Что–то очень важное в нашей жизни началось с этого стихотворения Гумилева.
Жираф
Сегодня, я вижу, особенно грустен
твой взгляд
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далеко, далеко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится
только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер.
Вдали он подобен цветным парусам
корабля,
И бег его плавен, как радостный
птичий полет.
Я знаю, что много чудесного видит земля,
Когда на закате он прячется
в мраморный грот.
Я знаю веселые сказки
таинственных стран
Про черную деву, про страсть
молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала
тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что–нибудь,
кроме дождя.
И как я тебе расскажу
про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах
немыслимых трав...
Ты плачешь? Послушай... далеко,
на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
Николай Гумилев,
осень 1907 года.
Это было в ноябре, когда шесть часов вечера можно отличить от полуночи лишь по обилию зажженных окон в домах. Я пришел в общежитие навестить ребят–однокурсников.
В это время на первом этаже, в красном уголке, играли трое музыкантов: скрипка, гитара и флейта. Сесть было негде, я пробрался к окну и запрыгнул на подоконник.
Когда зазвучала песня «Жираф» на стихи Николая Гумилева, стало так тихо, как никогда не бывает в студенческом общежитии. Можно было подумать, что все умерли или уехали на картошку. Но картошка к тому времени не только была нами собрана в мешки из–под кубинского сахара, но и мирно лежала в таинственных закромах Родины...
Я на секунду глянул в окно: мокрый снег быстро–быстро летел в свете фонаря. А в зале сидела девушка, которую я очень любил, в полумраке я не видел ее, но чувствовал, что она где–то здесь. И также рядом были жираф и озеро Чад.
Это безумное сочетание красного уголка, снега, девушки, музыки и жирафа снилось мне потом много лет. И всякий раз я испытывал какой–то озноб счастья, ускользая памятью в тот вечер, в ту осень...
Вернувшись домой из общежития, я перебрал альманахи «День поэзии» — вдруг в них найдется хоть одно стихотворение Николая Гумилева. Но даже имени его я нигде не встретил. Гумилев был вычеркнут из русской поэзии, сброшен в шахту забвения. И я уже сомневался: да был ли вообще такой поэт?..
С огорчения я уткнулся в книжку любимого Тура Хейердала и вдруг увидел вот эти строчки: «Вдали показалось озеро. Голубое, с холодным стальным отливом зеркало неба за кромкой ярко–зеленой поросли сочного папируса... Оно смотрелось как мираж, хотелось выскочить из машины, побежать туда, броситься в эту немыслимую голубую воду... Упоительно красивое озеро Чад...»
Недавно я прочитал книгу петербургского профессора Юрия Владимировича Зобнина «Николай Гумилев». Мне кажется, на сегодняшний день это лучшая книга о поэте. Она полна той глубины понимания, которая достигается лишь любовью. Это одновременно и филологический роман, и новаторское исследование (стихи Гумилева впервые рассматриваются в святоотеческом свете, и этот свет многое в них проясняет).
И вот что удивительно: оказывается, и для Юрия Зобнина открытие Гумилева началось с «Жирафа», и это тоже была песня, и услышал он ее примерно в то же время, что и я, — в начале 1980–х!
Нынешний школьник не поймет, в чем тут «фишка»: взрослые дяди узнали о Гумилеве только на университетской скамье и еще умиляются этому.
И ведь оправдаться сложно. Кто из ребят поверит, что найти Гумилева в сети мы не могли, потому что не существовало интернета, а стихи поэта были спрятаны в спецхранах. Что ж, во многих вещах, сегодня доступных, мы были невежами. Но зато сколько литературных и исторических открытий нас ожидало на каждом шагу — в гостях у друзей, под ночным фонарем на улице, в палатках и поездах. Разве это может сравниться с готовой информацией на экране монитора!
Как пишет Юрий Зобнин в предисловии к другой своей книге о Гумилеве: «Прекрасное это было время — начало 80–х! Мы не изучали, мы доживали «серебряный век», мы были последним поколением его слушателей... Песни пели по кругу — хулиганские и романтические — Окуджаву, Высоцкого, Визбора. В разгар одной из таких «спевок» гитару берет милая Света Якунина и, плавно перебрав струны, напевно произносит:
«Сегодня, я вижу, особенно грустен
твой взгляд...»
Дмитрий ШЕВАРОВ.
Советская Белоруссия №235 (24372). Пятница, 13 декабря 2013 года.
