Жертва литературной версии

Прототип литературной героини прошла лагеря с клеймом предательницы.

...В сумрачном подвале архива управления внутренних дел Иркутской области прохладно и покойно - тише бывает только на кладбищах. На казенных стеллажах - аккуратные стопы папок. В одной из них - личное дело Ольги Александровны Лядской, прототипа предательницы в романе "Молодая гвардия". Когда-то это произведение числилось в обязательной программе школ СССР, его изучали студенты всех филологических факультетов, переводили во многих зарубежных странах. Массы читали, штудировали, восхищались и негодовали. А в это время одним с ними воздухом дышала бывшая школьница Ольга Лядская, в судьбе которой роман Фадеева сыграл трагическую и роковую роль...

"Мало есть писателей, которые, достигнув шестидесяти лет, не желали бы зачеркнуть то, что они написали, будучи двадцати или тридцати лет", - утверждал английский мыслитель Фрэнсис Бэкон. В полной мере эти слова мог отнести к себе и Александр Фадеев. И не только потому, что первые его книги критики находили сырыми и недоработанными. Причина была в ином. Советский классик, которого не обошли ни почетом, ни наградами, проклял и сжег все, чему верил и поклонялся. "Не вижу возможности дальше жить, так как искусство, которому я отдал свою жизнь, загублено самоуверенно-невежественным руководством партии и теперь уже не может быть поправлено", - написал он в предсмертной записке. Но это запоздалое покаяние уже ничего не могло изменить. Тем более в судьбе Ольги Лядской, заклейменной позором в романе "Молодая гвардия": что написано пером, того не вырубить топором.

Фадеев, надо сказать, не поскупился на черную краску, рисуя портрет предательницы. По его версии, доставленная в жандармерию Лядская на очной ставке с Выриковой ругалась и бранилась, как базарная торговка. Каждая из них назвала по два десятка фамилий: "Девушки прекрасно знали своих товарищей по школе и месту жительства: кто какую выполнял общественную работу".

Это уже потом выяснилось, что писатель полностью доверился материалам комиссии, изучавшей подпольную деятельность "Молодой гвардии". Среди материалов ЦК ВЛКСМ оказался документ, проливающий свет на причины провала краснодонского подполья. Ольга Лядская значилась в нем как предательница. Прокол Александра Фадеева только усугубил ее положение.

Задержал Лядскую, насколько известно теперь, особый отдел 217-го пограничного полка. Случилось это сразу же после освобождения от фашистов Харькова. Допрос следовал за допросом, приемы следствия отличались особой изощренностью. Но "предательнице" не в чем было признаваться, что и пыталась она доказать. Ольга Лядская ничего конкретного не знала о существовании подпольной организации и тем более ее членов. И все же "признаться" ее заставили: сломать 17-летнюю школьницу поднаторевшим следователям не составило особого труда. В застенках того времени даже люди с большими звездами, не раз смотревшие смерти в глаза, подписывали все, что от них требовали.

Раздавить и сплющить - иных целей, похоже, ГУЛАГ и не знал. Испытанный способ добиться этой цели - пропустить через жернова лагерей. Ныроблаг в Пермской области, Кенгир в Казахстане, Озерлаг в Иркутской области - не менее черные страницы в жизни Лядской, чем арест и следствие. Кстати, в 1949 г. оно уже закончилось. В обвинительном приговоре значилось: "Встала на путь измены Родине и выдала немцам известных ей участников существовавшей в городе Краснодоне подпольной комсомольской организации "Молодая гвардия"... Впоследствии на очных ставках в полиции уличала молодогвардейцев в антифашистской деятельности и принадлежности к подпольной комсомольской организации "Молодая гвардия". Являясь агентом немецкой полиции, занималась провокационной деятельностью..." Оказаться с таким обвинением в "зоне" тех времен означало почти верную смерть: откровенные убийцы, и те считали себя менее виноватыми перед большевистской властью.

Преступный мир, как рассказывали сидевшие с Лядской, возмущался гуманностью приговора: "За такое - только расстрел". Мир блатных пытался даже повесить предательницу своими руками. Начальники лагерных пунктов, наслышанные о таких настроениях, прятали ее в карцер, спасая от мести уголовников. Или, по крайней мере, делали вид, что спасают. Однажды к ней в карцер подсадили матерого преступника, "авторитета", как сказали бы сейчас. Ночью заключенные разговорились, Лядская рассказала о своей судьбе. "Все, ты теперь будешь под нашей защитой", - сказал ей перед выходом из карцера "пахан". И слово свое, говорят, сдержал. Более того, через бесконвойных заключенных помог установить связь с родителями на Украине.

После самоубийства Александра Фадеева узницу освободили из лагеря, сняв и судимость. Последнее обстоятельство помогло ей принять окончательное решение: только домой. И тем не менее возвращение было нелегким, да и не одна возвращалась, а с маленькой дочерью, которая родилась в лагере под Тайшетом. В печати же к этому времени вновь замелькали публикации о ее предательстве. На одной из встреч с журналистами в Ворошиловграде, где Лядская проживала до последнего времени, она рассказывала: "Мои земляки понимали больше Фадеева, а потому не держали меня за предательницу, не верили в это. Кроме того, со дня своего возвращения из лагеря я считала, что полностью реабилитирована, ведь в моей справке говорилось, что я освобождена по решению комиссии Верховного Совета СССР со снятием судимости. Разве с предателей снимают судимость?"

В марте 1990 г. Ольга Александровна получила еще одно подтверждение невиновности - полную реабилитацию. "Уголовное дело по обвинению Лядской Ольги Александровны прекращено производством за отсутствием в ее действиях состава преступления. Все время содержания в местах лишения свободы подлежит зачету в трудовой стаж..." Этих строк она ждала почти полвека.

Многих в свое время занимал вопрос: что же случилось на самом деле, почему Лядская созналась в преступлении? В одной из публикаций, а их было немало, Ольга Александровна ответила так: "Осенью 1942 года мне, как и многим другим жителям Краснодонского района, принесли повестку на отправку в Германию. Готовясь к отъезду, я написала большое письмо своему школьному товарищу, который был мне небезразличен. Проклинала в этом письме войну, немцев, Гитлера, что нас навсегда разлучают. Оставила письмо своей школьной подруге Тоне Мащенко и попросила передать адресату. Тоня при этом мне рассказала, что в городе появилась какая-то подпольная организация, но чем она занимается и где находится, не знала. Выполнить мою просьбу она не смогла, письмо осталось у нее, и из-за него меня позже арестовали немцы. 9 января 1943-го к нам в Ореховку приехал заместитель начальника краснодонской полиции Захаров и забрал меня. Он был вне себя, орал, что арестованы члены подпольной организации, в том числе и моя подруга Мащенко. "Это ты писала листовки! - вопил Захаров. - Мы нашли при обыске твое письмо, почерк тот же!" Я ответила, что ничего не знаю".

Спасла Ольгу ее мать, которая всучила вечно хмельному полицейскому самогон. Через неделю с небольшим он отпустил девушку на свободу. Вместе с матерью она сразу же скрылась в деревне, чтобы пересидеть лихое время. Но что не получилось у оккупационных властей и их прислужников, вполне наверстали, казалось бы, родные, советские люди.

Сегодня история все расставила по местам и каждому воздала по заслугам. На месте страшного Озерлага - едва сохранившиеся остовы бывших бараков да полусгнившие многочисленные столбики на месте могил, еще немного, и они исчезнут без следа. Ольге Лядской, как это ни кощунственно звучит, еще повезло - она пережила ГУЛАГ и дождалась реабилитации. Тысячи ее товарищей по несчастью этого уже не узнают никогда. Но и мертвые они живы, пока мы о них помним.