Великая иллюзия

Первая серия

Если хочешь, то закажу тебе вино, а себе кофе. Мы с тобой сидим в кафе «Аквариум». Место проходное, но и здесь можно задержаться надолго. Сидеть за столиком и смотреть, как за окном течет проспект. Мы, как на высоком берегу. «Вино» рифмуется со словом «кино». Так вот про кино...


Кстати, мы с тобой сидим в зрительном зале дореволюционного кинотеатра. Не веришь? У меня есть старинная фотография. На ней улица Захарьевская. Этот самый квартал. Кинотеатр «Эден» стоял частично на современном проспекте Независимости, а частично здесь, где сейчас универсам «Центральный». Крутили что–то черно–белое, тапер играл на сцене. Уверен, что смотрели зрители на экран с большим восторгом, чем ты на дорогие машины, проносящиеся по проспекту.


И не слушай, когда кто–то тебе будет рассказывать, что дореволюционный Минск был задрипанной провинцией Северо–Западного края... Все здесь было, и даже электротеатры — так назывался «Эден».


Ты пей свое вино, а я расскажу о кино.


* * *


Еще лет двадцать тому в каждом кинотеатре висел лозунг, утверждавший, что «Из всех искусств самым главным является кино». Где–то — на красном кумаче над экраном, где–то — в вестибюле, над входом в зал. Даже в деревенских клубах эта короткая обязательная фраза находила свое место. Так оно и было. Весь двадцатый век кино являлось самым главным и самым востребованным из всех искусств. Граф Толстой мечтал о кино, а он был человеком мудрым. Все хотел сценарий написать. Понимал старик, что за кинематографом будущее. Лучшие композиторы, лучшие художники века занимались кино. Энтузиазм был фантастический.


В Минске Дом кино размещался в костеле Симеона и Елены на главной площади, рядом с Домом Правительства. Одно это говорило о многом.


Теперь тот лозунг исчез. И не потому, что те слова Ленин сказал. Нет. Он стал неактуальным.


Вот скажи, ты не мечтал стать киноактером, режиссером, оператором? Странно.


В моем гэ.пэ. самым большим был стеклозавод. Высоченные трубы, громадные цехи, забор. А на втором месте по величественности и на первом по красоте — Дворец культуры. Кинотеатр являлся его неотъемлемой частью, а может, даже и душой.


Попасть в кино можно было только через специальный вход. Купил билет, предъявил контролеру и прошел. А вот на фильмы, где на афишах в черных скобках черной тушью косым шрифтом было написано «детям от 16 лет», детей не пускали даже с билетом. Такие строгие, нравственные и неподкупные женщины–контролеры стояли при дверях. А нам почему–то именно на фильмы для взрослых больше всего и хотелось попасть.


* * *


Во Дворце культуры на третьем этаже находилась изостудия. Я ходил туда рисовать. Сидим, красим аккуратно, рисуем чучело утки или восковые яблоки–помидоры, молчим. Потом переглядываемся с другом Володькой, откладываем кисточки, выходим и по темной лестнице спускаемся на первый этаж. Прошмыгиваем рядом с гардеробом. Тихо, крадучись и прижимаясь к стене, движемся по длинному полутемному коридору. Останавливаемся перед дверью. Прислушиваемся. Хрустит в замке ключ, и дверь открывается. Так мы оказываемся в маленьком вестибюле, справа буфет, налево лестница в туалет. А в кинозале уже звучит музыка, журнал закончился и начинается кино.


Так мы с другом попадали на фильмы для взрослых. Не было случая, чтобы не нашлось свободного места.


А еще были в моем детстве автобусы без окон. Размалеванные цветными героями мультфильмов. Это — кинотеатры на колесах. Там только мультики для детей и показывали.


Ясное дело, что тебе всего тридцать лет, ты безобразно молод, как говорил один из моих учителей, когда мне было столько же лет, как тебе сегодня. Помнить те яркие автобусы ты не можешь. Они исчезли. Наверное, уехали в сказочную страну, а может, в Эдем. Думаешь, ангелы не любят смотреть мультики?..


* * *


В 1973 году я поступил в художественное училище. Общежитие наше стояло в пяти минутах ходьбы от кинотеатра «Мир», что на улице Козлова. Дипломник Толик Воробьев, с которым мы, три первокурсника, делили комнату, решил украсить фасад кинотеатра своей росписью. Толик утверждал, что хорошо знаком с директором кинотеатра, что там его все знают. Ведь он ходил туда производить замеры и показывать эскизы. Воробьев работал как одержимый, он слепо верил в свой талант. Но ни один рисунок, ни одну работу окончить не смог.


Другой художник–оформитель, пока дипломник рисовал куском угля согбенные фигуры голых людей над колосками, сидел за столом и старательно, прикусив язык, выводил ученическим пером «звездочка» на голубой бумаге от ученической тетрадки буквы и цифры. Это первокурсник Федя Громыко рисовал билеты на вечерний сеанс в кинотеатр «Мир». Когда черная тушь высохла, синим цветным карандашом, размашисто и лихо, Федя написал ряд и места. Произнес короткое: «Готово!» Обложка тетрадки, прижатая линейкой, разрывалась, и каждый получал по билету. В кассе билет стоил 30 копеек. Получалась экономия. Ни разу с поддельными билетами на руках нас не поймали и даже ни разу не поинтересовались. Вспоминаю студенческую проказу со смехом...


Когда мы возвращались в свою комнату на четвертом этаже, Толик, перепачканный углем, лежал в одежде поверх одеяла и смотрел в потолок. «Не получится из вас художников, — говорил он, когда мы собирали на стол ужин. — Не пошел бы великий Микеланджело в кино, пока не закончил роспись Сикстинской капеллы. И Леонардо да Винчи не пошел бы ни в какое кино, пока не сделана «Тайная вечеря»!»


Мы соглашались с мудрым дипломником. Ужинали и ложились спать, а дипломник продолжал рисовать эскиз.


Я засыпал под сухой шорох угля о бумагу. И мне казалось, что Толик ошибается. Что и великий Микеланджело, и Леонардо бросили бы к чертям собачьим свои кисти. Вымыли бы руки и побежали в кино. Только кто ж им билеты даст, пусть и поддельные? А мне — нет, совсем не стыдно, что ходил в кино по поддельным билетам.


* * *


Пока учился в училище, потом в институте, часто ездил в свой гэ.пэ. К родителям. И стал замечать, что в кинотеатр ходит людей меньше, чем раньше.


Потом во Дворце культуры открылся видеосалон. Потом видеомагнитофонами обзавелись все. Покупали, доставали кассеты, обменивались, переписывали...


А кинотеатр взялись ремонтировать. Думали, что все дело в комфорте и новых фильмах. Скрипучие фанерные кресла заменили мягкими и нарядными. По–модному обили стены, перестелили пол. Только в отремонтированный кинозал стало ходить еще меньше людей, чем до ремонта.


Директор Дворца культуры, мой сосед и ровесник, не может поверить, что эпоха кино закончилась вместе со столетием и тысячелетием.


Кинотеатр в моем гэ.пэ. не работает лет десять.


* * *


А ты знаешь, что на месте кинотеатра «Октябрь» стоял маленький кинотеатр «Зорька»? А в парке Челюскинцев был летний кинотеатр «Радуга»? Он был покрашен ярко–синей масляной краской. Году в 1976–м я смотрел там фильм Франко Дзеффирелли «Ромео и Джульетта». Откуда мне было знать, что и моя будущая жена смотрит в этом же кинотеатре это же кино. Возможно, что мы даже сидели с ней рядом. Кино ведь — вещь чудесная, там и не такое бывает.


А ты никогда не задумывался, почему дети всегда хотят сидеть в первом ряду, поближе к экрану? Подростки — в середине зала? Ну а почему влюбленные парочки стараются купить билеты на последний ряд, объяснять не надо. Хотя сейчас, наверное, все по–иному. Смотрят на экран, чипсами хрустят, как на первом ряду, так и на последнем...


Что, еще хочешь заказать вина? А я возьму себе еще кофе. Рассказывать про эпоху кино дальше?


(Продолжение следует.)

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter