А память священна

Выжить и отомстить! Немцы обнаружили контуженного Токуева в лесу. Очнулся Григорий только на вторые сутки. С трудом приоткрыл тяжелые веки, но ничего не увидел. Чья-то шершавая ладонь легла на горячий лоб. «В плену мы, браток, — послышался хриплый голос. — Вот уже сутки в сарае лежим». Токуев рванулся, пытаясь подняться, и снова затих, потеряв сознание. Это были самые тяжелые дни в жизни Григория. Участник войны с белофиннами, отважный разведчик, закаленный физкультурник, он был теперь слабым и беспомощным, словно ребенок. Мысль о том, что лучше умереть, чем быть в плену, неотступно преследовала его. Пожилой, пропахший махоркой боец, с первых дней взявший шефство над контуженным, не уставал повторять: «Умереть, сынок, легче всего. А попробуй выживи, несмотря ни на что. Выживи и отомсти!» Григорий был бесконечно благодарен этому человеку. Старый солдат напоминал ему отца, бывшего балтийского моряка. Тот, бывало, тоже учил сына: «Ты не отступай, юнга, не отступай! Не дается жизнь с одного боку — ты ее с другого бери». Постепенно возвращалось зрение, а вместе с ним и уверенность, что не все еще кончено… Вспомнился случай из далекого детства. Тайга в Архангельской области — на десятки километров никакого жилья. Но Гриша не боялся заблудиться и целыми днями бродил по лесу. Однажды зимой он умчался на лыжах в такую глухомань, куда редко забирались даже бывалые охотники. Вдруг снег под ногами осел, и он провалился в глубокую яму. Стены ее были покрыты ледяной коркой. Звать на помощь некого, ждать, пока отыщут,— замерзнешь. И паренек решил действовать. Он сгреб снег в один угол, забрался на возвышение, но до края ямы не добрался. И тут он вспомнил о подарке отца — охотничий нож всегда висел на поясе. Одну за другой выдалбливал он ступеньки в обледеневшей стене. К утру выбрался из ловушки. Плен был чем-то вроде той ямы. Надо было бежать во что бы то ни стало. В кременчугском концлагере Токуев познакомился с бывшим пограничником Владимиром Петуховым. Здоровенный рыжий парень так прямо и отрекомендовался: «Рыжий». Вскоре к друзьям присоединился бывший артиллерист-зенитчик Дмитрий Лукьянчиков, задорный и горячий. Сообща готовились к побегу... И вот трое друзей стоят перед партизанским командиром Анатолием Михайловским… — Оружие придется самим добывать! – заявил он. Вскоре партизаны уходили на боевое задание. Попросились и трое новичков. Они первыми пробрались в расположение противника, сняли часовых, дали сигнал к наступлению, в бою вооружились трофейными автоматами. «Пойдешь в подрывники?» После возвращения с операции с Токуевым побеседовал комиссар отряда Александр Жигарь. До войны он был в этих местах директором МТС, в первые же дни оккупации ушел в лес. — Хорошо действовал, сержант, — похвалил Жигарь Григория. — Есть у меня деловое предложение, — продолжал он, раскладывая на траве карту. — Вот наш район действия. Белорусское Полесье. Это Копаткевичский район. Через него проходит важная железнодорожная линия Гомель — Брест. Надо, чтобы фашистские эшелоны каждый день летели под откос. Может, пойдешь в подрывники? Токуев вспомнил учебу в планерной школе Архангельска. Чуть-чуть страшновато было в первый раз подниматься в воздух. Зато какой простор открылся вокруг, какое неповторимое чувство свободного полета — словно крылья, как у птицы, выросли за спиной. С таким же чувством необыкновенной приподнятости уходил он на первую диверсию. Возвращался, наоборот, разочарованный: железнодорожная магистраль осталась неповрежденной — неприятельский патруль обнаружил заряд и снял его. Размышляя о неудаче, Токуев пришел к выводу, что причина кроется в плохой подготовке. Командир группы действовал вслепую. Он не знал ни расстояния до ближайшей станции, ни времени следования поездов, ни расположения вражеских постов. Да и рисковать не хотел… Своими раздумьями Григорий поделился на отрядном собрании. Комиссар внимательно слушал. Токуев не только критиковал, но и внес предложение: наряду с действующей диверсионной группой создать вторую. Что не удастся одной, сделает другая. Командиром новой диверсионной группы назначили Токуева. Ему же поручили и сформировать ее. Григорий без раздумий зачислил в диверсанты Владимира Петухова и Диму Лукьянчикова. Знал — эти ребята не подведут. Желающих попасть в подрывники было много. Но, чтобы быть диверсантом, надо иметь всестороннюю физическую подготовку. Нужны ребята дерзкие, отважные и в то же время спокойные, рассудительные. Таким был Федор Малышев. Хотя он и не служил в армии, но был хорошим топографом, геодезистом. Эти знания получил в БПИ, который закончил перед самой войной. Ему было тогда 27, Токуеву – 25 лет. Вскоре в диверсионную группу вступили еще двое — бывший учитель одной из местных школ Василий Будович и волжанин Николай Яковлев. Диверсионная группа тщательно готовилась к заданиям.Надо было перехитрить немцев, которые научились обнаруживать мины, поставленные ночью. Кроме того, по утрам они пускали впереди составов порожняк, и мины взрывались совсем не тогда, когда хотели партизаны. «Будем минировать днем» Надо было менять тактику. Как усовершенствовать мину? Нажимная взрывалась, когда на нее накатывались колеса поезда. Она требовала при установке высокого мастерства и больших затрат времени… Где же выход? После долгих раздумий Токуев подготовил свое взрывное устройство и предложил минировать путь не ночью и не на рассвете, как это делали раньше, а днем. — Как же ты ее, эту мину, днем установишь? — усомнился Владимир Петухов. — Ведь по насыпи патрули ходят. — А вот так, — объяснил Токуев, — к дороге подбираемся скрытно или на зорьке, когда туман еще по земле стелется. Выбираем удобное место, маскируемся и ждем... Через несколько дней, теплой августовской ночью добрались друзья до «железки». Место диверсии Токуев наметил заранее — возле станции Птичь… На другой день диверсанты узнали, что под откос пущен эшелон с карательным отрядом фашистов, которые направлялись на разгром полесских партизан. Окрыленные успехом, подрывники уходили теперь на диверсию чуть ли не каждую неделю и, возвращаясь в отряд, неизменно докладывали: задание выполнено. Контузия Осенью 1942 года случилось непредвиденное. Пробравшись к насыпи, токуевцы три часа выжидали удобного момента. Справа от того места, где расположились партизаны, метрах в пятидесяти протекала речушка. Через нее был перекинут небольшой, метров в шесть, мост. Четверо патрульных ходили по насыпи по направлению к станции и обратно. Похоже было, мину поставить не удастся. Но партизанам повезло. Патрульные солдаты вдруг разместились на отдых прямо на насыпи, возле моста. Только часовой маячил по ту сторону дороги. Токуев решил установить мину, не дожидаясь прихода поезда. Может быть, немцы заряд не обнаружат. А обнаружат, размышлял подрывник, перестреляем их, а мину снимем. Когда часовой скрылся за насыпью, Григорий быстро выполз на полотно. И вот мина установлена. Но Токуев не сразу вернулся, а направился мимо спящих оккупантов к мосту — посмотреть, нельзя ли и его заминировать. Не сразу услышал он шум приближающегося эшелона, а когда услышал, то понял, что попал в ловушку. Бежать в сторону нельзя: обнаружишь себя, и немцы сумеют остановить эшелон. Оставаться у моста тоже рискованно. А паровоз уже близко — метров сто. Григорий упал на землю. Взрывная волна подбросила его, сильно ударила о дно канавы. Как во сне, вспоминал он потом перевернутый вверх колесами паровоз и вагоны. Рядом с ним бежали, поддерживая его под руки, Володя Петухов и Николай Яковлев. Токуев понял, что вернуться в отряд не сможет. — Мы здесь останемся с Володей, — сказал он ребятам. — Я отлежусь, вечером разведаем, что за эшелон, а завтра вернемся в отряд. Когда все ушли, Токуев, глянув Петухову в глаза, тихо сказал: — Идти я, Володя, не могу. Земля из-под ног уходит. Тошнит. Давай, брат, переночуем в стогу сена, а утром добывай лошадь и переправь к своим… Несколько недель Токуев отлеживался в лагере. Друзья подкармливали его медом, маслом, поили чаем, настоянным на малине. Недуг постепенно отступал. Вскоре Григорий снова стал ходить на диверсии. Весной сорок четвертого прилетел представитель из Центрального штаба партизанского движения. Он вручил ордена наиболее отличившимся партизанам. Токуеву — орден Ленина, Малышеву —Красного Знамени, Петухову и Будовичу — орден Красной Звезды. Вскоре с Большой земли летчики доставили партизанам тол, мины. Григорий создал еще несколько диверсионных групп, но сам так и не успел больше сходить на «железку». Давала знать о себе контузия. Думал, с приходом весны пройдет. Но сильно ныли мышцы, затылок. Потом снова стало подташнивать. Кружилась голова. Перестали слушаться ноги. Вместе с ранеными Токуева на самолете переправили на Большую землю — в Москву. Здесь, в госпитале, Григорий многое передумал о своей партизанской жизни. Он ругал себя за неосмотрительность. На кой черт пошел он под тот мост. Теперь будешь валяться здесь, глотать пилюли, а ребята там эшелоны под откос пускают, фашистов бьют. Говорят, желание выздороветь сильнее недугов. Через месяц Токуева выписали из больницы и направили в штаб партизанского движения. Здесь его принял начальник Центрального штаба партизанского движения генерал-лейтенант Пономаренко. Пантелеймон Кондратьевич внимательно выслушал просьбы и пожелания отважного подрывника. Новое поручение В конце лета 1944-го Токуев вновь появился в соединении полесских партизан. Григорий имел особые полномочия по организации комсомольско-молодежного диверсионного отряда. Он привез с собой из Москвы 20 автоматов ППШ, 3 противотанковых ружья, 10 снайперских винтовок, мины, тол. Немцы сильно укрепили дорогу: построили доты, дзоты, наблюдательные вышки, в наиболее уязвимых местах установили сигнализацию, на подступах к полотну стали выставлять секреты, устраивать засады. Работа диверсантов стала еще опаснее. Положение осложнялось и тем, что лучшие, наиболее опытные подрывники были выдвинуты на посты командиров взводов, рот, отрядов. Тяжелый разговор предстоял с командованием. Но Жигарь, который к тому времени стал комбригом, не спорил. — Всех, кто хочет вернуться на диверсионную работу, забирай,— согласился он.— Препятствовать не будем. Начальником штаба Григорий назначил своего старого, испытанного в боях друга Владимира Петухова. Комиссаром стал начальник разведки бригады Афанасий Цигельник. Через две недели в 78-м диверсионном отряде 125-й Копаткевичской партизанской бригады было уже 70 бойцов. Но молодых диверсантов постигали неудачи. Одна, потом вторая группы вернулись, не выполнив задания. В Москве Токуеву сказали: «Береги себя. Нам нужен руководитель диверсантов, а не покойник». Но на войне без жертв не бывает. Если есть хоть малейший шанс одержать победу, придется рискнуть и собственной жизнью. Токуев отобрал добровольцев — семь человек. Ошибаться нельзя, действовать надо наверняка. Григорий повел подрывников к станции Коржевка. Здесь, между станцией и вышкой, было почти три с половиной километра. В поле немцы вышку не поставили. Значит, если они обнаружат партизан, то задержать поезд не сумеют. Все было взвешено и рассчитано. Теперь предстояло перехитрить часовых. Токуев послал группу прикрытия правее вышки; приказал демаскировать себя, когда услышат шум поезда со стороны Коржевки, а сам остался с партизаном-словаком Вранским. Когда слева послышался перестук колес, а справа раздались выстрелы, Токуев и Вранский бросились к дороге. На самых подступах к полотну их, видимо, заметили с вышки и обстреляли. Вранский упал в кювет. — Товарищ командир, убьют! – крикнул он Токуеву. Но тот продолжал ставить заряд… Через два месяца после организации отряда Токуев докладывал в Москву: «На боевом счету отряда 15 спущенных под откос вражеских эшелонов, больше половины с живой силой, остальные с техникой и боеприпасами». Всего токуевцы подорвали 55 эшелонов, и 19 из них – лично Токуев. Ему было присвоено звание Героя Советского Союза. Такое же высокое звание получил и его друг Федор Малышев. А как сложилась дальнейшая судьба моих героев? После войны Григорий Токуев работал заместителем председателя республиканского ДСО «Спартак», а его друг Федор Малышев стал ученым и долгие годы трудился в Национальной академии наук. — Пока Гриша был жив, — рассказывает Федор Алексеевич, — мы часто встречались то у меня, то у него. Приезжали гости и из России – Володя Петухов из Подмосковья, Дима Лукьянчиков из Новосибирска, Коля Яковлев из Волгограда. Ездили на места былых боев… А теперь уж не до поездок, — вздохнул Малышев. – Мне в апреле девяносто стукнет. Но я еще стараюсь поддерживать связь с республиканским Домом ветеранов, выступаю, если пригласят, перед молодежью, рассказываю о нашей боевой юности, о том, каким вдумчивым, рассудительным и в то же время отважным и рисковым был мой командир и друг Гриша Токуев…