Путешествие вместе с литераторами по местам, где прошло детство каждого, по нашей родной Беларуси...
Мою родную деревеньку можно отыскать только на большой карте района. И то — под лупой. Она — среди лесов, болот, лозняков. И я долго считал себя болотным человеком, «лаптюжником». Отец днями мастерил нам, шестерым детям, лапти — самую удобную обувь и для походов в лес, и на сенокос, и в поле. Сестры Клава и Люба утверждают, что в такой модной обувке я форсил по Шелковичам с того времени, когда встал на свои ноги.
И только начав изучать семейную родословную и биографию своей деревеньки, я неожиданно вышел на создание родословной книги «Я». Оказывается, Липские — древний дворянский род. Мы имеем свой герб «Грабли». А наша деревня потому и называется Шелковичи, что в ней издавна живут добрые, шелковые люди, неутомимые труженики и умелые мастера.
Отец Степан мог «адчыбучыць» любого фасона и размера бочку, маслобойку, корыто, ложки, колеса, сани, дугу, ворота, грабли, веретено... А мама Мария умела сделать вкуснейшие оладьи, колбасу, сальтисон, сырницу, кашу тыквенную. Как только вспомню их, слюнки и теперь текут. В свободное время мама тянула на прялку льняную нитку. Из нее ткала всю зиму полотно и шила из него своему гнездышку одежки–обновы.
Теперь, глубоко осознав свою малую родину, деревню Шелковичи, потеряв родительский дом и многих моих земляков, я неожиданно для себя сделал открытие. В моей деревеньке, оказывается, есть семь чудес света.
Так вот, первое шелковское чудо — это наши люди. Искренние. Совестные. Работящие. Мудрые. Еще верю в то, что «шелковыми» мои земляки стали от умения выращивать лен. Помню, голубыми озерами колыхались на ветру льняные поля, которые смотрели на Млечный путь большими ясными глазами.
Возможно, было так: пробились наши льноводы через царство туманов на какую–то богатую ярмарку, чтобы обменять свой долгунец на соль, свечи, иголки, гвозди, а там какой–то искренний торговец не удержал своего удивления: «Так у вас же не лен, а шелк!» И закупил весь товар. Потом слух пошел гулять о наших мастерах, начали их выискивать: «Где те шелковцы?.. Когда опять привезут свой шелковый лен?..»
Вот и родилось название деревни — Шелковичи. Кстати, единственное во всей Беларуси.
Помню, как отец весь вечер ходил по деревне и спрашивал, чей топорик он нашел на пастбище.
Не забыть Милютов, Яся и Ядвигу, которые всегда пускали в свою хату на вечеринки, и молодежь там отплясывала до утра.
Троих человек в Шелковичах называли по отчеству: Митрофанович, Леоновна, Григорьевна. Это наши местные учителя. Они вывели шелковскую пацанву в люди. И делали это терпеливо, строго, с любовью.
Тетка Новичиха доживала свое «гасцяванне на гэтым свеце» в одиночестве. Однажды зашел к ней на огонек и услышал исповедь: «Я ж, мой залаценьки, во время войны спасла девочку–беженку. Родом, говорила, из–под Минска. Сбежала, чтобы не расстреляли. Документы у нее на русскую, а она — еврейка. Я ее приголубила в свою семью, смотрела, как дочь, хотя из–за нее могли нас всех пострелять. Потом ее партизаны взяли в свой отряд».
Проношу в памяти образ деда Левки. Ступал по земле мягко, осторожно. С каждым взрослым и ребенком держался очень уважительно, интеллигентно. Такие уроки нравственности подавали нам многие шелковцы. Дед Мищук был народным лекарем. Тетка Аршулька — народной «читаркой», за вечер могла прочесть две–три книги. Дети не успевали ей носить новинки из сельской библиотеки. А парализованная Холька показывала всем, как надо поддерживать чистоту в хате и во дворе. Эти люди вызывали у меня восхищение с самого детства. Они и есть мои народные учителя.
Второе наше чудо — лес! Вокруг нашей деревни — вековые боры, дубравы, березовые рощи. Но главное наше лесное чудо — Шелковская дубрава. Я ж только в Минске узнал, что она и есть памятник природы, охраняется государством. Площадь ее — до 73,9 гектара. Возраст деревьев — до 120 лет, высота их — до 28 метров. Боже мой, та же дубрава начинается с огромного дуба, который стоит на нашем огороде. За ним — дубняк, который тянется аж до деревни Узнож. Как же там красиво! Деревья одно в одно — стройные, мощные, спокойные. Между дубами — клены, грабы, орешник. В их кронах водилось множество белок, синиц, дроздов, соек, сов. А земля — в папоротнике, цветах, зелени. Смотри, не наступи на гнездо, не растопчи семейку коричневых боровиков. Сквозь дубраву мы, шелковская пацанва, каждый день бегали на учебу в Узножскую среднюю школу.
Третье наше чудо начиналось в болоте за лесничеством. В том месте как раз восходит солнце. Оно–то и знало всю тайну. Оказывается, в том болоте есть родничок, из которого начинается речушка Столпинка. Это я из энциклопедий узнал. А шелковцы ее называют просто канавка. Тонким, вялым шнурочком она петляет по лугам, бежит потом по заболоченным лесам. Выскакивает за Боровиками к речке Сведь, впадает в нее. А Сведь имеет прямую дорогу в Березину, та — в Днепр, а там уже и до Черного моря рукой подать. Так вот что значит наш шелковский болотный родничок. У него в «родственниках» — само Черное море. Пусть кто другой похвастает таким необыкновенным чудом природы.
Четвертое чудо — «буслянка». Ее смастерили шелковские аисты. Посреди деревни стоял старый–престарый дуб. Видно, от древности он начал усыхать, отбрасывать ветви. Верхушку снесло то ли ветром, то ли молнией. И вот на этом почти высохшем дубовом постаменте аисты смастерили свою «фазенду». Каждую весну достраивали. И получилась она огромной, толщиной — метра полтора. В нижних «этажах» того поместья обосновывалось на лето множество воробьев. Они, видимо, были шумными соседями, но аисты их великодушно терпели. А мы все любили приходить к тому дубу, который много лет держал на себе птичье царство. Теперь «буслянка» — на электрическом столбе.
Пятое чудо — это наш пруд. Его, по–моему, выкопали еще наши деды. Для своей же всенародной утехи: коров, коней напоить, белье в нем постирать, а в горячую пору — искупаться. Мы, детвора, использовали тот пруд как ледовый дворец. На самодельных коньках мы обкатывали его от первого льда до последнего. Но настоящим чудом оказался не столько сам пруд, сколько вьюны, которые завелись в нем. Не поверите, зимой мы их ловили в полыньях руками, черпаками, корзинами. А летом охотились на этот деликатес топтухами из лозы. Чем дольше месишь ногами топкое дно, тем больше вьюнов попадется в ловушку. Ту радость удачи проношу в памяти по всей жизни.
Шестое чудо — бобры. Они облюбовали наш пруд, нашу заболоченную местность. Построили прямо в деревне свои «дачи–коттеджи». И в открытую начали лесорубить. Появились эти работники в деревне после того, когда мужиков почти не осталось. Видимо, они приняли решение помочь дровишками одиноким немощным пенсионерам. Вот и еще один шелковский пример единения природы и человека.
А седьмое чудо я обнаружил совсем недавно. Когда едешь по шоссе из Светлогорска в Речицу, то слева стоит дорожный указатель в нашу деревню. Конечно, не каждый заметит его, запомнит. Подумает, поворот на какие–то Шелковичи. А у меня каждый раз перед тем указателем замирает сердце. Господи, сейчас я буду в той деревушке, где прошли детство и юность, где все родное до каждой пылинки на улице. Перед деревней хочется снять обувь и, как в храм, войти тихо, благодатно. Здесь жили мои мама и папа, здесь золотые, шелковые люди.
Так чудо в чем? На указателе много лет было написано, что до Шелковичей всего два километра. А совсем недавно какой–то чудик вывесил новое сообщение: «Шелковичи. 5 км». Написано стандартно, официально. Хочу найти того нового меряльщика и спросить: «Каким метром мерил, панок? И докуда мерил, не сразу ли до погоста?..» Так хочу разочаровать тебя, землемер. В Шелковичах начинают поселяться дачники. В деревню начинают возвращаться дети и внуки старожилов. А я хочу на своем пустом дворище устроить необыкновенный мемориал. От улицы до дуба в три обхвата мечтаю проложить газонную травяную дорожку. По ее сторонам высадить деревья в память обо всех шелковских родах — Бабичи, Бельские, Воловичи, Верабьи, Жарины, Зайцевы, Захаренки, Коваленки, Кошевары, Козичи, Козыри, Корзуны, Кулаченки, Липские, Марковы, Милюты, Метели, Никитенки, Павловичи, Пылинские, Старжинские, Сытьки, Трацевские. Около дуба можно смастерить беседку, лавочки. При входе в эту необыкновенную аллею памяти мечтаю положить камень–валун и написать на нем: «Деревня Шелковичи и семь ее чудес». Пусть каждый путник, близкий или далекий, присядет у подножья столетнего дуба и вспомнит поименно шелковцев и о своей жизни задумается.
Справка «СБ»
Владимир Липский — белорусский писатель. Родился в 1940 г. в д. Шелковичи Речицкого р–на Гомельской обл. Окончил Минский техникум пищевой промышленности, работал на Городейском сахарном заводе. После окончания журфака БГУ — в аппарате ЦК ЛКСМБ, в правлении Союза писателей. С 1978 г. — главный редактор журнала «Вясёлка». Председатель правления Белорусского детского фонда. Лауреат Государственной премии Республики Беларусь и премии А.Грина. Автор многочисленных книг очерков, документальных повестей, книг для детей. Организатор Всебелорусского праздника народного юмора в д. Автюки.
Заметка краеведа
Деревня Шелковичи — в 39 километрах от райцентра Речица, в 89 километрах от Гомеля. Поселение известно с ХVIII столетия. В 1930 году, когда создавался колхоз, было 38 дворов, 208 жителей. Во время Великой Отечественной войны деревня была полностью сожжена, погибло 10 мирных жителей, с фронта не вернулось 25 односельчан. Сейчас деревня — в составе совхоза «Комсомольский». Здесь остались считанные дома и несколько жителей.
Владимир ЛИПСКИЙ.
Перевод с белорусского Людмилы РУБЛЕВСКОЙ, «СБ».
