Потому что, уступив его настойчивым просьбам послать на фронт, в военкомате решили отправить невзрачненького, низкорослого и худенького паренька учиться на шофера. Пока выучится — смотришь, и призывной возраст подоспеет. Тем более что от первоначальной мысли послать шустрого добровольца в военное училище пришлось отказаться, поскольку уж очень худым он был. Таким “хиляком”, что даже после призыва в 1943-м Сызранским военкоматом сразу на фронт не отправили, а оставили инструктором по вождению в той же автошколе.
Но Равиль, несмотря на внешнюю нескладность, проявлял такие старание и ухватистость, все обязанности выполнял так шустро и четко, что, когда попал в Нарофоминск, где формировались воинские части, был зачислен в 274-й отдельный моторизированный батальон особого назначения. И уже в Коломне получал с товарищами 75 новеньких плавающих “фордов”-амфибий.
Однако и в составе этой части воевать не довелось. По каким-то соображениям командования батальонные машины доставили к Брянским лесам минометные подразделения со всей матчастью, а потом в пешем порядке минометчикам пришлось проделывать долгий путь по лесным массивам, таща на плечах нелегкие орудия. Среди них оказался и Равиль Латыпов с товарищами-водителями, которых уже причислили к артиллеристам.
Выдвижение было скрытным, регулярные части сопровождали местные партизаны. А марши совершались только в ночное время. Таким образом и вышли к границам белорусских земель.
— Помнится, — рассказывает Равиль Нагимович, — притаились на опушке леса, а впереди деревенька видна. К ней отправилась разведка. А немцы-то к этому времени уже пуганые были, с понятием, что победные марши кончились. Поэтому вокруг деревни понаставили противопехотных мин: и от неожиданных нападений уберегут, и противника на какое-то время остановят. Разведка и напоролась на мины. Сразу завязался бой. Открылась бешеная стрельба. Санинструктор потащила первых раненых. Фашисты, видимо, были не раз учены партизанами, поэтому и минное заграждение поставили серьезное, и систему огня отработали. Сужу так по тому, что в первые же минуты боя было несколько человек убито и около десятка ранено. Санинструктор не справлялась всех выносить.
...Конечно, убивал ли противника, Равиль сам не видел: стрелял, как все, выполнял приказы по подноске мин к минометам. И постепенно боевая удача перекинулась на сторону наших бойцов. Фашисты у той деревушки дрогнули, стали отходить. Появились и первые пленные. А приказ командования обязывал рядовых немцев в плен не брать. Наверное, потому, что они не могли сообщить никаких новых сведений, но зато стали бы причиной рассекречивания задум нашей стороны. А тут, как назло, налетел в горячке Равиль на фашиста, тот и руки кверху сразу поднял, оружие бросил. Ну как стрелять в безоружного?
Привел его к командиру. А тот строго: мол, что, приказа не знаешь?! Отведи в сторону да и шлепни!
Повел боец пленного в лес. А немец — почти одногодок. Красив как Бог. Блондинист, кучеряв. Смотрит затравленно, видно, догадывается, зачем в чащу веду. Китель на груди расстегнут, а на теле — какой-то амулетик. Стал объяснять, что в нем прядь материнских волос. Провожая на войну, она сама вложила их для того, чтобы оберегал амулет сына от всяких невзгод.
Сжимая в руках автомат, подумал Равиль, что и в их многодетной семье, где отец Нагим давно слеп, где неукоснительно почитается Коран, мать тоже с надеждой ждет его целого и невредимого. И пожалел боец пленного врага, отпустил. А тот, еще не веря в счастье, оглядываясь, как бы не получить пулю в спину, скрылся в лесу.
...Тогда, да и сейчас Латыпов не считает свой поступок малодушием. Потом приходилось видеть, как пули, выпущенные из его автомата, поражают живые цели. И уже ни жалости, ни запредельной злости не испытывал. А с тем немцем, которому в первом же своем бою подарил жизнь, хотел бы нынче встретиться. Несмотря на то, что были врагами, что прошло столько времени, уверен, нашлось бы о чем поговорить. Если живой остался, то и ему довелось немало пережить. Человек — не механический робот. Ситуации и пережитое открывают в его душе совершенно неожиданные стороны.
— Пожалев того парня, — сейчас с высоты боевого и житейского опыта рассуждает Равиль Нагимович, — и не подумал, что свою жизнь подвергал смертельной опасности. Найдись свидетель моей доброты, в военное время не избежать бы мне расстрела.
Однако судьба хранила солдата. Без ранения дошел он с товарищами до Бреста. И только тут, при форсировании Буга, напомнила судьба о том, что даже счастливчики сполна познают жестокости войны.
...За береговые позиции враг цеплялся отчаянно. Наступающие на различных, чаще приспособленных плавсредствах переправляли минометы, пушки, переплывали сами. Равиль Латыпов несколько раз уже “посетил” противоположный берег, возвращаясь на плоту за другими бойцами. А потом, когда переправились почти все, подразделения закрепились, приказ поднял цепи в атаку. Среди первых он бросился вперед, в горячке боя не разглядев противопехотную мину. Когда под ногами шарахнуло, сразу и не понял произошедшего. И только потом увидел окровавленный сапог да покореженную левую ступню, на которой оторванными оказались пальцы. Наспех перебинтовав рану, из боя не вышел. В медсанбат попал после его окончания, почему-то сразу почувствовав слабость во всем теле. Там уже по правилам обработали рану, перевязали и отправили в госпиталь. Однако Равиль наотрез отказался. И не потому, как теперь признается, что рвался в дальнейшие бои, кипел чувством патриотизма. Страшно было отстать от товарищей, с которыми воевал. А в их части служили 75 бойцов родом из Бирска, почти земляки, из его родной Татарии.
К счастью, командир пошел навстречу солдату: разрешил остаться, но определил к штабу, поскольку Латыпов изрядно хромал и передвигался с палочкой. Не последнюю роль в решении майора сыграли умелые и отважные действия бойца в бою, за которые спустя какое-то время его наградили орденом Красной Звезды.
Так с палочкой, но поспевал солдат за штабом, а штаб едва поспевал за наступающими частями, на пути которых были Люблин, потом Варшава... И военная судьба татарского парня вновь крутанула в сторону. Однажды вызвали Латыпова к начальству и вопрос поставили ребром: пойдете служить в СМЕРШ. А командиру спецподразделения так понравился проворный боец, что взял его своим адъютантом.
— Много работы проделали смершевцы в самой Германии, — вспоминает Равиль Нагимович. — Понимая, что война проиграна, фашисты буквально нашпиговывали города и селения шпионами. А задача контрразведки, как известно, обезвреживать их.
...Не менее интересна и послевоенная судьба ветерана.
В Белоруссии оказался потому, что, учась в техникуме, подружился с красавицей, будущей учительницей Любочкой Смариго. Дружба переросла в большое чувство. Но когда о женитьбе на белоруске сказал в семье, старый Нагим, чтивший законы ислама, воспротивился браку, посоветовав сыну оставить иноверку и подыскать себе невесту среди своих. Но Равиль ослушался отца. И теперь нисколько не жалеет об этом, потому что с Любовью Павловной дружно и счастливо прожил 54 года.
Правда, однажды испытал чувство растерянности. Это случилось, когда дочь Наталья, будучи студенткой факультета журналистики Ленинградского государственного университета, вышла замуж за... доминиканца Мигеля Опонте и родила чернокожего внука. Хотел было восстать, да жена напомнила: мол, и сам в свое время отца ослушался.
— Мир изменился неузнаваемо, — философски рассуждает Равиль Нагимович. — У дочери первый брак не заладился. Теперь она живет в России, гражданка этой страны. Зато сын, можно сказать, при нас — в Могилеве. Этот — белорус. Да и я уже окончательно “обелорусился”: 52 года здесь.
В будущем году Латыпов будет отмечать еще один “юбилей”. Его “Москвичу-402” стукнет полвека. Но автомобиль выглядит, как и его хозяин, бодренько, и бегает, несмотря на возраст, шустро. А подарил его Равилю Нагимовичу родной брат Рафгат, ученый-ядерщик, профессор, лауреат Государственной премии СССР. К сожалению, его уже нет в живых.
Когда спрашиваешь ветерана о наградах, то слышишь: разве так важно украсить праздничный пиджак всеми знаками отличия?! Куда важнее жизнь прожить, чтобы и самому остаться ею довольным, и людское уважение заслужить.
— Я же собираюсь жить долго, — заключает Равиль Нагимович. — Как отец. Более девяноста лет...
И на здоровье!
“Интернационал” Равиля Латыпова. Поначалу складывалось так, что 17-летнего юношу из Татарстана Равиля Латыпова “кривая” военной судьбы “везла” на автомобиле.
