Недавно попала в Интернете на любопытную декларацию «Новой русской литературы». Таковую должны отличать: «1. Духовность (религиозность), 2. Реализм в высшем смысле! 3. Бескорыстность мотивов творчества». Среди тезисов таковые: «Писательство не развлечение, это поиск истины, забвение себя и жажда сострадания!», «Искусство — это способ спасения души, очищение, катарсис!», «В каждом слове, в каждом вопросе скрыт огромный смысл, и смысл этот есть Бог» и так далее. Так и хочется, читая, произносить вслед за Остапом Бендером в блистательном исполнении Андрея Миронова слова, которыми он комментировал песню о том, что «Красная Армия всех сильней», из уст Александра Яковлевича, завхоза 2–го дома собеса: «И это возражений не вызывает. И это абсолютно справедливо».
Действительно, чего возражать–то? Против очищения души?
Посыл авторов декларации (классиков среди них, конечно, не наблюдается) понятен: всякое литературное объединение начинается с того, что хочет заявить о своей особости и истинности в сравнении с предшественниками. Те, кто следит за процессами в окололитературной и литературной среде, конечно, заметили, что все больше возникает попыток обозначить выходы из поразившего литературу кризиса. Тезисы намозолили языки и клавиатуру: засилье массовой культуры, писатель низведен до положения ремесленника...
Но разве когда–то было иначе? Достоевский называл себя «литературный пролетарий», вкалывая за письменным столом, дабы расплатиться с наделанными за рулеткой долгами. Лев Толстой тоже отмежевывался от рыночных реалий: «То, что сочинения мои продавались эти последние 10 лет, — было самым тяжелым для меня делом жизни».
А вот вечно безденежный и обремененный многочисленной семьей Пушкин не заморачивался аспектами «ой, стыдно писать на продажу». «Литература стала у нас ремесло выгодное, и публика в состоянии дать более денег, нежели его сиятельство такой–то или превосходительство такой–то», — радовался автор «Пророка». Он же сформулировал: «Пишу для себя, печатаю исключительно ради денег». Были ли раньше книги товаром? Иван Крылов продал свои басни издателю А.Ф.Смирдину за 40.000 рублей. Тот выпустил их невероятным по тому времени тиражом 44 тыс. экземпляров. Для того чтобы товар пошел, был применен пиар–ход: книги продавались по 4 рубля вместо обычных 15.
Иное дело, что талантливых людей все же жалко. Булат Окуджава как–то сказал ныне известному юмористу–эстраднику: «Я много видел начинающих авторов, небесталанных, которые говорили то же самое: вот сейчас немножко поработаю за деньги, а потом — для души. Но ни один из них так к душе своей и не вернулся. Если вы сейчас же это дело не бросите, никогда из эстрады не выберетесь! Всю жизнь будете писать только за деньги и станете рабом этого дела».
Увы, прогноз Булата Шалвовича осуществился...
С другой стороны, известная детективщица оправдывает «писателей–попсовиков»: «Конечно, кичевые банальности смешны или могут раздражать. Но в 1930–е годы официальная критика клеймила Л.Утесова за мерзость и пошлость. Потом вроде сообразили, что это особый стиль, яркий, индивидуальный. А как превозносили нашего современника В.Сорокина? Оказалось — дешевая конъюнктура».
К тому же каждая эпоха предлагает свою шкалу ценностей. Например, в комедии Аристофана «Лягушки», поставленной в 405 г., сравнивается поэзия Эсхила и Еврипида. Первый оценивается выше, так как поднимает бодрость и мужество граждан. А Еврипид, изображая жизнь как она есть, плохо влияет на граждан и особенно на молодежь.
Не так давно в минском Театре русского романса состоялся музыкально–поэтический вечер «Выявы–2008». Молодые поэты — Вика Тренас, Юлия Новик, Ольга Гапеева, Рагнед Малаховский, Аксана Спринчан и Валерия Кустова — читали стихи на фоне слайдов, пели барды Юрий Нестеренко и Алесь Камоцкий, и зал был полный, и аплодировали искренне, и расходиться не хотели... Конечно, билеты стоили не столько, сколько на эстрадный концерт, но все же — это был прецедент. Ведь все привыкли слушать отечественных поэтов бесплатно. Вот за Губермана или Ахмадуллину готовы заплатить... Когда же у нас появится чувство пиетета перед национальной культурой, чувство первоочередности ее? В 1918 году Гийом Аполлинер, между прочим, родственник белорусского поэта Каруся Каганца, написал статью «Новое сознание и поэты». Аполлинер пишет: «Я не думаю, что социальные перемены приведут нас однажды к такой ситуации, когда больше невозможно будет говорить о национальной литературе. Напротив, как бы далеко ни зашли мы дорогой свобод, они лишь упрочат большинство древних навыков... Независимо от любых превратностей связь искусства с отечеством будет усиливаться».
И можно сколько угодно утверждать, что у попсы и авангарда нет отечества... Это таланта может не быть. И не нужно думать, что ломаный английский дает бонус песенкам наших певцов на европейской арене, потому что европейцы с куда большим уважением и интересом слушают наш прекрасный и певучий белорусский язык, поскольку давно научились ценить самобытность.
Забавно, когда попсовики противопоставляют себя авангардной культуре, в которой якобы и коренится главное зло. Как написал один из блоггеров, выражая мнение массового потребителя:
Нужен нам хороший саунд,
Это знает каждый бард.
Нам не нужен андеграунд,
Нам не нужен авангард.
Вот только авангард и андеграунд по определению всеми «перевариться» не могут. Персонаж по имени Писатель из фильма «Сталкер» говорил: «Ведь я раньше думал, что от моих книг кто–то становится лучше. Да не нужен я никому! Я сдохну, и через два дня меня забудут и начнут жрать кого–нибудь другого. Ведь я думал переделать их, а переделали–то меня, по своему образу и подобию...» Не обращали внимания на рекламный ролик, который крутили в метро, типа про какой–то новый телефонный тариф? Роженица тужится, врач волнуется... Все, родила мальчика... И поднимается обмазанный чем–то липким и гадким «новорожденный» — взрослый голый мужик с сотовым, нежно прижатым к уху... Типа новый тариф — новая жизнь... Это как–то даже комментировать не хочется. Это герои Бегбедера в кокаиновом стебе могли бы выдумать. Пошлость в любую эпоху пошлостью останется. Но — крутили довольно долго.
Но все же, все же хочется верить во власть «магического кристалла» таланта. В то, что «всякая книга — плод страданий и раздумий автора».
Рисунок Олега КАРПОВИЧА, "СБ".
