В Камбодже я познакомилась с одним парнем: Дава был моим гидом по Национальному парку «Реам». Возвращаясь после чудесного дня на побережье и в джунглях, в лодке мы оказались рядом, и я спросила его: «Каждый из нас заплатил за экскурсию 20 долларов, сколько из них получишь лично ты, Дава?» Оказалось — ни цента. Удивилась — и начался любопытный разговор, о котором вспоминаю теперь очень часто.
Дава родился в крестьянской семье, в деревне где–то в 200 км от Сиануквиля. С детства, как и все в Камбодже, работал в поле — помогал родителям. Мозоли на руках и натруженные ноги (он, как и многие другие в стране, ходит босиком) — тому свидетельство. Но со временем понял, что такой труд, как приговор: мира не увидеть, знаний о нем не приобрести. Окончил среднюю школу и решил круто изменить свою жизнь — уйти в большой город Сиануквиль. Конечно, пешком — денег на билет в семье не было. Поначалу было совсем тяжело: в городе у него не было знакомых и крыши над головой. В очередной голодный день пошел в местную христианскую церковь, попросил еды. Его накормили и предложили остаться: он будет помогать благоустраивать церковную общину, а ему за это — кров, еда и даже уроки английского языка. Уроки оказались самым сильным аргументом — конечно, Дава остался. Еще через какое–то время понял, что хочет большего — хотя бы закончить школу (в Камбодже, как и в соседнем Китае, например, школа делится на начальную, среднюю и высшую, причем последняя к вузовскому образованию никакого отношения не имеет). И пошел... на пляж.
У нас бытует выражение «дети улиц» — именно там многие подростки проходят «свои университеты», в Сиануквиле это прерогатива пляжа. Там юные кхмеры могут найти все: и заработок, и развлечения, и еду. Если во всем мире благотворительные организации думают о том, как увести детей с улиц, здесь стараются увести подальше от пляжа.
Дава нашел на пляже то, что нужно: спонсора, готового оплатить его обучение в школе. Им оказалась местная туристическая компания, подкупленная прежде всего тем, что Дава к этому времени уже немного говорил по–английски. Подписали договор: компания оплачивает четыре года обучения, после чего Дава работает на компанию четыре года бесплатно. Сейчас заканчивается его второй год работы. Он не получает, как я уже говорила, ни цента, компания предоставляет ему койко–место и питание. Ежедневно, 365 дней в году (договор не предусматривает выходных даже на Новый год), он садится за руль микроавтобуса и везет туристов в парк «Реам», рассказывает, показывает, потом готовит для всех обед, собирает посуду и везет всех обратно. Два года он не видел свою семью, которая по–прежнему живет в деревне: у него нет выходных, а у семьи нет денег на билет.
Я спросила у Давы, что он будет делать потом, через два года, когда срок действия договора истечет? «Наверное, останусь работать в компании, только уже буду получать зарплату — нужно накопить денег для поступления в университет. Очень хочу учиться дальше, а это стоит немалых денег».
Встреча с Давой меня потрясла. Нужно услышать такую историю, чтобы понять, какие мы все счастливые люди. И осознать, что мы почти разучились ценить то, что есть у нас, и то, что мы можем дать нашим детям. Согласитесь, мы далеко не всегда ценим знания (читайте — возможность получить образование): нам это легкодоступно. А тут Дава, отдающий четыре года свободной жизни, чтобы эти знания обрести...
Если честно, до встречи с ним я полагала, что с обретением знаний все не так однозначно. Более того, все больше соглашалась с Екклесиастом и его «во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь». Вы ведь тоже наверняка вспоминали эти слова много раз и много раз соглашались. Кстати, задолго до Екклесиаста китайский философ Лао–цзы, написавший великую книгу «Дао дэ цзин», говорил о том же: «Когда будет уничтожена ученость, тогда не будет и печали». Еще он говорил, что «когда все в Поднебесной узнают, что прекрасное является прекрасным, появляется и безобразное. Когда все узнают, что доброе является добром, возникает и зло». Знание от противного. Я сомневаюсь в том, что знание — благо абсолютное. Бывало ли у вас такое, что открытия заставляли страдать и вы в сердцах вскрикивали: «Лучше бы я этого не знал!»? Наверняка. Счастье — в незнании, не раз приходили мы с подругами к выводу.
Но что же делать с Давой? Он выглядит чуть старше своих лет (ему 21), хотя практически все азиаты всегда выглядят моложе: тяжелый физический труд с детства и жизненные невзгоды сделали свое дело. Его страсть к знанию подкупает. Может быть, печаль мудреца все–таки ценнее беспричинной радости глупца? Нужно снова поехать в Камбоджу и задать этот вопрос Даве — наверняка он знает.
Фото Михаила ПЕНЬЕВСКОГО.
