«В Москве я приезжий», — до сих пор подчеркивает в своих интервью Алексей Шедько, а его минские поклонники все так же прилежно ведут подсчет годам с того самого дня, когда он сменил сцену Национального академического драмтеатра имени Горького на подмостки Московского Художественного академического театра имени Горького же. И по–прежнему называют новорожденных дочерей Марусями — так или иначе, но в Беларуси популярность этого имени действительно выросла в разы после появления эпохальной песни Шедько «Моя Маруся», вошедшей в прошлогодний список «100 найвялiкшых беларускiх песень», составленный авторитетными музыкальными экспертами разных поколений.Насчет имен, конечно, можно спорить. Возможно, так просто совпало. Но ежегодное появление Алексея на минских концертных площадках на переломе зимы и весны отнюдь не совпадение. Хотя афиши об этом не сообщают, однако сегодняшний концерт в КЗ «Минск», где в проверенной компании Владимира Ткаченко и Игоря Левчука Алексей Шедько обещает презентовать свой новый альбом «Слепой паровоз», приурочен и к его дню рождения.
— Ну да, прежде всего это подарок самому себе, — не скрывает музыкант. — И подарок моим друзьям, с которыми я работаю не один десяток лет. Концерты должны быть привязаны к праздникам, это хорошо, создает настроение. И качество праздников улучшается.
— Насколько я могу судить, название новому альбому дала строчка из вашей песни «Девятая роза», где о времени, уходящем «каждый день из двери, из окна, из души, из ума». Но вам, похоже, и правда до этого нет дела, о чем вы и рифмуете. Вас по–прежнему горячо любят дома — об этом можно судить даже по билетам на ваш будущий минский концерт, они давно раскуплены.
— Приятная новость, волнуюсь перед встречей еще больше!
— Да, вас здесь любят. И, судя по всему, крепко уважают в Москве, причем всюду, от мхатовской публики до дворовых бомжей, вы какой–то очень правильный человек...
— Умудренный опытом вектор человеческого бытия? Что вы, я так не считаю, наоборот, все время узнаю о своем существовании в пространстве какие–то новости, которые ставят меня в тупик. И сейчас пребываю в заблуждениях гораздо чаще, чем, скажем, тогда, когда мне было лет 30. Но в этом есть большой плюс. Когда жизнь постоянно преподносит сюрпризы, приходится держать себя в форме. Время — оно ведь и правда как слепой, неуправляемый паровоз, который может нас раздавить, превратить в ничтожество или, наоборот, поднять на вершины. Никто не знает, что этот «паровоз» с нами сделает, но все равно ждем его с надеждой.
— Если судить по текстам песен, вам повезло сохранить ту остроту ощущений, которая с годами притупляется почти у всех. Думаю, не в последнюю очередь ради этих подзабытых ощущений люди и покупают билеты на ваши концерты.
— Я работаю над этим все время. Если смотреть на вещи не по инерции, можно отыскать смысл в самых заурядных вещах. Например, я написал песню про домофон. На первый взгляд — унылая штука с кнопками, а ведь, по сути, это станция между двумя разными мирами, где жизнь может качественно измениться, стоит всего лишь набрать правильный код... В чем угодно можно увидеть вселенский предмет. Хоть в чашке чая. Для меня это всего лишь чашка чая, а для кого–то — спасение. Или вот куртка пуховая. Для меня — просто лишняя вещь, а для бродяги, который мерзнет у магазина во дворе нашего дома, — спасение. Считаете свою жизнь рутиной? А ведь для тех, кто рядом, она может быть большим благом.
— Звучит оптимистично.
— Ошибаетесь, моя жизнь достаточно трудна, особенно сейчас. Я в состоянии постоянного выживания, борьбы. В России сегодня крайне тяжело в плане творчества, большая конкуренция, много недопонимания. Единственное, чем могу похвастаться, — у меня тут очень хорошие друзья. И, в принципе, к такой жизни я всегда стремился, хотя благополучной никогда ее не считал. Первые годы я был очень плотно занят в театре, у меня было 17 спектаклей, сейчас не так много, зато появилось время на какие–то другие вещи. В том числе на запись нового альбома. То, что я не занят в каких–то новых постановках, меня ничуть не оскорбляет, не унижает. Наоборот, дарит мне время, которое я могу использовать, чтобы «наследить» как можно больше.
— Белорусские номера на своей машине давно поменяли?
— Не менял и не собираюсь. И паспорт у меня все тот же, белорусский.
— Знаю, что прошлой осенью вы побывали в Италии...
— Давно хотел посетить знаменитые итальянские театры, музеи, показать их семье. Но увидеть Сикстинскую капеллу пока не удалось — тратить время на стояние в 3–километровой очереди нам показалось глупым, решили съездить в Рим как–нибудь зимой, когда нет такого количества туристов... Что касается московских выставок, наиболее яркое впечатление получил, когда сюда привозили Рубенса, Ван Дейка, других голландских художников. Честно говоря, современное искусство в виде инсталляций и прочего меня не очень привлекает. На мой взгляд, в искусстве, как и в театре, ярких прорывов за последние 5 лет не было. Хотя то, что делают сегодня Задорин, Заслонов, Баленок, Демидов, другие белорусские художники, очень нравится. Со многими я учился в минском театрально–художественном институте, многие стали знаменитыми в Европе, немало их картин есть у меня дома. Разве что Цеслера пока еще нет, хотя мы с ним давние друзья.
— А чего вам самому хотелось бы еще попробовать?
— Прыгнуть с парашютом. Но пока не хватает мужества... А вообще, я каждое утро просыпаюсь с какой–нибудь идеей. В основном они музыкальные. Но, возможно, когда–нибудь напишу драматическую пьесу.
cultura@sb.by
Советская Белоруссия № 40 (24922). Среда, 2 марта 2016
