Без денег «Верасы» в Париже — что в бане пассатижи!

Эта мысль, высказанная мною вслух по прибытии на парижский вокзал Пари–Норд, получила одобрение всего коллектива...

(Гастрольная драма в трех частях. Часть 1-я.)


Эта мысль, высказанная мною вслух по прибытии на парижский вокзал Пари–Норд, получила одобрение всего коллектива. Нас, лауреатов всесоюзного конкурса «Песня–80», тогда почему–то никто не встретил. Советских денег у нас уже не оставалось, а валюты — еще не было!


Но сначала о том, как мы ехали в Париж из Москвы по железной дороге.
В 1982 году Белоруссия представляла Советский Союз на знаменитой международной торговой ярмарке в Лионе. И мы должны были помочь нашей торговле завоевать новые рынки. Что мы с успехом и сделали. Забегая вперед, скажу, что мы давали по одиннадцать бесплатных выступлений в день и, как писала французская пресса, обеспечили дополнительный приток посетителей на ярмарку.


Минский Дом моделей сшил нам красивые концертные костюмы с ручной вышивкой в народном стиле. И мы отправились в Москву, захватив с собой пару тонн своей концертной аппаратуры Peavey. Там нас посадили в прицепной вагон поезда Москва — Вюнсдорф, который следовал до Парижа. Вагон хоть и считался СВ, но купе имели третью дополнительную полку. Сидящим на нижней полке приходилось гнуть голову, так как средняя упиралась в шею, а на высоко расположенной третьей нечем было дышать — издержки экономии. И в таком положении мы проехали всю Европу справа налево: Россию, Белоруссию, Польшу, ГДР, Западный Берлин, ФРГ, Бельгию и Францию. Интересно было видеть в окне, как отличаются пейзажи в разных странах. В России — бескрайние поля и всюду брошенная, ржавеющая под открытым небом техника: комбайны, сеялки–веялки, грузовые машины, прицепы, часто вверх колесами. В Белоруссии вся техника под навесами. В Польше поражало большое количество праздношатающихся взад–вперед вдоль железной дороги людей. В ГДР все чистенько–аккуратненько, без охраны (наше воровство еще до них не докатилось). Западный Берлин проезжали ночью — мрак и полное ощущение налета гестапо. Крики ворвавшихся, иначе не скажешь, в вагон немецких пограничников в черной форме: Ausvais! Pasport! Control!


Нас, как пленных, заставили выйти из купе и приготовить к проверке паспорта. Обстановку разрядил спавший беспробудным сном на верхней полке Чесик Поплавский. Он был опытный гастролер, до «Верасов» объездил с «Песнярами» весь мир и его мало что интересовало. Пограничник стал дергать его за ногу, но нарвался на такой трехэтажный мат сквозь сон, с угрозой мордобоя, что в страхе выпрыгнул из купе и попросил меня достать его паспорт. Они, уже без наглости, быстро проверили паспорта и ретировались. Вот что такое угроза применения силы.
Потом была вновь ГДР и затем Федеративная Республика Германия. Фантастические краски, удивительно зеленая трава на лужайках, словно ее чистили пылесосом, и беззаботно пасущиеся косули, — что было для нас совершенно непонятно — а где же браконьеры? И опять ночь, а мы проезжаем Бельгию с ее знаменитыми красными фонарями чуть ли не в каждом окне двухэтажных аккуратных домов вдоль железной дороги. А наутро мы проснулись уже во Франции! Красивые французские пейзажи, как на полотнах импрессионистов. Почки на деревьях начинали набухать, в воздухе пахло весной, природа оживала!


И вот мы на вокзале Пари-Норд. Огромный крытый перрон, со всех рекламных плакатов на нас смотрит Жан Поль Бельмондо с пистолетом в руке — непривычно. Грузим свои чемоданы в стоящие рядом коляски для багажа и катим сами их к выходу. Пока наши руководители, найдя какую–то мелочь, пытаются дозвониться до посольства, мы выходим на привокзальную площадь и попадаем в сказку. Перед нами дефилируют персонажи, которые в нашей стране тут же оказались бы в КПЗ или психушке. Сначала проходит парочка хиппи — длинноволосые парень и девушка неспешно идут в обнимку, укрывшись большим клетчатым пледом. За ними следует странного вида мужчина — сзади у него волосы по пояс, а спереди — борода до пупа. И, наконец, мимо величаво проплывает бритоголовая особа на высоченных шпильках. Ее напомаженная бриолином лысина блестит на солнце, а во рту она держит длиннющий мундштук с дымящейся сигаретой! И никто на них не обращает внимания. Я понял — это Париж!


Наконец за нами пришел автобус, и нам сделали экскурсию — Эйфелева башня, Елисейские поля, Булонский лес, мосты через Сену, красивейшие дворцы — потрясающая архитектура! А потом мы гуляли четыре часа по центру. Парижане и парижанки в большинстве своем оказались очень приветливыми людьми — с удовольствием объясняли, как куда проехать, стараясь побольше рассказать о своем прекрасном городе.


Мы разделились на группы — в нашей тройке, кроме меня, были Саша Тиханович и Володя Карась. На нас были одинаковые черные кожаные плащи, а я и Тиханович еще и в черных фетровых шляпах «Родео». По нашим тогдашним понятиям — очень крутой прикид, но в центре Парижа никто на нас внимания не обращал. Даже когда я переходил улицу в неположенном месте, остановилось десятка четыре автомобилей,  все спокойно ждали, пока я перейду дорогу, и только тогда двинулись с места. Меня это так удивило — никто не сигналил, не ругался матом, не ревел мотором... Или такая картинка: перед трехэтажной гостиницей в старом стиле останавливается «Роллс-Ройс», и из него выходит старикан под руку с юной девушкой. Лакей услужливо открывает двери. Да, это Париж! Тут и хиппи с Монмартра, и миллиардеры с лолитами.


Наконец мы отправляемся в Лион — город, где, как мы помнили из истории, произошла знаменитая стачка лионских ткачей. В воображении рисовался мрачный рабочий город с бесконечными корпусами заводов и ткацких фабрик.
Каково же было наше удивление, когда мы его увидели наяву. Но сначала была ночь. Мы приехали в лионскую гостиницу «Бристоль» далеко за полночь, когда уже стемнело. Нас любезно приветствовал сам хозяин гостиницы, который упорно называл свою гостиницу «Бистроль».


Разместившись в шикарном двухместном номере, мы вместе с Сережей Грумо,   нашим барабанщиком, занялись любимым делом советских артистов в гостиницах на гастролях — кипячением воды в кружке кипятильником. Для того чтобы заварить чай и сделать бульон из концентратов. И этим сэкономить суточные и не заработать язву желудка.
А суточные в капстранах были для нас двадцать долларов в день — в Союзе за эти деньги мне надо было отпахать десять концертов. Сергей, налив в кружку воду, поставил ее в ванной на полку и, опустив в нее кипятильник, включил шнур в розетку. А я стал доставать из чемоданов консервы и сухую колбасу — еду музыкантов. Вдруг из ванной раздался грохот, и мы с ужасом увидели, что стеклянная полка лопнула и кружка упала в большую, от пола до кранов раковину из розового мрамора. Бог с ней, с полочкой, самое неприятное было то, что кружка, попав ребром в критическую точку раковины, расколола ее. Из появившейся вертикальной трещины по полу сочилась вода. Ну вот и первые неприятности — подумали мы и, наспех поужинав всухомятку, улеглись спать.


Наутро легкий завтрак с булочкой в дорогу, и мы отправляемся на ярмарку! Здесь было все и на любой вкус: от только появившихся Sony–Walkman и клавишей–самограек Yamaha для домохозяек до роботов, разговаривающих с людьми!
Итак, картинки с выставки.


Перед одним из павильонов стоял броневичок, похожий на тот, с которого выступал Ленин. Надо полагать, для нужд полиции. А рядом у прилавка выстроилась очередь — явление исключительное для капстраны и такое родное для советского человека, что я по привычке стал в нее и получил набор каких–то бланков на французском языке.
Ничего заполнять я не стал, а показал нашим переводчикам. Они громко смеялись, а потом объяснили мне, что это заявка на вступление во Французский легион и что я чуть было в него не записался. Вот так я мог стать «настоящим мужчиной», а не то что сейчас...

 

(Продолжение следует.)


Геннадий СТАРИКОВ.


Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter