«Папа, а что ты мне подаришь на именины?» — допытывалась дочурка у доктора Теодора Куодиса, заведующего хирургическим отделением Минской губернской больницы, который всю жизнь изобретал инструменты для своих операций. «Давай я удалю тебе миндалины!» — предложил папа с чисто медицинским практицизмом. Во время операции один из инструментов сломался и застрял в горле девочки. Она просидела с открытым ртом целый час (!), пока доктор Куодис ездил в клинику за новым приспособлением. «Как ты можешь экспериментировать на собственном ребенке!» — корила вечером супруга. Куодис упреки не принимал: «А ты хочешь, чтобы я набивал руку на чужих?..» Невыдуманная история уже стала легендой, одной из сотен в анналах белорусской медицины начала XX века, когда в календаре еще не было Дня медика, в регистратурах — книг замечаний и предложений, но профессия врача, как и сегодня, слыла самой милосердной и благородной.Слыхали ли вы о Саломее Русецкой, лекарке–самоучке, служившей и у турецкого паши, и при дворе Анны Иоанновны? «Сударыня докторка» — называла ее российская императрица. Жизнь Саломеи, нашей землячки, родившейся в 1718 году в Новогрудском районе, — настоящий авантюрный роман и булгаковские «Записки врача» одновременно. Врачебному делу она, не имея никакого специального образования, училась где только могла: муж, доктор Хальпир, показал, как лечить заболевания глаз (и впоследствии Русецкая бралась даже за катаракту!), раб–итальянец — как выписывать рецепты на латыни и познакомил с фармакологическими прописями. Не раз «докторка» была на волосок от смерти. Дикие времена, дремучие нравы. Однажды Саломея, пытаясь спасти умирающую девочку, дала ей эликсир собственного приготовления из безобидного шафрана и мирта. Через два часа девочка скончалась. Спасло знахарку лишь то, что она тут же, на глазах у разъяренного отца, выпила остатки из флакона... Русецкой, врачевавшей по канонам народной медицины, завидовали лекари–мужчины, не признавая ее рецептов, которые прижились и на просвещенном Западе, и на полном суеверий Востоке. Столетие спустя такое же «сопротивление среды» пришлось преодолеть еще одной легендарной белорусской «докторке», Варваре Кашеваровой–Рудневой. Сирота, не знавшая ни своих родителей, ни года рождения, мыкавшаяся по приемным семьям то в Чаусах, то в Велиже, она и грамоте–то обучилась лишь в 12 лет и до конца дней своих писала такими же каракулями, как и ее первый учитель горшечник Прохор. Кто мог предположить, что ей суждено стать первой в истории Российской империи женщиной – доктором медицины? В Высшую медицинскую академию в Петербурге Варвару Александровну примут по особому разрешению. Одну–единственную более чем из 1.000 юношей–студентов! Судьба многое даст: поездки в Прагу, Лондон, Париж, исследования в онкологии, которая тогда только еще зарождалась. И почти все отнимет. За неимением других предложений доктор Кашеварова будет практиковать на захолустном российском хуторе Голый Яр, но так, что это прославит ее на всю округу. Умрет она в одиночестве, по словам близких, «забытая всеми теми, кто считал за честь поддерживать ножку кресла, на котором ее выносили из залы под рукоплескания толпы в день блестящей защиты ее диссертации».
А знаете ли вы, что именно в Минске в 1812 году впервые был наложен гипс после перелома? Это изобретение доктора Минской управы Карла Гибенталя, большого любителя художественной лепки. По преданию, на досуге врач лепил бюст приятеля, и тут привезли пострадавшего с переломом предплечья. Гибенталь решил поэкспериментировать: совместил сломанные кости и зафиксировал их гипсовой кашицей. Через месяц снял гипс и сам поразился результату — кость срослась, как новая!.. О докторе Иване Здановиче минчане, сами того не ведая, вспоминают едва ли не каждый день. Его родовое поместье было в Ждановичах, и Иван Устинович на собственные деньги построил туда новую дорогу. Беднота боготворила своего «Ждановича», а завистники недоумевали: когда же, собственно, светило медицины изволит почивать? Его рабочий день начинался в 7 утра, с 8.00 до 17.00 он занимался врачебной практикой, затем вел прием на квартире, а после решал еще массу неотложных вопросов, будучи попечителем бесплатного родильного приюта, народной чайной, товарищества трезвости ну и, конечно, главного детища своей жизни — созданного им первого училища для слепых детей, за которое Зданович удостоился личной благодарности государыни Марии Федоровны. О его коллеге–современнике докторе медицины Нарбуте на Браславщине до сих пор ходят мифы и легенды. Любая европейская клиника с распростертыми объятиями приняла бы Станислава Теодоровича, но он более 40 лет — с 1882 по 1926 год — прослужил людям в дивном, полюбившемся ему с первого мгновения белорусском крае, куда, по его собственному признанию, приехал «как первобытный Адам». Ходил в Браславе по улице, которая носила его имя, работал в лечебнице, построенной в том числе и на его деньги, сама его фамилия заменила в местном обиходе слово «лекарь». Врач был от Бога — на все руки мастер! По дороге к своему последнему пациенту Станислав Нарбут страшно продрог. Но все равно предпочел до конца исполнить свой врачебный долг. А вернувшись домой, слег и «сгорел» в несколько дней. Благодарные жители выкупили маленький кусочек земли и установили своему врачу обелиск — семиметровый, четырехгранный, устремленный в небо столб, символизирующий слова Гиппократа «Светя другим, сгораю сам». Лучшей эпитафии даже энциклопедически образованный доктор Нарбут придумать не смог бы...
P.S. Автор благодарит Музей истории медицины Беларуси за неоценимую помощь в подготовке материала.
Фото из коллекции лауреата премии «За духовное возрождение» Владимира ЛИХОДЕДОВА.
