Застывшей музыке требуется дирижер

С некоторых пор минчане стали интересоваться архитектурой, прямо как политикой: чуть ли не персонально.
С некоторых пор минчане стали интересоваться архитектурой, прямо как политикой: чуть ли не персонально. Активная реставрация центра нашей столицы вдруг возбудила у нас прямо личный интерес. Споры, естественно, то и дело выливаются на газетные страницы и по их накалу чувствуется: мы сами не ожидали, какими глубокими и серьезными узами связаны с родным городом и отчими камнями. Не раз и не два критикованный в свое время "сталинский" центр за типовую серость, стандарт и позавчерашний дух, теперь, оказывается, вызывает у многих непреклонное желание сохранить во что бы то ни стало все, как было. Нет современной реставрации! Нет новациям! Нет современным материалам. Фонари, скамейки, двери, урны, козырьки - все, вплоть до щербатой мостовой, стало близко сердцу и дорого душе. Что за тревожные сигналы подает нам наше подсознание?

На самом деле волнения еще как объяснимы: связь со строительным камнем у человека - издревле, испокон веков. В доисторические времена люди не без гордости изрекали: "Человек боится времени, а время боится пирамид". Вот где на самом деле сконцентрирована наша суть! В тайной (страшной) мечте: в камне посоперничать с вечностью. В тайном (грешном) желании: хоть через камень насладиться своим могуществом...

К счастью, время нам не победить. Искренне говорю "к счастью", потому что только в борьбе и погоне за ним мы, по-моему, становимся интересны самим себе и окружающим. И если бы ничего вокруг нас не изменялось десятилетиями, это могло означать лишь одно: нашу собственную смерть. Но - мы живы. И наша омолаживающаяся столица прекрасное тому подтверждение.

Недавно на беседу в редакцию мы пригласили архитекторов и ученых - людей известных и заслуженных, непосредственно приложивших руку к сегодняшней реставрации Минска. Не оспаривая ничьи суждения, не сомневаясь ни в чьем профессионализме, мы все-таки предложили каждому из них оправдать перед нашими читателями свои творческие "вторжения" в историческую среду столицы.

Между стариной и старьем

Корр.: Уважаемые господа профессионалы, не кажется ли вам, что в ажиотаже перед называемыми в народе "евроматериалами", вы позволили себе дать увлечься "новыми" веяниями и нарушили нашу традиционную городскую ткань? Чего только стоят пластмассовые двери и окна в зданиях на проспекте Скорины! Заменить дерево на копеечную, по сути дела, синтетику! Или дерево было не стариной, а старьем? Тогда по каким критериям вы различаете эти понятия?

Локотко: Термин "старье" вообще не приемлем к старому городу. Город - как срез дерева, это единственный памятник культуры, в котором время воплощено материально. Старый город ценен не только историческим ансамблем, но и атмосферой, мифологией. В ней, пусть простоватой, скромной, скрыта суть национального, белорусского, что отличает славянский город от западноевропейского.

Корр.: Так новые материалы в старом городе - ошибка?

Локотко: Понимаю, вопрос "кто виноват?" твердо заложен в нашей поведенческой системе... Но дело в том, что в понятие "Европа" входит и наша историческая ткань. Так что новые материалы - это не чуждые веяния. Просто пришло другое время.

Чернявский: Есть такое понятие, как реконструкция: новые архитектурные решения ложатся на старый контекст, сохраняя его общие композиционные решения. Мы не должны стоять поперек всему новому лишь на том основании, что это дорого "как память". Просто по историческому городу решения о реконструкции должны приниматься после комплексных научных исследований: архив, археологический зондаж и т.п. Причем приниматься коллегиально. Новые материалы? Что ж, согласитесь, это лучше даже на ощущения. Плитка вместо некачественного асфальта, евродвери, окна - среду-то в целом они не изменили, правда?

Сардаров: Конечно, город - это прежде всего среда, и она сама по себе ценна, потому что связана с жизнью многих поколений. Но! При обсуждении нового очень часто чувства возобладают над знаниями. Но эмоции - это обманчивая сфера: переведем разговор на эти рельсы, всегда ошибемся. Родился ребенок, родился он в панельном доме, и первые чувства, открытия - все связано у него с "панельной" средой, и теплые чувства он сохранит к ней на многие годы. Но панельное строительство отвергнуто наукой и общественностью как непрофессиональное и вредное здоровью человека. Что делать? Идти на поводу у чувств или все-таки следовать компетентному мнению? Или, как вопрошал ваш журналист в одной из статей "зачем разрушили пивную? Мы ходили туда с отцом после бани..." Да, понимаю, ностальгия, близкий человек... Но личные чувства критерием в архитектуре быть не могут. Критерием для определения различий между "стариной" и "старьем" может быть наука, которую мы все боимся, и которая у нас используется только для учебного процесса. На самом деле только эстетика дает знания, которыми можно оперировать при ответе на вопрос: ценно или не ценно? красиво или некрасиво? Кстати, в понятие красоты входит и момент старения, момент времени...

Между удобством и эстетикой

Корр.: А удобство - это научное понятие? Город вырос, на исторические ансамбли катастрофически давят его масса и энергия. С этим архитекторы должны считаться при реконструкции исторических ансамблей?

Чернявский: Процесс развития города остановить не может никто. Но реконструкция проспекта Скорины, сделанная по кускам, вырванным из общей концепции - пусть и в целях удобства, - приносит, по-моему, очевидно отрицательный результат. Например, навесы над подземными переходами около Нацбанка и ГУМа. Это - откровенно диссонирующие элементы в общей среде. Многие почувствовали, как вдруг изменилась среда, как сузилась перспектива.

Корр.: Как перед глазом неожиданно возникла преграда... Но ведь удобно: брызги от машин не будут теперь лететь на пальто, когда спускаешься вниз по ступенькам.

Чернявский: А за проезжей частью лучше надо бы следить: там на поворотах в асфальте вечно глубокие ямы, в них - вода... Конечно, навесы здесь вполне могли появиться, наш департамент не говорил категорическое "нет" - просто предлагали "Минскпроекту" еще и еще раз поработать над архитектурой.

Корр.: Но с вами не посчитались?

Чернявский: Совершенно не посчитались!

Юртин: Современный подземный переход должен быть абсолютно другим как внешне, так и внутренне. А здесь пошли по пути старому, изученному: накрыли переходы, но фактически ничего не решили. Подземное пространство должно быть эстетически яркой, комфортной средой, где человек не должен чувствовать себя угнетенно. Полы, светильники, высота подземного уровня, музыка, запах кофе... А что ж у нас? Навесы... А внутри пространство не решено ни функционально, ни эстетически. "Накрывки" - другим словом не назовешь - испортили эстетически целый квартал.

Корр.: Борис Олегович, работая со скверами на самой красивой, по-моему, нашей площади - площади Победы - вы, несомненно, эстетически улучшаете среду. Но есть и явные жертвы нового ландшафта: ради автомобильных стоянок выкорчеван кустарник.

Юртин: Природоохранный комитет природы прошелся по нашей реконструкции от первой до последней точки - мы не превысили своих полномочий. Однако проблема здесь в другом. На протяжении десятилетий никто профессионально не занимался эксплуатацией зеленого убранства площади. И весь зеленый материал либо перерос композицию, либо болен, заражен грибком.

Корр.: Но город, однако, вы взбудоражили сильно...

Чернявский: Реконструкция площади Победы - очень достойный проект. И все убедятся в этом, когда он будет полностью завершен. Волнения людей понятны - они хотели бы видеть мгновенный результат... Ну а стоянки? Проект просто учел подвижки в самой жизни: куда теперь без стоянок денешься? Они и так возникали на скверах площади - стихийно, а теперь все будет организованно.

Сардаров: Если уж говорить о нарушениях, то ошибка - это, конечно, не стоянки и не кусты. Серьезная ошибка была допущена гораздо раньше, при реконструкции в конце 70-х годов, когда из круглой площади (а люди так и называли ее - Круглая) сделали овальную, нарушив объем, контур пространства, созданного замечательным архитектором Заборским. Но тогда почему-то общественное мнение молчало.

Юртин: Теперь "волна" была громадной: как вы знаете, писали в газету и Администрацию Президента. И писали те люди в основном, окна которых выходят непосредственно на скверы. Я встречался с ними, объяснял, что ничего не делается самовольно, наш проект прошел всю цепочку: научные рекомендации, обследования, архивы. И что, кстати, в архивах выяснилось? 50 лет назад, когда закладывались скверы, бедная послевоенная страна не могла позволить себе осуществить все то, что задумали архитекторы. И потом снова, через десятилетия, в процессе реконструкции опять были потеряны некоторые авторские детали. И теперь мы как раз возвращаем исторической среде ее авторский облик. Но люди привыкли к прежнему и говорят: такого никогда не было! Откуда вы знаете? Я как профессионал ручаюсь: реконструкция скверов площадь не ухудшила. К тому же применяются красивые, дорогие материалы - хватит уже пользоваться недолговечной дешевкой.

Между "деликатесом" и традицией

Корр.: Да, иногда наши дилетантские, но искренние претензии трудно предугадать вам, профессионалам. Люди срастаются с внешней средой, и новое нередко возмущает наше сознание именно потому, что оно просто новое. Мы не готовы к архитектурным "деликатесам". Например, реконструированный бульвар на улице Ленина - фонтаны, литье, скамейки - все, заметим, в классическом стиле, в котором создана и лучшая часть проспекта Скорины. Тем не менее бульвар пока что режет глаз своим... богатством, излишеством, что ли...

Сардаров: Вот очевидный пример возобладания эмоций над эстетикой!.. Здесь сидит Игорь Мефодьевич, который был оппонентом в течение почти года работы над проектом. Не скрою, это дало взаимную пользу. Он, наверное, и теперь поддержит вашу точку зрения. Я же буду отстаивать свою. "Сталинская" архитектура - особый мир, вклад ленинградских и московских архитекторов в наш город. Мне изначально хотелось работать в их ключе, в стиле, в котором работали мои учителя - Парусников, Король, Заборский, Воинов. Но это желание накладывалось на новую функцию бульвара: он давно перестал быть тихим местом немноголюдного Минска. Теперь это - суперцентр, перенасыщенный движением, грохотом и шумом. Свою задачу я видел в следующем: сохраняя стиль, найти возможность для уединения человека. Отсюда арки, перекрытия, замкнутые пространства. Опять же будет новая зелень, она, естественно, станет выполнять свою функцию только через несколько лет. Вообще, ландшафтники, садовники - уникальные профессионалы. Они умеют отказываться от личных амбиций ради будущего: ведь полный результат их труда порой виден только через 20 - 30 лет.

Чернявский: Я объясню, почему было оппонирование к бульвару на улице Ленина. В новом проекте исчезли образы, которые закладывались в малые архитектурные формы этого бульвара при его строительстве в 1956 году. Сейчас получился бульвар 2003 года, автор которого - Армен Сергеевич Сардаров. Действительно, техногенная нагрузка на центр города выросла, и в архитектуре надо применять элементы, которые бы оградили от нее человека. Но новые элементы должны быть с учетом традиционных форм! Те же скамейки: новый материал, но образ хотелось бы видеть прежний. XXI век не может резко врываться в историческую среду. Хочется корректности... Не приходит же в голову реставраторам переписать что-то неудавшееся у Левитана или Рембрандта.

Локотко: Это довольно тонкий нюанс, что такое ансамбль и целостность исторической застройки. Мне кажется, что суть ансамбля - прежде всего в композиционном сочетании зданий, в их стиле и масштабе. Что касается элементов благоустройства... Липы давно выросли из масштабов композиции и разрушали целостность восприятия среды, а скамейки и фонари не были авторскими, а являлись элементами массового благоустройства тех времен. Я полагаю, автор пошел по правильному пути: бульвар не выпадает из архитектуры проспекта Скорины, а держится за общую нить стиля. Единый принцип, единая концепция - было бы разумно при реконструкции центра следовать им.

Между авангардом и музейной чопорностью

Корр.: Спасибо, вы очень плавно подвели к самому спорному, самому дискуссионному проекту, осуществляемому теперь в центре, а именно - благоустройство среды у Национального художественного музея. Единая концепция здесь не то что нарушена - дерзко вздыблена фонарями будущего. Автор, правда, говорит, что "прописана" только заглавная буква, судить о полном содержании задуманного рано, но и то, что есть, просто ошеломляет.

Белянкин: Это плохо?

Корр.: Это... неожиданно. Но и красиво.

Белянкин: Завтра к музею подъедет и припаркуется не 600-й, а уже 1000-й "Мерседес". Его дизайн еще и не так возмутит традиционную среду. Ну и что? Это плохо?

Локотко: Автомобиль - не объемный элемент.

Белянкин: Фонари тоже не объемные. Они - летящие космические тарелочки, которые не сразу и видны. Но контрапункт острый, верно. Я люблю современные, художественно активные и выразительные образы. Я архитектор сегодняшнего времени, не реконструктор, не реставратор, и стараюсь делать современную архитектуру. Я уважаю исторические архитектурные ансамбли, но если среда позволяет и не нарушается первоначальная авторская задумка, я всегда буду делать на контрасте времени. Собиралось два больших градостроительных совета - проект поддержали, отметили. Да, в старом контексте прозвучал новый художественный (дизайнерский) голос.

Корр.: Экстравагантно...

Белянкин: Вспомните Эйфелеву башню, стеклянные пирамиды Лувра, центр Помпиду в Париже! А суперсовременная крыша над старым рейхстагом в Берлине? Кстати, архитектор Бакланов, который проектировал музей, никаких осветительных мачт вообще не рисовал. Там поставили то, что ставили в 50-х повсюду, - то есть типовые фонари. И уж если на то пошло, Бакланову мои работы - а они всегда были в авангардном духе - нравились.

Сардаров: Виталий Степанович в нашей архитектуре - это Маяковский в поэзии. Или даже Велимир Хлебников.

Белянкин: Лучше - Маяковский... Я - за новаторскую архитектуру. Сила художника в том, чтобы предугадать, предчувствовать, что потребуется человеку через 50 лет и больше.

Чернявский: Г-н Белянкин работает на контрасте. Можно дискутировать по этому поводу. Иное дело налагать вето... Нет, просто я считаю, что архитектор, который работает с историческим материалом, должен научиться себя подчинять контексту. Вы говорите, был градостроительный совет. Правильно, в нем - мэтры, но архитектуры. Мы же - историки. И если сегодня предписания пожарной охраны выполняются беспрекословно, санэпидемслужбы - беспрекословно, то наши лишь вызывают дискуссию. И в конце концов все решают вкусы архитекторов. А должно следовать законодательству...

Локотко: Пусть даже на уровне подсознания, но надо ощущать, что любая архитектура творится в исторической среде - это объективная реальность, как небо над головой. Если ее учитывать, тогда суперновые формы будут взращены органично. Мы все недавно видели фотовыставку "Архитектура Японии", может быть, кто-то сам побывал в Юго-Восточной Азии, Индонезии - сегодня там города приобретают фантастический, невероятный облик, смело насыщаются конструкциями будущего.

Белянкин: То же и в Европе: перед многовековым замком стоят современные скульптуры. Или перед ультрасовременными зданиями - копии Родена. Диссонанс? Нет, подчеркивает и усиливает одно другим. Это то сочетание, которое, "возмущая" глаз, радует его. В Минске Лангбард поставил свой Дом правительства у костела. Плохо? Нет, мозаика времени - это самое прекрасное.

Локотко: Архитектура - искусство эмоциональное, сродни поэзии и музыке.

Вопрос вместо эпилога

Корр.: Благодарю всех за искренность, за компетентность и темперамент, с которыми вы вели беседу. Мы основательно "потоптались" по центру, рассеяв, как мне кажется, многие сомнения наших горожан. Но один важный - самый важный - объект так и остался не обсужденным. Это - площадь Независимости. Ее глобальная реконструкция приводит в замешательство. Дорога, огибавшая площадь, выпрямлена, и что же? Новая, разломив объем, лишила, по-моему, тем самым композицию целостности. Говорят, дорога должна вести к Храму. Новая дорога повернута от него и повисает в пространстве. Почему? Как? Что будет в результате? Ответов нет, потому что, к сожалению, к нам на "круглый стол" не пришел главный архитектор Минска Александр Иванович Чадович. Поэтому мои вопросы тоже повисают. Впрочем, надеюсь на эхо, которое донесет отголоски беседы главному зодчему столицы, и он найдет время для беседы с "СБ". Благодарю всех за внимание к нашей газете.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter