Судьба девочки Софьи Яскевич, чудом спасшейся в полыхающей Хатыни, сложилась в общем счастливо
Как сказал поэт в этих проникновенных стихотворных строках о Хатыни, нет в мире такой силы, которая могла бы убить в человеке любовь и преданность родной земле – непреходящую и всепобеждающую. И святую память о родительском доме. Потому что в этом – наши корни, дающие жизнь человеческому роду. Волнующее подтверждение тому – судьбы нескольких детей Хатыни, чудом спасшихся в страшный день 22 марта 1943 года. Исполнилось 65 лет с того страшного дня, как не стало тихой, доброй, ласковой белорусской деревушки.
Понятная и вполне оправданная хатынская печаль и скорбь как-то заслонила от нас одно важное обстоятельство: не все жители деревни погибли в тот трагический день. А между тем у детей Хатыни есть уже свои дети, внуки и правнуки.
Да, видно, так угодно судьбе или на то Божья воля. В горевшей Хатыни чудом спаслись пятеро детей: Володя Яскевич, его родная сестра Софья, Антон Барановский, Александр Желобкович, Виктор Желобкович.
Этот мой рассказ – про Софью Антоновну Яскевич, по мужу – Фиохину. Всегда, когда бываю в Хатыни, подолгу стою у сруба, где когда-то была хата колхозного кузнеца Антона Яскевича. Стояли мы здесь и с самим Владимиром Яскевичем, который в такие минуты не мог сдержать слез. Однажды в День нашей Великой Победы по моей просьбе собрались в Хатыни оставшиеся в живых ее жители, их дети, внуки. Конечно же, приехала и Софья Антоновна. Труба-стела на месте ее хаты. Скорбный столбик имен на почерневшей табличке…
Володе Яскевичу тогда было тринадцать лет. С 21-го на 22 марта он ночевал у тетки Анны Сидоровны. Когда каратели вошли в деревню, он успел выскочить из теткиной хаты и что есть силы побежал к лесу, в котором было спасение. Увы, его заметили, начали стрелять, но мальчику повезло: на пути оказалась яма, в которой зимой хранили картофель. Он и полетел в нее, зарылся в гнилую труху. Так и спасся.
Софья, сестра Володи, младше его на 2 года, также тогда ночевала у тетки. Ей не повезло: не успела убежать вместе с братом, потому что во двор ворвались каратели. Тетка торопливо заперла дверь своей хаты, в последнем отчаянии надеялась, что это сдержит карателей. Куда там – они уже ломились в дверь.
— Тетка силой столкнула меня в погреб, — вспоминает Софья Антоновна, — сама же пошла открывать дверь. Ее тут же и расстреляли в упор. Каратели, видно, осмотрели хату, никого из живых не увидели, не заметили и погреб. И ушли. Я же притаилась в погребе. Не помню, сколько так просидела. Тут вдруг дымом потянуло, кое-как выбралась наверх, всюду гарь, дым, огонь. Хаты горят, в дыму как-то выбралась из деревни, побежала в сторону Мокреди, на хутор. Прибегаю, а тут мой брат Володя. «Как ты спаслась?» – спрашивает. Я и рассказала о погребе. Он же рассказал, как спрятался в яме…
— Софья Антоновна, — спрашиваю, – конечно, после всего пережитого вам очень тяжело бывать в Хатыни. Но все-таки это ваша родная деревня…
— Да, тяжело. Каждый раз, когда приеду туда да увижу черные срубы, будто все то страшное переживаю опять. И все-таки, как ни тяжело, раньше часто ездила туда. Постою на месте нашей бывшей хаты — как будто с родными встречусь. Сейчас почти не езжу, нет сил. Разве кто-либо свозит…
Давайте, уважаемые читатели, мысленно представим себе такую ситуацию. Подходит Софья Антоновна к тому самому сараю, в котором в диких муках умерли 149 хатынцев, в том числе 75 детей. Здесь заживо сгорели и отец девочки Софьи, и ее мама. И младшие сестренки Ванда и Наденька. И младший братик Владик. Старшая сестра Вера, и ее муж Виктор, и их маленький сынишка Толик. Об этом страшном горе Софья узнала в тот же день. Несколько мужиков из Мокреди, когда стемнело, сходили в Хатынь и увидели страшное. Вернулись, рассказали обо всем. Что тут было скрывать, дети и так все понимали, чувствовали и от горя сиротливо сжимались в комочки. Добрые люди, как могли, утешали их, отдавали им свое тепло и ласку.
С того страшного 22-го мартовского дня вот уже 65 лет горе не уходит из сердца Софьи Антоновны. Вот сейчас и подумаем, каково ей в Хатыни, у бывшего родного порога…
Судьба девочки складывалась, как и судьбы тысяч белорусских детей, оставшихся в войну без родителей. Вначале некоторое время жила у тетки, затем пошла в детдом в Плешеницах.
— Оттуда меня отправили в Брест, в ремесленное училище, — рассказывает. — Я училась на телеграфистку. Практику проходили в городке Антополе. А работала на почте в Логишине, на знаменитой «морзянке». Затем переехала в Минск, работала в 9, 37-м и 39-м почтовых отделениях. Жила у брата. В 1964 году вышла замуж за Николая Фиохина. Он русский, родом из Владимирской области. Получили квартиру. Так и трудились в Минске много лет: я на почте, муж слесарем на разных заводах. В 1983 году по болезни ушла на пенсию. Есть у Софьи Антоновны семья. Старший сын Игорь Николаевич работает на Минской птицефабрике имени Крупской. Младший Александр – газосварщик.
— Игорь – слесарь, ремонтирует сложнейшее оборудование, — рассказывает начальник отдела кадров предприятия Ирина Владимирова. – Хороший специалист, его очень уважают. И его жена Наталья Алексеевна также работает у нас.
Есть у Софьи Антоновны и внучка Лена, дочка Игоря и Натальи. Ей 20 лет, учится на экономиста.
— Лена, вы бывали в Хатыни? – спрашиваю у девочки.
— Да, много раз.
— Знаете, что пережила ваша бабушка?
— Конечно, она нам много про это рассказывала. Я очень жалею бабушку, потому что ей так нелегко все вспоминать. И мне тяжело. Для всех нас важно и волнительно, что о трагедии бабушкиной деревни знают и в Беларуси, и во многих зарубежных странах. Такая память — самая дорогая, она должна быть с нами всегда.
На снимке: семья ФИОХИНЫХ (слева направо): сыновья Александр и Игорь, Софья Антоновна, внучка Лена и супруг Николай Иванович.
