Дорога в полвека тревог и любви

Свою не совсем обычную книгу, книгу жизненных воспоминаний, бывший фронтовик москвич Семен Исаевич Медовый посвятил светлой памяти жены Ларисы. А один из экземпляров прислал в подарок редакции нашей газеты со словами, что ему «выпала честь воевать в Белоруссии». «Я назвал эти заметки «Война и любовь». Страшное слово «война» я поставил на первое место... Нас познакомила, а затем и соединила война. Война забросила Лорочку из Калужской области, меня из Украины — в Саратовскую область, в глухую деревню, где, спасибо, нас приютили и где мы встретились и полюбили друг друга... Каждый день после объяснения в любви мы думали друг о друге, старались скрасить нашу жизнь бесконечным вниманием, стремлением чем-то помочь, поддержать. А в период моей фронтовой жизни мы более всего ценили письма, которых оба ждали с нетерпением, в них каждая строчка, каждое слово дышали любовью. Не было бы войны (и это суровая правда) — мы никогда бы не встретились. У каждого из нас была бы совсем другая жизнь. Не могу объяснить почему, но уверен, что какая-то «другая» жизнь не могла быть лучше и счастливее, чем наша с Ларисой... И я, должен сказать, верю в то, что судьба существует. Из десятков и даже сотен лотерейных билетов именно мы вытащили счастливый — наш общий лотерейный билет. И мы его сохранили на всю жизнь! Путь к Белоруссии На фронт я прибыл в июле 1943 года в район западнее Орла, в резерв штаба 129-й Орловской стрелковой дивизии. Воины дивизии гордились тем, что в ее честь в Москве по приказу Сталина был произведен первый салют в ознаменование взятия Орла... Я получил назначение на должность командира взвода во вновь сформированную штрафную роту. Фильтр при помощи штрафной роты — участие в жестоких боях—довольно сильное средство... Много раз я слышал, что штрафные роты и батальоны шли в бой потому, что за ними следом шли заградотряды. Это ложь. Но это не значит, что не было вообще заградотрядов. Они появились, когда стали нужны, а именно — в июле 1942 года, в соответствии с суровым и грозным приказом Сталина № 277: «Ни шагу назад!». Приказ предусматривал для каждой армии (линия фронта — несколько километров) 3—5 хорошо вооруженных заградотрядов, численностью каждый по 200 человек. Понятно, что их появление имело, главным образом, психологическое значение, и ясно, что при массовом отступлении армии эти заградотряды были бы просто сметены. Приказ Сталина имел огромное значение. После расформирования штрафной роты я неожиданно получил назначение в Отдельный лыжный батальон и сразу на должность первого заместителя начальника штаба батальона по оперативным вопросам. Между тем подошла осень, мы находились в Белоруссии, на реке Друть, где дивизия держала оборону. А в тылу шла подготовка к зиме с перспективой выхода в тыл противника. Но это особая тема. Белоруссия не северная страна, и уже в конце февраля начались оттепели, что заставило руководство принять решение о расформировании лыжного батальона. Запомнилось наше зимнее наступление через Днепр в районе Гомеля. Надо было броском по льду перебраться на правый берег и захватить плацдарм. Ночью солдат хорошо накормили и объявили, что покажут новый кинофильм «Два бойца». Представьте зимний лес, легкий снежок, натянутое между деревьями белое полотно для показа фильма, солдат, одетых в ватные брюки и телогрейки… И вот киномеханик включает катушку, звучит музыка, начинается фильм, который нас буквально захватил. Это было чудо прекрасного киноискусства, такого нужного для подъема духа бойцов перед боем. А как были восприняты знаменитые песни в исполнении Бернеса! Увы, для многих это был последний фильм в жизни. На рассвете была дана команда «В атаку!». Я пошел со всеми вместе. Мне повезло, мы броском вышли на противоположный берег, несмотря на ожесточенное сопротивление, разрывы снарядов, дробивших лед. Плацдарм мы захватили. Наш путь через Белоруссию, где броском, где ползком, продолжался весной и летом. Операция «Багратион» ...Приближалась операция «Багратион», целью которой было освобождение Бобруйска, Могилева, Гомеля, Минска, других городов, всей многострадальной Белоруссии. Усилилось снабжение боеприпасами, продовольствием, подтягивались новые крупные соединения… И вскоре наступление началось! Однажды мы были вызваны к командиру полка Фролову и получили непонятное для нас задание. Только один наш батальон усиливался дополнительными минометами, легкими противотанковыми пушками, и ему предписывалось на рассвете выступить, совершить шестидесятикилометровый марш и к вечеру выйти на перекресток дорог в районе западнее Бобруйска, занять шоссе Бобруйск—Минск фронтом на восток — хотя, как известно, наступление шло на запад. Нас предупредили, что движение будет проходить в основном по песчаному бездорожью, через лесистую местность, где рассыпаны разбитые подразделения немцев. К назначенному времени вечером мы прибыли в район деревни Сычково, где и должны были развернуть батальон фронтом на восток. Впереди был горящий Бобруйск... Меня мучила неизвестность и непонятность приказа — фронтом на восток. Стало понемногу темнеть, и неожиданно из Бобруйска стремительно потянулись на запад наши танки. Я вышел на шоссе и попросил, чтобы остановился «виллис», в котором были старшие офицеры-танкисты. Я представился и попросил пояснить, что нас ожидает и что означает полученный нами приказ. Старший из офицеров — подполковник — напрямую так и сказал, что у нас очень трудная задача: не пропустить, задержать многочисленную группировку врага, у которого лишь одна эта узкая, среди леса, дорога, чтобы он с тыла не ударил по танковым частям, наступающим на Минск. Мы понимали, что, по существу, стали смертниками. Это решение исходило от командующего фронтом Рокоссовского. Внешне жестокое решение, но наши четыреста солдат должны были сохранить тысячи других солдат и офицеров и способствовать таким образом быстрейшему освобождению столицы Белоруссии. Я не буду подробно рассказывать о боях, развернувшихся с наступлением темноты, когда тысячи немцев двинулись на наши уставшие роты, которые в жестоких боях, погибая, не отошли ни на шаг. Мне впервые пришлось участвовать в рукопашной схватке... В этих боях мы потеряли три четверти состава батальона. Но устояли до подхода наших танков. После Бобруйска была уже Западная Белоруссия, бои за город Волковыск. Мы вошли в этот город, преследуя немцев, прямо на центральную улицу. (Спустя много лет нас пригласили на юбилей освобождения города. Мы шли по центральной улице, и нам под ноги бросали цветы, а мы сквозь подступившие слезы видели сияющие глаза жителей, благодарных за свое освобождение). После взятия Волковыска развернулись тяжелые бои за Белосток — тогда областной центр Белоруссии. За отвагу при освобождении этого города наш 457-й полк в соответствии с приказом Сталина был удостоен звания Белостокский. Я не знаю другого случая, чтобы такой чести был удостоен именно полк. Значит, было за что! Наступление 2-го Белорусского фронта продолжалось. Это было медленное, настойчивое с нашей стороны продвижение по территории Польши. Мы не давали возможности немцам хотя бы на сутки остановиться и отдышаться. Мы воевали малым количеством людей. Хорошо вооруженные, поддерживаемые артиллерией, танками, авиацией, отбивали у врага рубеж за рубежом». «Мы были частью своей страны...» Во время одной из стремительных атак высоты у польского города Соколы Семен Медовый получил тяжелое легочное ранение. В медсанбате ему сделали операцию (после нее он написал маме и Лорочке, сообщив, что ранен, но не опасно, в руку). «...Мы оба как-то не сомневались, что я буду целым и невредимым, хотя, конечно, в известной мере это было легкомысленным решением, никто не мог гарантировать благополучного возвращения оттуда, где стреляют». Возвращение в Москву в эшелоне с красными крестами стало своеобразным подарком судьбы... и любви, которая способна творить чудеса! В этом убеждают последующие страницы книги Семена Исаевича — доверительно-искренние, наполненные нежностью, юношескими мечтами, описанием простых житейских будней в подмосковной Клязьме, где находилась тогда Лариса Ильинична. «Мы жили в суровое и трудное время, когда такие понятия, как смерть, кровь, ранение, были привычными... Главное, надо было сохранить в чистоте наши души. Думаю, что нам с Лорой это удалось. И помогла в этом наша любовь, которая ни на минуту не покидала нас. Это было нашим счастьем». 25 января 1945 года Лорочка, не имея другой обуви, надела... валенки. «Вот в таком наряде явилась вместе со мной в ЗАГС моя невеста. Но клянусь, не было ее прекраснее! Я любовался ею, когда на вопрос «фамилия после брака» она ответила: «Пишите — Медовая». Я до сих пор слышу эти слова, этот удивительно прекрасный тембр голоса...» Но медового месяца у супругов Медовых не было. Спустя день жена провожала мужа на фронт. Он ехал через Брянск в Восточную Пруссию. В Восточной Пруссии шли очень тяжелые бои. Немцев теснили повсюду. С участием артиллерии и авиации был взят Кенигсберг. «Середина апреля 1945 года. Мы торопились, хотели принять участие в разгроме немцев под Берлином. Успели... 8 мая, когда объявили и все мы поняли, что война закончена, стихийно вспыхнул фейерверк, стреляли из всех видов стрелкового оружия. Я тоже отвел душу, благо можно было патронов не жалеть. На радостях, что война закончилась, что мы остались живы, солдаты и офицеры палили вверх боевыми патронами. Но все обошлось...» Из разрушенного Берлина через Польшу и Литву дивизия, в которой воевал Медовый, двинулась в Белоруссию. Автор вспоминает строительство казарм в Боровухе-3, близ Полоцка, военный городок в Витебске и незабываемую встречу с Ларисой. «...Через какое-то время я стал получать письма, в которых Лорочка писала, что чувствует себя неважно. А потом пришло письмо, в котором она призналась: «У нас с тобой, Сенечка, будет малыш». Я эту фразу повторял миллионы раз и запомнил на всю жизнь». Жизнь каждого из нас — это наша общая жизнь Рождение сыновей, демобилизация, профессиональный рост (Семен Исаевич, окончив полиграфический институт, работал в различных столичных издательствах, а Лариса Ильинична «в одну и ту же проходную входила почти полстолетия», проделав путь от мастера цеха до заместителя генерального директора по производству московского Ростокинского мехокомбината. «Не всегда у нас были деньги. Случались трудные дни, когда в кармане было два пятака на метро. Но не было ни одного упрека, ни одной ссоры из-за денег, обходились тем, что есть. Никогда не было паники, и мы были уверены, что лучшее для нас — впереди, — признается Семен Исаевич. — Надо стараться не делать из действительно маленьких, но решаемых проблем большие, которые могут привести к большой нервотрепке и даже к разрыву. В семье должно быть полное доверие. У нас всегда все знали, где лежат деньги: в знаменитой старенькой беленькой сумочке, в которой я продолжаю держать деньги и сейчас, когда моей любимой нет…» В книге нет откровенной дидактики и поучений по поводу того, как лучше строить супружеские отношения. Но, читая ее, невольно проникаешься бесхитростной мудростью, запоминая немаловажное: «жизнь каждого из нас — это общая наша жизнь...», «мы оба не терпели «трепа», и в нашей семье его не было», «наши мысли и поступки почти всегда совпадали». «Я вспоминаю жизнь с моей любимой женой, как прекрасную, невероятную, промелькнувшую как миг сказку, — заключает автор. — А порой меня одолевает сомнение: а была ли эта сказка, может быть, я сам ее себе придумал и внушил? И по-видимому, моя непреходящая боль — плата за то многолетнее счастье, что так щедро давала мне моя жена…» *** «Я люблю Беларусь. Прекрасная, добрая страна, прекрасный, добрый, сильный, храбрый народ. Нигде не было такого самозабвенного, исходящего не из приказов, а из самых глубин народной жизни чувства любви к Родине, нигде не было такого партизанского движения, охватившего все слои народа — стариков, молодых и детей, мужчин и женщин. Ни одна страна не понесла таких огромных потерь... И все это мы видели и ощущали, буквально на брюхе проползая по этой героической земле с востока на запад. Горжусь, что хоть что-то сделал для освобождения синеокой Беларуси. Будь счастлива во веки веков!»