Такого понятия — «земля островецкая» — раньше не существовало. Оно появилось не более полстолетия назад, когда окончательно определились границы района. Прежде его территория входила в состав разных уездов: южная часть принадлежала Ошмянскому, западная — Виленскому, северная — Свенцянскому (теперь Швенченскому). А поскольку не было единого центра, архива, не формировалась и общая традиция.
«Карьера» села
Островец, считавшийся ранее скромным местечком, а по существу бывший «деревянным» селом, стал центром района чисто случайно. Первоначально первенство отдавалось Ворнянам — бывшему центру волости (гмины), расположенному действительно в центре территории и к тому же уже имевшему кирпичные здания и даже тротуары. Мне рассказывали, как в 1940 году одного довольно высокопоставленного минского чиновника послали из Ошмян в Ворняны, чтобы определить, тянут ли они на райцентр. И когда по зимней дороге он возвращался назад, на него, по одной версии, напали волки, по другой — «лесные братья». Уполномоченное лицо перепугалось и настояло на выборе в качестве центра района Островца.
Это сегодня Островец, как говорится, вышел в люди, застроился, прихорошился после пленэра скульптурами и намного обогнал Ворняны. К тому же стал известен в связи со строительством Островецкой АЭС, которая проектируется между Ворнянами и Михалишками. В этих двух бывших местечках, а теперь селах, мы и начнем поиски материальных и духовных сокровищ, принадлежавших этим краям. Из райцентра устремимся на север, взяв себе в спутники–консультанты том Романа Афтаназы «Виленское воеводство», четырехтомник Чеслава Янковского «Ошмянский повет», книгу Константина Тышкевича «Вилия и ее берега», труды Станислава Лерентца и других виленских искусствоведов.
Ворняны и Дубники
Итак, из Островца, где раздробленное имение и монастырь доминиканцев не были замечены в собирательской деятельности, берем курс на Ворняны, до которых 14 километров. Проехали первые четыре — рекомендуем ненадолго остановиться и осмотреть слева остатки старой аллеи, когда–то ведшей в усадьбу Иосифа Гошкевича, первого российского консула в Японии и автора первого японско–русского словаря. При его жизни здесь, в Малях, хранились значительные книжные и рукописные собрания, перевезенные затем сыном, тоже Иосифом, в Вильно.
Сами Ворняны внезапно открываются двумя доминантными башнями костела, возведенного в 1760–е годы в стиле позднего виленского барокко Марцианной Абрамович, одной из самых инициативных владетельниц этого кальвинского, а потом католического местечка. Одновременно была построена единственная в своем роде в Беларуси усадьба: напротив костела, за большой рыночной площадью, в парке, возвышался двухэтажный деревянный дворец, который не сохранился — к нему через рыночную площадь вела от святыни улица–аллея, которая в XVIII веке была застроена крестьянскими домиками, объединенными арками в два сплошных ряда. Всего комбинированных домиков (боковые и задние стены — деревянные, а передняя, парадная, — из кирпича) было 16, остались же четыре, которые и сегодня служат сельчанам. Слева и справа костела — двухэтажные каменные здания плебании и аптеки. Напротив — бывшая корчма, теперь магазин, и административная постройка. За парком виден большой пруд.
Удивительно было и внутреннее убранство дворца. В мемуарах графини Габриэли Пузынины говорится, что все его стены за большие деньги расписал «маэстро художнической профессии» Константин Отосельский из Вильно. Но нас прежде всего интересует судьба портретов и других полотен, которые, как видно на фоторепродукции в многотомнике Афтаназы, украшали стены, а также драгоценной мебели и фарфоровой посуды. Вероятнее всего, после смерти Марцианны Абрамович с отъездом кого–нибудь из последующих владельцев (Снядецких, Осетимских, Милошей) все это перекочевало в Вильно и влилось в музейные фонды.
От ворнянских владений Абрамовичей отпочковалось имение в Дубниках в четырех километрах западнее усадьбы Абрамовичей. В начале ХIХ века Дубники приобрел Томаш Минейко, один из авторов и защитников Конституции 3 мая Речи Посполитой. Его правнук Бронислав построил здесь двухэтажный усадебный дом в русском стиле по проекту петербургского архитектора–инженера Войницкого. Это уникальное строение, куда по–родственному и надолго приезжали классик польской литературы лауреат Нобелевской премии Генрик Сенкевич и будущий национальный герой Греции революционер и созидатель Зигмунт Минейко.
Среди ценностей семьи Минейко, утверждает Р.Афтаназы, особое внимание привлекали картины. Из творений отечественных и иноземных художников «в двух основных салонах выделялись: «Матерь Божья с Младенцем Иисусом», византийская, в серебряном окладе (из часовни в Видзах); «Св. Иероним», приписываемый одной из итальянских школ; «Головка» голландской школы; небольшие виды Венеции неопределенных авторов; «Св. Семья» Шимона Чеховича; «Портрет» Леопольда Готлеба; «Двое казаков верхом» Тадеуша Бродовского; «Девушка с ребенком и бабочкой» Александра Котсиса; «Фрукты» Витольда Белинского; «Ночная сцена» Джордано Пане; «Интерьер Мариацкого костела в Кракове» Эдварда Лепшего; «Ярмарочная сцена» Станислава Сестрженцевича». Кроме того, в салонах находились некий портрет Валентия Ваньковича, какая–то картина Геримского, три гравюры на шелке (одна из них предназначалась для Радзивиллов). В передней комнате сплошь висели цветные литографии виленского графика Вильчинского.
А в кабинете Бронислава Минейко хранились портреты предков, рыцарские доспехи. Среди богатого книжного собрания выделялись напечатанные речи Томаша Минейко, произнесенные во время заседаний Четырехлетнего сейма в Варшаве. Все это во время Первой мировой войны, особенно в период немецкой оккупации, было разграблено или вывезено (для сохранения!) в Вильно, где и следует вести дальнейшие поиски.
Михалишки и Турлы
Из Дубников, минуя Ворняны, можно выехать через Ворону на Полоцкий тракт и направиться на Михалишки. При спуске в долину Вилии вдали появится костел в Михалишках, построенный в середине XVII столетия их владельцами Бжостовскими. Невдалеке от него располагалась каменная барочная усадьба, в которой Бжостовские собрали значительные богатства, описанные в книге логойского графа Константина Тышкевича «Вилия и ее берега». Но в 1812 году французы сожгли усадьбу. Вскоре Михалишки и окрестные деревни перешли в руки Котвичей. Основную усадьбу они перенесли в Турлы, где собрали большие музейные и библиотечные сокровища.
В начале ХIХ века рачительный хозяин Ян Котвич построил в Турлах одноэтажный дворец с портиком в стиле классицизма. Владея пятью тысячами гектаров земли, он мог позволить себе заказать весьма дорогую меблировку комнат в стиле ампир и Луи Филиппа, хрустальную и фарфоровую посуду лучших фабрик Европы. Но наибольшую ценность представляли собой картины, вывешенные в салоне. Находились там «произведения первостепенной важности, как, например, «Свадьба» Питера Брейгеля, «Фламандская сцена» неизвестного художника, два холста, изображающие морские бои, в том числе сцены из–под Трафальгара, «Вид Венеции» и проч. Польских авторов представляли Ян Рустем, Франтишек Смуглевич и, очевидно, другие. Наконец, салон украшали четыре старые французские гравюры, названные «Рассвет», «День», «Вечер» и «Ночь», а также следующие, с изображением сцен из библейской и древней истории». В спальне же «висела икона Матери Божьей итальянской кисти».
Турловский дворец уцелел и в первую, и во вторую войну. Старожилы рассказывали мне, что основные ценности в начале войн вывозились в Вильно. Но многое растащили и местные мародеры из окрестных деревень.
Лоша
Наконец, есть смысл искать в Вильнюсе собрание картин очень талантливого художника Льва Добжинского, жившего в межвоенное двадцатилетие в усадьбе Лоша, в южной части района. По словам сестры живописца, медика и польской писательницы Надежды Битель–Добжинской, с которой мне посчастливилось встретиться в Гданьске, в самом начале Второй мировой войны 372 (!) полотна мастера (официально покончившего жизнь самоубийством, а фактически застреленного из пистолета) были вывезены в Вильно и переданы на временное хранение Жуковским, жившим на улице Кальварийской в доме номер 9. Потом, после смерти Жуковских, картины попали к их родственнику Бишевскому, у которого Битель–Добжинской удалось выпросить шесть работ...
Было бы здорово разыскать наследников того Бишевского и выполнить волю Надежды Битель–Добжинской (в Гданьске живет ее сын, соответствующе настроенный) — вернуть картины Льва Добжинского в его родные места. В Островце как раз создается краеведческий музей, и место им там нашлось бы.
