Архимандрит Савва МАЖУКО
“Евангельский Лазарь в собеседниках держал лишь болезни да уличных псов, но был Кто-то, Кому по-настоящему был интересен этот никому не нужный, совершенно лишний человек, Кто-то, для кого важны все наши даже самые смешные мечты и желания”.
Кто не знает притчу о богаче и Лазаре? Все знают. Но есть в этой притче одна деталь, которую обычно обходят вниманием. Автор сообщает важную подробность: у несчастного Лазаря была мечта. Он “желал напитаться крошками, падающими со стола богача” (Лк. 16:21). Некоторые скажут: а о чем еще думать, если ты бедняк и несколько дней не ел?
С этим трудно спорить. Но ведь и нищему позволено мечтать в полную силу, да и кто может это запретить? Мечты — самое доступное и самое дешевое из развлечений. Никто не возбранял Лазарю в мечтах увидеть себя богачом или жениться на прекрасной царевне, обнаружить клад на чердаке, уехать в далекие страны и там разбогатеть, стать учеником мага и войти в сообщество людей сильных и уважаемых и так далее. Но Лазарь желал только крошек.
Желание — почти молитва. Через мечту можно обозреть наши пределы, наш настоящий онтологический диапазон, бытийный размах, на который мы способны. Мечты могут быть опасными и разрушительными, но сама способность мечтать есть благословение и дар.
Хорошо мечтается в детстве, когда есть еще силы сопротивляться цепким условностям, жестким обязанностям и ожидаемым ролям. По мере взросления, как ни странно, наша способность к размаху не развивается, а гаснет. Может, так и должно быть, но все это неправильно. В мечте должна быть дерзость, лучше — дерзновение, почти молитвенное, но с размахом. Ведь мечта — род молитвы, просьба, обращенная к Отцу, Который рядом, Большой и Сильный. Но я не прошу прямо — и так много всего намолил. А в мечте я как бы намекаю, как это часто делают дети, в надежде, что папка все поймет и так, и сам предложит.
Без этого дерзновения в мечте мы быстро увядаем и забываем самих себя, стареем не по возрасту. Так случается не только с пенсионерами, но и с довольно молодыми людьми, которые детей уже вырастили, рожать больше не в силах, а заняться как-то и нечем. И начинаются болезни, депрессии, жалобы на долю. Это признак того, что мы задушены “крошками” и мечтать разучились, но только мечта способна вернуть, пробудить наш подлинный размах и волю к жизни.
Для взрослого мечта — не только дерзновение, но и риск. Однако сколько таких примеров, когда человек внезапно открывает в себе нетронутые таланты, нераскрытые глубины, да еще и в таком возрасте, когда приличнее смиряться или подводить итоги. Иммануил Кант написал свою “Критику чистого разума” в пятьдесят семь лет. Три года до пенсии! Домохозяйка Энн Флеминг стала писательницей после шестидесяти. Замечательный Мишель Турнье свой первый роман написал в сорок три года. Британский актер Дэвид Суше, гениально сыгравший Эркюля Пуаро, в сорок лет увлекся кларнетом и теперь известен еще и как отличный кларнетист. А Сократ и вовсе начал учиться музыке в семьдесят.
Кто-то снисходительно покачает головой и скажет из глубины прожитого: вы с кем нас равняете? Сократ, Кант, даже Суше — что они знают о нашей серой жизни? Хорошо мечтать человеку талантливому и обеспеченному, но как бы им мечталось на развалинах собственной жизни? Да и кому интересны наши мечты?
Евангельский Лазарь в собеседниках держал лишь болезни да уличных псов, но был Кто-то, Кому по-настоящему был интересен этот никому не нужный, совершенно лишний человек, Кто-то, для кого важны все наши даже самые смешные мечты и желания.
Лазарь мечтал о крошках, Бог дал ему весь рай. Сложно возражать горю, нельзя спорить со страданием, но не из них только жизнь состоит, не ради скорбей мы на свет рождаемся. Мы — дети Божии, родные и законные. Не бастарды, не подкидыши, а настоящие принцы и принцессы, маленькие короли и королевы, которым обещаны не крошки, не тревожное и уязвимое счастье, но огромное и вечное Царство, с обретением которого все приложится нам (Мф. 6:33).
