беларусь и Россия подписали Договор об образовании Сообщества Беларуси и России. К 1997 году был подготовлен еще более масштабный документ о создании Союза двух стран. В первоначальном варианте он предусматривал формирование наднациональных структур, решения которых становились бы обязательными для исполнительных властей. Однако в последний момент российская сторона «нажала на тормоз». В итоге получилась декларация о намерениях.
Чем дальше мы отходим от «совместного прошлого», тем сложнее даются любые объединительные шаги. Такова логика интеграции. А смысл ее в том, что вместе все же проще решать многие проблемы, чем поодиночке. И это Борис Николаевич понимал. И в ряде вопросов верховенство отдавал курсу на сближение. «Вслед за Европейским союзом мы начали строить абсолютно новую реальность, новый союз». Но политика внутреннего изоляционизма – одна из отличительных черт современной России. Может, что-то изменится в будущем?
Дорога не одного дня
31 декабря 1999 года Борис Ельцин объявил о досрочном уходе с поста президента. А за несколько недель до этого в Москве был подписан Договор о создании Союзного государства Беларуси и России. Интеграция вышла на более высокий уровень. Высшим органом Союзного государства признавался Высший госсовет. Определялись функции Парламента, Совета министров, Суда и Счетной палаты Союзного государства. «Наша с Александром Лукашенко мечта сбылась -- союз двух государств стал реальностью... Это -- событие огромной важности», -- написал в «Президентском марафоне» Борис Ельцин.
Он ушел из большой политики не только как «разрушитель империи», но и как человек, при котором наметилось движение навстречу. И это дорога не назад в СССР. Именно поэтому она трудна и не предсказуема.
28 декабря 1999 года, как обычно, прошла запись новогоднего телеобращения президента к стране. Я пожелал россиянам счастливого Нового года. Встал. Погас текст на телесуфлере.
"Значит, так, -- сказал я сухо. -- Голос у меня получился какой-то хриплый. И текст не нравится. Будем переписывать".
Лица спичрайтеров вытянулись. Никаких замечаний до записи я не делал, это было для них полной неожиданностью. "Даю три дня. Записывать будем 31 декабря". И пошел к выходу... Ну не мог, не мог я объяснить этим милейшим, исполнительным людям, в чем была причина моего неожиданного "каприза".
Никогда еще я так долго не держал столь важное решение в тайне даже от ближайших помощников из президентского аппарата.
Но теперь я несу груз принятого решения в одиночку. Почти в одиночку.
Потому что об этом решении, кроме меня, знает только один человек. Этого человека зовут Владимир Путин.
Честно говоря, трудно. Трудно носить в себе такую тяжесть. Ужасно хочется с кем-нибудь поговорить.
Но не могу. Если информация просочится -- весь эффект будет потерян.
Будет потерян моральный, человеческий, политический смысл этого жеста. Будет потеряна энергетика этого решения.
31 декабря проснулся раньше обычного. Не мог долго спать в этот день.
После обычного семейного завтрака, стоял в прихожей, не знал, что делать. Медленно застегивал пальто.
"Наина, я принял решение. Я ухожу в отставку. Будет мое телеобращение. Телевизор смотри".
Жена застыла на месте. Глядела то на меня, то на дочь Таню. Все никак не могла поверить. Потом кинулась, как вихрь какой-то, меня целовать, обнимать: "Какое счастье! Наконец-то! Боря, неужели правда?!" -- "Все, мне пора".
Из воспоминаний Бориса Ельцина
