Баба Маня в зеркале истории

О похоронах как естественном порядке вещей

У моего приятеля умерла бабушка. За неделю до кончины ей приснился сон. Проснулась она и рассказала дочке (тетке приятеля):

— Приходит, значит, мой Иван свататься — молодой, красивый. Вернее, не сам он пришел, а батька его привел в наш дом — как бы на смотрины. Указал на меня и говорит: вот на ней ты и женишься. Но Иван мне сказал: не сегодня свадьба у нас будет, а попозже. Ты жди.

Рассказала она это и принялась размышлять. Решила: Иван, с которым прожила около пятидесяти лет, шестерых детей которому родила, зовет ее к себе. Умер ведь муж тридцать лет назад. С тех пор не снился так ясно ни разу. И вдруг сватается! Раз такое дело — сон вещий — значит, черед пришел. Решила баба, что случится это ближе к весне. Села в кровати, откинулась на спину и стала ждать. Так и ждала, полусидя, почти не двигаясь.

Через семь дней после вещего сна и за неделю до весны, ночью — часа в три — ни с того ни с сего она окликнула внучку. Попросила водки. Внучка подумала, что бабуся умом тронулась (сроду ж не пила!), но все же водки принесла. Взяла баба горькую, вздохнула и умерла с чаркой в руке, не успев объяснить, зачем водка–то ей была нужна. Родственники потом решили, что почувствовала: пора ей «встречать Ивана». Раз случай такой, надо мужа угостить, мол, согласна идти за ним!

Иван вернулся с войны без ноги, но работящий был: все делал сам. Пока сил хватало, и хату ставил новую, и крышу крыл. А она была какой–то незаметной: хлопочет и хлопочет. С четырех утра — уже топ–топ–топ: то к корове, то к печи — и так до вечера всю жизнь.

Говорили, несильная она была, но шустрая. В колхозе лен рвала, пенсию всего 12 рублей при советской власти получала, больше не «наработала». Откуда? Образование — класс с коридором, в доме все вокруг нее крутилось: своих детей полдюжины, потом их дети пошли, потом внуки, правнуки, у правнуков уже дети родились... В прошлом году младенца нянчила (который по счету — сбилась совсем). Она в последнее время многое путать стала, заговаривалась. Приехал мой приятель ее как–то проведать, а она его за брата Колю приняла. Обрадовалась: пришел, говорит, Коля под старость лет!

А Колю расстреляли в 1939–м. Люди до сих пор рассказывают, как семью его «кулацкую» выселяли. Приехали деревенские активисты на машине, баб с детьми погрузили в кузов и увезли куда–то. Оказалось — в Казахстан. А через некоторое время эти же активисты начали распродавать вещи «кулака». Учинили нечто вроде аукциона: налетай и разбирай. Так по дешевке и пустили все с молотка. А кругом в основном родственники живут, они и растащили добро. Маня, видя такое дело, стала подговаривать своих: скупим, мол, давайте хоть живность — корову и свиней, чтобы вернулись люди не на пепелище. Но активисты имели свои виды на дом. Решили перевезти сруб в соседнее село — клуб сделать. Вся деревня собралась смотреть, как один мужичонка (тоже, между прочим, из родни) полез на крышу солому разбирать. Мария схватила топор (ей и 30 лет тогда не было) и по лестнице на крышу полезла. Народ обалдел: малышка тоненькая, с виду совсем девчонка, и вдруг прет с топором и орет что есть мочи: «Ты что делаешь? Люди вернутся, им надо будет где–то жить!» И глаза у нее такие страшные были, что мужик попятился, не устоял на скате, бухнулся вниз. Самое удивительное, что дом хозяев дождался. Приехали они после войны, а им сразу во двор живность повели: свиней, корову...

...Гроб бабе оказался велик. Она худенькая и маленького роста, да еще согнулась, сидя без движения в ожидании свидания с мужем. Разогнуть ее уже не смогли — схоронили на боку — заняла половину гроба. Чужих мужиков, чтобы гроб нести, не нашли. Внуки из города приехали, мужья племянниц (те организацией похорон занимались) — только и всего. Стали к гробу городские внуки подходить, соседки — выпендриваться: гроб–де родственникам нести нельзя! А тетка, дочка покойной, резонно рассудила, что, мол, все нормально: «Она ж вас всех на руках носила, и вам не грех ее понести».

Пока шли через деревню, народ из домов высыпал — проводить соседку. Понесли бабу через поле — ветер воет, еле дошли. На поминках отогрелись, неожиданно обратили внимание, что нет на столе ни мачанки, ни других деревенских угощений, к которым привыкли. Консервы да колбаса — сразу видно, хозяйка ушла. Выпили, закусили, вспомнили вещий сон и вообще как баба замуж выходила. Примерно так все и было, между прочим: привел отец Ивана и на Маню пальцем указал. А жили — душа в душу.

...Бабе Мане в этом году исполнилось бы 105 лет. Дочери — 80, внучке, что водку ночью подносила, — 60, правнучке — 30, самому младшему праправнуку — год с небольшим. Сидели городские родственники за поминальным столом и думали: тихо, естественно и нормально ушла баба Маня. Прожила большую жизнь размеренно и правильно. И так же померла — просто перешагнув в другое измерение.

— Знаешь, это были особенные похороны — без суматохи, причитаний, редкий случай, когда смерть воспринимается как естественный порядок вещей, — закончил свой рассказ приятель. — Но, знаешь, с бабой Маней из нашей семьи ушел целый пласт истории. С ней закончился для меня ХХ век.


По данным прошлого года: мужчин в возрасте 90 – 99 лет в Беларуси насчитывается около 4,3 тысячи, женщин — более 20 тысяч. Тех, кто перешагнул вековой рубеж, в прошлом году было 422.


Анализ мировых баз данных показывает: столетний старик имеет лишь один шанс из двадцати дожить до 105 лет, и лишь один из тысячи — до 110 лет. В научной литературе отмечается, что на продолжительность жизни влияют многие факторы, в том числе окружающая среда как источник стрессов. Что же касается семейного положения, то, как подчеркивают ученые, большинство столетних стариков живет в плотном окружении ближайших родственников. Сказывается и характер долгожителей, в котором «позитивизм» сочетается с обостренной потребностью заботиться о родне.