Народный артист России Дмитрий Хворостовский родился в 1962 году в Красноярске, окончил Красноярское педагогическое училище имени А.М. Горького, затем Красноярский институт искусств. С 1985 по 1990 год был солистом Красноярского государственного театра оперы и балета. В 1987 году он стал лауреатом 1-й премии на Всесоюзном конкурсе певцов имени М.И. Глинки, а через год был удостоен Гран-при на Международном конкурсе певцов в Тулузе (Франция). В 1989 году Хворостовский победил в телевизионном конкурсе Би-би-си “Певец мира” в Кардиффе (Великобритания), завоевав единственный приз и титул “Лучший голос”. Продолжил профессиональную карьеру на Западе, дебютировав в Nice Opera в “Пиковой даме” П.И. Чайковского. Выступал на лучших площадках мира.
– Дмитрий, расскажите о вашем новом проекте с Игорем Крутым.
– Музыку Игоря Крутого я знаю давно и с удовольствием слушаю, поэтому предложил ему создать совместный проект. Я рад, что он откликнулся на мое предложение вместе с поэтессой Лилией Виноградовой. Сотрудничество с ними для меня очень интересно. Проект получился многоплановый, интересный, будоражащий. В него вошли 23 композиции и 1 ремикс. Музыка написана в разных стилях. Аранжируя ее, Игорь убрал все атрибуты популярной песни. Во всех композициях звучит симфонический оркестр. Лиля – музыкант по образованию, поэтому ее поэзия очень музыкальна. Проект “Дежавю” реализован в двух альбомах. Композиции в нем на итальянском, французском и русском языках.
– У вас огромное количество поклонников по всему миру. Чем вы это объясняете?
– Мои родители и природа наделили меня абсолютно уникальным по своим возможностям и гибкости голосом. За время своей зарубежной карьеры я еще больше развил его. Некоторым моим поклонницам, наверное, нравятся мои внешние данные. Я не толстый, динамично двигаюсь по сцене, неплохой актер. Этот набор качеств и позволяет мне в какой-то мере быть любимым публикой.
– А у вас есть кумиры?
– Когда я начинал учиться пению, моими кумирами были Мария Каллас, Тито Гобби, Федор Шаляпин.
– Вы производите впечатление человека физически очень сильного. Вы такой от природы или занимаетесь на тренажерах?
– Я постоянно занимаюсь спортом. Бегаю, поднимаю тяжести. От этого фигура высыхает. В принципе мне худому лучше живется: тяжелому человеку пробегать несколько километров за тренировку нелегко. В тренажерные залы не хожу, не люблю, когда рядом чьи-то потные тела. Физические упражнения – это дело интимное. Делаю гимнастику. Тем более что при моих постоянных переездах это самый удобный способ. Не позволяю себе спиртного. Раньше как истинный русский я любил водку, но, если певец хочет достичь максимума своих возможностей, он не должен этим увлекаться. Я люблю вкусно поесть, но в последнее время стал увлекаться этим меньше. При моей профессии держать себя в форме просто необходимо. Когда я снимался в “Дон Жуане”, все трюки, прыжки, броски, падения делал без дублера.
– А как же распространенное мнение, что хорошего оперного певца должно быть много, что голос надо “кормить”?
– Это вымысел. Просто так получается, что большие, полные от природы люди обладают сильными голосами. Хотя я знаю и множество небольших, но физически крепких людей, которые прекрасно поют.
– Ваша ранняя седина – природная особенность, как и голос?
– Это у меня в маму, она рано поседела. Я пытался закрасить седину, снимаясь в фильме. Получилась сине-фиолетовая голова. Как у Кисы Воробьянинова в “Двенадцати стульях”.
– Вам не кажется, что опера сейчас становится коммерческим искусством?
– Это так, но без этого нельзя. Современные оперные постановки требуют огромных финансовых затрат. Коммерческое искусство привлекает много публики с разными вкусами. В залах оперных театров даже в XVIII веке всегда было гораздо больше мест, чем в залах драматических театров. По-моему, опера в последнее время стала более доступной: покупаешь DVD с записью оперного спектакля, и в твоем распоряжении интересная постановка с хорошим дирижером и певцами, можно смотреть ее, когда захочется.
– Меняются ли ваши взгляды и вкусы с течением времени?
– Да, меняются. Достоевский говорил: “Безнравственно не менять своих убеждений”. Я много работаю, встречаюсь с разными людьми, не только с музыкантами. С годами приобретаешь опыт. Качественно растешь как музыкант и как личность. Поэтому трудно даже сравнить меня сегодняшнего со мной десятилетней давности. За эти годы я сумел многое сделать. И сейчас моя жизнь стала гораздо интереснее.
– Правда, что вы мечтаете о боксерской груше?
– Мне хотелось бы вымещать свое плохое настроение не на близких людях, а на бездушном предмете. Я очень противный дома. Характер у меня мнительный, раздражительный. Волнение перед концертом превращает меня в чудовище. Боишься, дрожишь, не спишь. Постоянно ворчу. Все знают, что лучше меня не трогать в дни перед ответственными выступлениями. А так как они у меня практически каждый второй или третий день, то жить со мной очень нелегко. Чтобы меня выдержать, нужно иметь космическое терпение. Но моя жена Флоранс никогда в жизни не говорила, что ей тяжело. У нее очень позитивное восприятие жизни, что излечивает мою хандру. И потом, у меня есть совершенно чудесное “лекарство” – сын Максим. Только увидишь его смеющееся лицо, сразу жизнь кажется лучше.
– Говорят, у вашей жены хороший голос.
– Да. Иногда она поет со мной в концертах. Флоранс родилась в Женеве, мама у нее итальянка, а отец – француз. Мы в семье зовем ее на русский лад – Флоша. Познакомились мы в Женевской опере, где я пел своего первого “Дон Жуана”. Вначале мы общались на итальянском, потому что жена не говорила по-английски, потом выучила его. А теперь овладела и русским, причем настолько великолепно, что я снимаю перед ней шляпу. Флоранс – пианистка, но в последние годы стала заниматься пением. Хотя насчет карьеры жены сомневаюсь. В семье певцов, как правило, кто-то должен замолчать.
– Вы живете за границей. Ваши дети воспитываются в русском духе?
– Я даже не представляю, как они могут воспитываться вне русской культуры! Я и себя не мыслю без России. Хотя двое моих детей живут в Лондоне и только один постоянно со мной, я стараюсь, чтобы они как можно чаще бывали в нашей стране.
– Ваша жизнь – непрерывные гастроли. Кто обычно сопровождает вас в поездках по свету?
– Я везде разъезжаю с женой. Честно говоря, мне больше никто и не нужен. Я по натуре индивидуалист, и все остальные люди, кроме супруги, мне мешают. Это необычайное везение и счастье – быть все время с любимым человеком.
– Кроме классической музыки у вас есть какие-то музыкальные пристрастия?
– Для меня прослушивание музыки – это большая эмоциональная работа. Потому я слушаю только то, что хочу слушать. Для меня музыка – это сокровище, драгоценность. Современные музыкальные направления в этой связи меня не интересуют.
– Что Дмитрию Хворостов-скому нравится в певце Дмитрии Хворостовском?
– Ничего не нравится. Каждый раз, глядя на себя, я ужасаюсь. Смотреть на себя, слушать свои записи я не могу. Мне все мучительно не нравится, меня все раздражает. Довольным собой я никогда не буду. Если подобное самоудовлетворение наступит, то мне срочно надо будет менять профессию.
– Сейчас говорят, что молодежь ничем не интересуется, как вы считаете, она стала глупее?
– Нет. Просто мозги людей стали узконаправленными исключительно на ту информацию, которая нужна им в работе. А все то, что находится за пределами их служебной необходимости, повергает их в полное уныние и растерянность из-за незнания предмета. Мне кажется, в ХIХ веке, в середине ХХ века люди были более гармоничны. Сейчас главным в жизни становится карьера, а значит, человек стоит перед необходимостью с максимальной рациональностью использовать свое время для достижения этой цели. Поэтому ныне классическая музыка, искусство в целом очень часто оказываются вынесенными за пределы потребностей и даже просто интересов людей.
