«Ах, ты Вагнера не любишь?!» — кричит Алена и, размахнувшись, швыряет в мужа небольшую старинную сахарницу. «Аленчик, ну что ты так разошлась? Вагнер, конечно, неплох, но не гений! Вот Скрябин…» — умело уворачивается Буйнов от пролетающей утвари. Сахарница с грохотом падает у стены. Осколков нет — фарфор в темпераментном семействе давно заменили на серебро и мельхиор. Наш корреспондент вжимается в угол. Так, на всякий случай…
— Алена, и часто у вас подобные сцены случаются?
Алена: Вы не понимаете. Я так люблю Буйнова, что убить его иногда готова!
— Всегда повод находится или просто, чтобы никому не достался?
Алена: Вот вы шутите, а я не понимаю, как можно существовать иначе! Мы так всю жизнь живем. Это нормально, когда люди любят друг друга так, как мы с Буйновым.
— Неужели после 25 лет брака пусть даже такой завидный мужчина, как Буйнов, еще может вызывать в вас невероятно сильные чувства? Мне-то казалось, что спустя столько лет уже все равно… А вы вот только что убить Александра собирались!
Алена: Собиралась! А теперь уже хочу зацеловать. Вы посмотрите, какой он у меня шикарный! Знаете, с тех пор как я его первый раз увидела, остальные мужчины просто перестали для меня существовать! Я сейчас люблю его, может быть, даже сильнее, чем раньше. Я не могу без него спать, не могу без него дышать, не могу без него вообще ничего. Мне надо, чтобы он был все время рядом. Буйнов мне всех заменил. Он мне муж, любовник, друг, ребенок, брат, артист любимый — все в одном лице. И это наполняет меня разными чувствами: то восторгом, то ненавистью, то страстью. Несчастны те люди, которые разбегаются после трех лет брака. Мне их жаль! Они просто не повстречали своего человека. Понимаете, я восхищаюсь Буйновым, он гений. Невероятного ума и таланта человек. К тому же физически абсолютно мой тип. С ума от него схожу! Мне нравится все: строение его тела, цвет его кожи, его запах, его руки… Я способна заметить красивого мужчину, но подойду, а запах не мой, руки не мои, пальцы не мои. А у Буйнова все мое.
— Но Александр — артист, у него концерты, гастроли, он надолго уезжает…
Алена: Ненавижу, когда он уезжает! Ненавижу! Спать не могу. Свернусь калачиком в постели, подушку его обниму и лежу — так мне не хватает Саши. Я привыкла спать с ним, дышать ему в затылок, целовать его в этот затылок. Знаете, он у него такой, что он им повернется — и я сразу все прощаю. Иногда я Буйнова ненавижу, а затылок все равно хочу поцеловать. А его руки? Вы видели, какие у него руки?! Из-за них-то, кстати, все и началось.
— Даже страшно спросить, как дело было!
Александр: Однажды общие друзья мне передали, что в Москве есть одна шикарная девушка, которая, увидев мою фотографию, воскликнула: «Боже, какие руки! Вот такому я бы не отказала!» Мне это, конечно, польстило, и я иногда подумывал, что будет, когда мы познакомимся. А потом, перед Новым годом, Алена, которая дружила с директором «Веселых ребят», где я в то время работал, пришла с подругой к нам на концерт.
Алена: А что? Я тогда была девушка свободная, с первым мужем развелась. Имела право восхищаться кем хочу и когда хочу. После концерта мы с подружкой пошли к ребятам за кулисы в гримерку. И первый, с кем я там столкнулась, был Буйнов. Сейчас помню только очки, белоснежную улыбку и кудрявые волосы. И пальцы сумасшедшие, которые меня всю жизнь с ума сводят… Он посмотрел на меня и сказал: «Знал бы, что встречу свою будущую жену, побрился бы!» Он пошутил, а я-то влюбилась сразу и навсегда. Потом мы всей компанией поехали в гости к директору «Веселых ребят», и я даже не помню, о чем говорили. У меня крутилась только одна мысль: как бы мне с ним побыстрее уехать. (Смеется.) В итоге мне надоело бездействовать, и я предложила Сашу подвезти… Я была девушка козырная, у меня уже в те годы имелась машина. Папа — стоматолог, мама — косметолог. Сами понимаете, что это тогда значило. 
Полгорода знакомых! Словом, я его подвезла. Он взял мой телефон, вышел из машины — и… пропал на две недели. Думала, повешусь. Гадала: ну неужели я ему совсем не понравилась? А они, оказывается, с «Веселыми ребятами» уехали на гастроли. Через две недели он позвонил, позвал на свидание. Я чуть не умерла просто! Носилась по квартире как полоумная, не знала, что на себя надеть, как выглядеть красавицей, чтобы ему понравиться. Мечтала, чтобы он с ума сошел и вообще больше от меня никуда не делся. Сейчас даже не помню, куда-то пошли. Помню только, что хотела одного: быстрее в кровать. А он не спешил. Мой кумир оказался еще и женат, у него росла дочка. Но мы начали встречаться. Редко, урывками. Я работала, и он занят был круглосуточно: или репетиции, или концерты, или гастроли. У нас практически не было времени видеться. В свои выходные день-деньской просиживала у него на репетициях. А он в свободное время ждал, когда я закончу работать. Когда же он уезжал на гастроли, начинался ад. Сколько мы денег на телефонные разговоры тратили — ужас! Он с концерта выйдет, позвонит — и до утра говорим… У нас очень много общего, мы и сейчас можем болтать часами. А тогда, на момент знакомства, мы даже одну книгу читали! Буйнов спрашивает: «Что ты сейчас читаешь?» Я: «Свидание с Бонапартом» Окуджавы». Он: «И я! А ты на каком месте?» Я: «На таком-то». Он: «И я на этом!» Словом, я совершенно в нем растворилась. Когда его не было рядом, жила как во сне. Помню, он оставил у меня свою рубашку. Я налила полную ванну воды и полоскала ее там одну целый час. Казалось, что я так к нему самому ближе. А когда он приезжал, бежала в семь утра на рынок и готовила ему творожок с медом и орешками.
— Тяжело, наверное, было отпускать его? Ведь женатые мужчины обычно ночевать к жене уходят.
— Конечно, по ночам он уходил домой. Пока мы не поняли, что друг без друга не можем. Понимаете, его семейное положение в тот момент было уже не так важно. Он был только мой. Хоть я и сегодня ревную его до безумия. И все же наступил у нас такой момент, когда я сказала: «Я не требую, чтобы ты развелся, не требую, чтобы женился на мне, но и жить так больше не могу». Ехали мы куда-то в машине, и на меня так накатило, что я остановилась на Октябрьской площади, открыла дверь и заявила ему: «Все, уходи отсюда». Он вышел, а я дала по газам.
Александр: Да, она тогда резко развернулась через две сплошные и с визгом рванула. У меня сердце упало: испугался, что разобьется красавица моя. И еще понял, что никогда ее больше не увижу. Стою — вокруг народ, а мне кажется, что я один во Вселенной.
Алена: Я ехала, не разбирая дороги, и рыдала, задыхалась. А потом поняла, что не смогу без него, и кинулась обратно. Саша стоял на том же месте.
Александр: Когда все началось, я думал: ну, романчик… Я 12 лет был женат. Хоть в семье уже все было, как выжженное поле, никуда не уходил. Мужчины не любят перемен. Но Аленчик меня заинтриговала. Не мог остановиться, лез, как тигр, в капкан. К тому же она в самом деле была просто шикарная: приезжала на своих «жигулях» в белых перчаточках… Но Аленкин напор меня тогда очень смущал. Я человек романтичный, никогда просто на один раз с женщиной не встречался, всегда ухаживал сначала. Я не из тех, кто женщин коллекционирует. Но однажды вдруг понял: это уже не флирт, а жизнь. Все сошлось в одной точке — и возврата оттуда нет. И мы стали жить вместе.
Алена: Мои обеспеченные друзья в один голос кричали: «Зачем тебе бедный музыкант, да еще женатый? Ты за любого в этом городе выйти можешь». Буквально все кругом были против, все мешали. Но мне было все равно. Но укорить мне себя не в чем — точно знаю, что не встряла в семейную жизнь, где все было идеально и благополучно. Не отбивала мужа у жены, потому что там уже не было никаких отношений. Он до этого пытался пару раз уходить — и не уходил. У него возникали романы, он собирал вещи, ему казалось, что уйдет, но оставался в семье. В общем, если не я, то возникла бы другая. Хотя нет, мы ДОЛЖНЫ были встретиться. И доказательство тому — эти наши 25 лет.
— Александр, ну женщинам моногамия природой положена. А вы мужчина. Как вам удается столько лет страстно любить одну женщину?
Александр: Моя Аленушка — потрясающая женщина. Она все время разная, непредсказуемая. Не знаешь, чего от нее ждать в следующую минуту. Мы уже 26-й год спим в одной кровати — и нам не скучно. Дело не в этом. Просто наша связь касается всего, не только секса. Вы меня простите за такую откровенность, но раз уж спросили, я хочу объяснить как следует. Мне просто хорошо оттого, что я к ней прикасаюсь. Мы и спим в обнимку. Иначе я не могу! Аленка, когда спит, такая милая, домашняя, своя. В те моменты, когда мы «поруганы», я чувствую, что это время выкинуто из моей жизни.
— Если вы так любите друг друга, то зачем ругаетесь? Вон стоило вам сейчас начать — все работники из дома галопом унеслись! Что вы делите-то?
Алена: Да что угодно может стать поводом! Буйнов — настоящий мужчина. Поддается в мелочах — что с женщиной спорить? А в крупном может упереться — тогда даже я умолкаю. Потому что уважаю его. Но иногда, бывает, пошутит обидно: ему кажется смешно, а меня задело. А можем поспорить из-за чего-нибудь. Да хоть из-за Скрябина. Или вот, например, я заказала новую мебель на первый этаж, долго красиво расставляла. Спускаюсь вечером вниз, а там все переставлено. Я спрашиваю помощника по хозяйству: «Кто переставил?» Он: «Александр Николаевич». Я снова все по своему вкусу делаю. Через час спускаюсь чаю попить — а мебель снова не на месте. Ну что мне, молчать? (Хохочет.)
Александр: Да в ста случаях из ста ссоры заводит мой Аленчик! Взвинчивается она моментально, как хороший «мерседес»… Стоит мне ее подколоть, как она взвивается. А дальше — снежный ком. Страстная она у меня натура. (Смеется.) Иногда вижу — сейчас утихнет, а иногда понимаю, что надолго… Обычно начинаю ее успокаивать, говорю: «Ну вспомни, с чего началось!» — «Меня не волнует, с чего началось! Вот сейчас!..» И в этом страстном порыве — революционном, кровавом — она мешает в кучу буквально все, что было в жизни: как я десять лет назад на какую-то бабу посмотрел, как сказал не то… В итоге Аленчик замыкается. Если вижу, что буря ненадолго, я могу в бассейне с книжкой спокойно посидеть. А если вижу — серьезно настроена, на третий этаж поднимаюсь, в гостевую спальню. В такие моменты в доме тишина звенящая… Работники ходят на цыпочках, Аленчик из спальни не выходит. Я так долго не могу, записочки разные пишу — смешные и ласковые. Потом выжду, когда она из спальни ненадолго выйдет, и записку под подушку ей кладу. Жду — прочла ли, будет ли реакция… У поварихи спрашиваю: «Она выходила?» Та головой: «Нет». Я интересуюсь: «Ела что-нибудь?» — «Съела яблока половину». Я говорю: «Вторую половину я съем». Однажды трое суток оба не ели, похудели даже. Потом смотрю, она дверью хлопнула — ага, значит, вышла из спальни. Я спускаюсь проверить: если записка лежит нетронутая — значит, не прочла, а если сдвинута — есть надежда. Так и миримся постепенно. Сначала она на вопросы отвечать начинает потихоньку. Потом и вовсе отходит. А какой после этого секс! Но бывают и другие ссоры — громкие. С битьем антикварной посуды. Вот колечки только стальные и остаются от ваз, остальное разбито. Лампы она грохнула, которые в спальне стоят на тумбочках. В угаре гнева Аленчик хватает что под руку попало! Я уворачиваюсь. Однажды я, чтобы ей ответить, вот с этого балкона колонку вышвырнул. Но я-то если и завожусь, то по-актерски: недаром у меня всегда в ГИТИСе пятерка была по актерскому мастерству… А Аленчик всерьез. Однажды сказала: «Уходи насовсем!»
Алена: Да, было дело! Мне мама всегда говорила: «Можешь сколько угодно ругать мужчину, но не смей его из дома гнать!» Не послушала. Сейчас и не упомню, что тогда причиной было. Только приехал он из командировки, а я ему: «Уходи и не возвращайся, поживем отдельно!» Думала, он, как всегда, на третьем этаже бурю переждет, а он возьми и уйди. Взял и, как профессор Плейшнер, опьяненный воздухом свободы, позвонил нашему другу Алику Достману, директору «Артэса». Тот ему сделал номер люкс в гостинице «Россия», будь она неладна, не зря ее по кирпичику разобрали! (Смеется.) И вот сижу дома — жду, когда вернется. Звоню водителю, и он мне: «Александр Николаевич в гостинице поселился». Я в машину и туда. В висках стучит, кровь в голову ударила. Ну, думаю, я тебе покажу по гостиницам шляться! Вбегаю, но меня охранники на этаж не пускают: пропуск требуют. Я на ресепшен, а меня там с издевкой спрашивают: «Вам, гражданочка, до которого часа пропуск?» У меня от ярости ум помутился. Я всех растолкала — и в лифт, поднимаюсь на VIP-этаж, там стеклянная дверь на замке! А за стеклом Буйнов. Улыбается! Тут уж я совсем себя в руках держать не смогла, как ногой саданула по стеклу, оно аж затряслось. Но не разбилось — бронированное. Я спиной повернулась — и давай ногой долбить. Буйнов подбежал, открыл, а я ему по лицу ка-а-ак дам. «Ах, хочешь жить тут? Тогда и оставайся, вместе нам не быть уже!» — развернулась и уехала. А как в дом вошла, поняла: сдохну ведь без него! Звоню Лильке, подруге моей, кричу в трубку: «Умираю без него! Сделай что-нибудь!» Поняла она, что дело серьезное, позвонила Буйнову: «Срочно поезжай домой!» — и он приехал. Вы не представляете, что со мной было, когда он вошел. Я на пол перед ним упала и кричу: «Прости! Забудь! Я без тебя жить не буду! Никому не отдам!»
Александр: Теперь вы понимаете, как мне с ней живется? (Смеется и обнимает жену.) Разве от таких сумасшедших уходят?!
— Алена, как же вы пережили прошлый год, когда Александру поставили тот страшный диагноз?
Алена: Я даже не могу на эту тему говорить! Не хочу все это вспоминать! Слава Богу, это уже в прошлом, и спасибо нашим врачам. Что бы ни говорили — мол, надо лечиться за границей, — есть моменты, когда надо лечиться только в России. Потому что к Саше здесь относились не как к обыкновенному человеку с деньгами, а как к любимому артисту Буйнову. Я уже не говорю о том, что не взяли ни копейки. Все было сделано настолько грамотно, что сейчас можно сказать: все страшное позади. Саше дали вторую жизнь. Он прекрасно себя чувствует, гастролирует, дает концерты, снова пишет музыку. Вот сейчас записывает с Михаилом Гуцериевым диск — будет называться «Две жизни». Так же называется и юбилейная программа, концерт, который пройдет в Кремле.
Александр: Вот вы знаете, когда все это случилось, я не сомневался в том, как поведет себя Аленка. Она в первый же день потребовала себе кровать в мою палату и ни на минуту меня не оставила. Я ей говорил: «Ну дай одному поболеть. Полежу здесь недельку-две после операции, так будет легче». Серьезно говорил: мне, как животному, хотелось побыть одному, отлежаться, подумать. Но нет! Меня не оставляли ни на минуту! Не больница была, а дом приемов. Постоянно в палате толклись красивые наши подруги, друзья — выпивали, закусывали и меня всячески отвлекали. Пришлось даже выстроить график посещений. Пользуясь случаем, хочу всем им сказать, как я тронут, благодарен и как я всех их люблю.
— Да, Александр, повезло вам с женой, не зря в тусовке говорят, что жена у Буйнова — пантера, за своего мужика порвет без ножа и вилки. Неудивительно, что после того, как ваш недуг удалось победить, подкосилось и здоровье Алены.
Александр: Аленка узнала о моей болезни первая, я сам ничего не знал. От меня скрывали диагноз даже после операции. Она все держала в себе. Улыбалась. Но стресс у нее был мощнейший — и она слегла. У меня все позади, а Аленка с кровати встать не может от слабости. Долго искали причины, исследовались. Врачи пытались ее в больницу положить. Но надо знать мою домоседку! Она ни от меня, ни от своего дома далеко уходить не собирается. Когда нашли причину, нам пришлось ездить на капельницы.
Алена: А вот тут меня потряс Буйнов. Я знала, что он меня любит. Но так нянчиться!.. Мы с ним вставали каждый день в семь утра и без четверти восемь были уже в госпитале. Это притом что для моего мужа встать рано — вообще подвиг. Так вот, у меня очень плохие вены, капельницы стояли по пять-шесть часов, потому что лекарство то проходит, то застаивается. Все это время надо шнур теребить, а я спать хочу — умираю. И тогда Буйнов говорил: «Аленчик, ты спи, а я буду смотреть». Можно ведь медсестре было поручить, но он сам хотел следить. Вот в такие моменты понимаешь, кто рядом с тобой. Что это за человек. И тебе уже не страшно, а страшно, наоборот, без него остаться. Слава Богу, сейчас со здоровьем все в порядке у нас обоих!
— Алена, поменялось ли что-нибудь в вашем отношении к мужу после всего, что довелось в этом году пережить?
Алена: Я никогда не забуду момент, когда врачи мне его диагноз сказали. У меня перевернулось все в голове, весь мир с ног на голову встал. Теперь единственное, чего я боюсь, — это его потерять. Мы с ним склеились на всю жизнь. Когда думаю о том, что Буйнова сейчас могло бы и не быть, в глазах темнеет, дышать нечем. И пусть этот ужасный год был в нашей жизни. Потому что я еще четче поняла, что для меня мой муж значит. У нас одни легкие на двоих и одно сердце. И пока жив он, жива и я.
Людмила СЛЕПОВА, ООО «Теленеделя», Москва (специально для «ЗН»), фото автора
